Берегись, Ангел!

Глава 40

Ангелика

Этот взгляд убивает. Дыру во мне прожигает, и приходится отвести глаза на тетрадь, надписи на которой теряются в пелене, становятся мутными и невнятными.

В этот момент мне жутко не хватает Макса рядом. Он не ответил ни на одно сообщение или звонок, а сегодня и вовсе перекочевал за последнюю парту к Пашке Луневу. Мне стало жутко неприятно, но я спокойно села на свое место, не обращая внимания на насмешки Вероники и ее подружек.

Круглов обиделся, и это вполне объясняемо. Жаль, что все вот так. Без разговоров оставил меня одну и делал вид, что увлечен предметом.

В грудь словно камень бросили, настолько обидно. До слез, которые нельзя показывать при этих стервятниках. Они ведь сразу заклюют.

Снова поднимаю глаза и вижу хмурого Дана, который за несколько секунд своего присутствия в классе заставляет ощущать себя еще гаже. Кажется, что сейчас он подойдет и выльет на меня очередную порцию насмешек.

Когда Аристов сдвигается с места, я замираю в ожидании, прекращая дышать. Плохо. Мне совсем плохо. Если он будет издеваться, то я не выдержу. Точно не выдержу.

Данияр приближается и небрежно бросает сумку на стол со стороны, где сидел Макс. Я вздрагиваю, а одноклассник спокойно жмет пару протянутых рук от его дружков и садится рядом со мной.

По спине мигом крадется неприятный когтистый страх. Зачем он это сделал?

Первое, что приходит на ум, быстро подняться и убежать, куда глаза глядят, но я сижу и даже вздохнуть боюсь от ожидания подвоха со стороны Дана.

Я не хочу опять облажаться…

Помочь хочу…

Нервно сглатываю, вспоминая его вчерашние слова, и руки начинают дрожать. Даже не пытаюсь вслушаться во фразы, которые отпускает Листовская, и тем более не обращаю внимания на перешептывания, прошедшие крупной волной по классу.

Левая сторона горит и покрывается мурашками одновременно. Когда все-таки вдыхаю, хмурюсь. Пахнет ванилью и сандалом, как у него в машине. Слишком знакомый аромат геля для душа. Моего геля для душа.

Появление учителя вызывает тишину, но неприятное чувство поселяется в районе груди и не покидает меня до конца урока. Аристов молчит, и тишина с его стороны пугает еще больше, чем повышенная активность.

Как только раздается звонок, я собираю свои вещи и пулей лечу из кабинета в коридор, боясь, что сейчас снова начнется мажорское веселье. Только тут вдыхаю полностью, а не урывками.

Дан выходит следующим и направляется ко мне. Сердце в пятки уходит, обратно, к горлу и на место. Глазами ищу путь спасения, а персональный мучитель приближается. Когда между нами остается несколько шагов, разворачиваюсь и влетаю в кабинет, где проходит занятие по английскому языку.

Надеюсь, что Аристов не войдет, потому что он этот предмет не посещает. Насколько я знаю, с английским у него проблем нет, вроде был за границей на курсах, и сейчас посещает уроки французского.

Еще несколько секунд стою на месте и смотрю на дверь. Не приходит. Я спокойно выдыхаю и сажусь на свое место. Макс и здесь меня игнорирует.

Обида давит с удвоенной силой, и я в какой-то момент порываюсь поговорить, но вовремя себя обрываю. Если не подходит, то не хочет слушать. Половина слов учителя пролетает мимо, но я расслаблена, а вот потом…

Литература и любимый русский язык проходят в жутком напряжении, ведь по левую сторону сидит Аристов. Кажется, его не смущает, что на нас открыто пялятся. Пашка Лунев пару раз показывает какие-то непонятные фигуры из пальцев, и я отворачиваюсь. Листовская фыркает и щурится, словно я отобрала у нее кусок вкусного пирога.

— Зачем ты это делаешь? — Шиплю, не выдерживая, потому что Данияр точно не собирается сдвигаться с места.

— Что? — Брови Аристова взлетают вверх, и он отрывает взгляд от телефона. — Слушай, Цветкова, если тебя не интересует курс валют и новости в мире, то это твоя проблема.

— Я не про новости. — Сжимаю ручку, ощущая, что щеки горят от того, как Данияр рассматривает меня, находясь слишком близко, и мне это не нравится.

— А про что?

— Зачем ты сел сюда?

— Захотел и сел. — Пожимает плечами, возвращая свое внимание телефону, пока я нервно покусываю губу. — Да, успокойся ты, Цветкова, а то от шумной работы твоих извилин не могу сосредоточиться.

— Может, ты вернешься на свое место. — Предлагаю с гулко бьющимся сердцем, на что Аристов тяжело вздыхает, поворачивается, наклоняется к моему уху и шепчет:

— Нет.

Кожа в превращается в пупырчатый материал от того, как горячее дыхание касается ее. Разговор на этом прекращается, ведь начинается урок. Я не могу сконцентрироваться из-за Дана, который будто нарочно старается задеть меня рукой, даже пару раз роняет ручку, опускаясь вниз и лишний раз касаясь ног.

Вот зачем он это делает?

Я чувствую себя букашечкой, которую принесли детям в песочницу, чтобы они поглазели, а после поотрывали ей лапки. Ужасно…

Алина Мартыновна, как и одноклассники, бросает странные взгляды в нашу сторону. Еще бы!

Аристов снова выделился своей выходкой, но что еще хуже, Макс видит и молчит. Даже не смотрит на меня, будто ему вовсе не интересно, что происходит вокруг.

Я считаю минуты до звонка, и когда он раздается, поднимаюсь и собираю вещи. В кармане пиджака вибрирует телефон, который я не спешу доставать.

По классу прокатывает волна смеха и улюлюканья. Все смотрят на меня.

Дан неспешно собирается, а я лезу за телефоном, молясь, чтобы насмешки и вибрация смартфона не были взаимосвязаны.

Руки дрожат, когда вижу сообщение в чате класса.

Для меня весь мир завис в этот момент. Одно нажатие на экран, и самообладание рушится, словно карточный домик.

Только этого мне не хватало…