Пип-шоу

Глава 32

Майлз

Пустота (сущ.) — пустое место, отсутствующая часть.

Закончив с фотографиями, я развесил их и оставил сушиться. Вышел из комнаты, чувствуя себя немного лучше, хотя мое сердце колотилось от беспокойства, а в носу стоял смрад этой крошечной, захламленной комнаты. Я до сих пор не понимал, почему я подвергаю себя такому испытанию, находясь там. Это разрушало меня, и я чертовски ненавидел это, но не мог оставаться в стороне. Это было похоже на мой собственный гребаный крест, который я должен был нести всю оставшуюся жизнь.

Когда я вошел в гостиную, то почувствовал головокружение и внезапную слабость и прижался к дверному косяку. Моя голова кружилась, колеса вращались быстрее, чем когда-либо, когда я пытался сосредоточиться на чем-то, кроме своего неустойчиво бьющегося сердца.

Я чувствовал, что это произойдет, еще до того, как это случилось, волна тошноты и паники смешались в убийственный коктейль, который грозил взорвать мою голову. Чувствовал, как страх накатывает волнами, омывая мое тело с тошнотворной скоростью и заставляя меня рухнуть на пол.

Но я держался, заставляя свое тело не двигаться, оставаться на месте и подчиняться разуму. Я использовал все приемы, которым меня научила доктор Хелен, отчаянно пытаясь сделать то, что она сказала, и успокоить свое тело, отвлечь его от срыва, который оно, казалось, намеревалось устроить.

Мне было физически плохо, желчь поднималась в горле и грозила пролиться на безупречный пол передо мной.

Отключившись, я почувствовал, как моя душа покидает мое тело и парит, наблюдая за тем, что делает мое тело, как будто не был частью действий, происходящих на моих глазах.

Я наблюдал, как падаю на колени, упираясь ладонями в пол, и испуганные рыдания слетают с моих губ, когда я тяжело задышал, пытаясь успокоиться, пытаясь сделать глубокие вдохи, вспоминая слова доктора Хелен. Просто дыши. Дыхание — это контроль. Вдыхай воздух, выдыхай воздух, снова и снова, просто сосредоточься на этом так долго, как только сможешь.

Вот только это не помогало. Я был в панике, мое тело слишком остро реагировало на стресс извне, отчаянно борясь с врагами, которых даже не было. Тяжело дышал, брызгал слюной и задыхался в своих отчаянных попытках позвать на помощь, одновременно наблюдая за всем этим под потолком, нахмурив брови и скрестив руки перед собой, сердито глядя на себя, не в силах понять, почему мое тело не выполняет простейшие инструкции.

— Помогите! — позвал я, но получилось не так, как надо, это было просто отчаянное карканье.

Я чувствовал, как паника просачивается сквозь мои поры, заставляя комнату вонять отчаянием. Я был совсем один, то, ради чего так старался, но теперь это казалось самым страшным из всего, что было.

Ползая по полу, я подтащил себя к дивану и попытался подтянуться, но мои движения были неуверенными, ноги едва выдерживали мой вес. Я рухнул на диван и тут же пожалел об этом: мягкая белая кожа прилипла к моей коже и напомнила мне о том, насколько я уязвим.

Паника и абсолютная покорность своему страху были худшими из всего, что я когда-либо испытывал.

Да, у меня и раньше были приступы паники, но ничего подобного этому. Ничего такого безумно, бл*дь, интенсивного, когда я абсолютно точно знал, что это будет мой конец, и я, бл*дь, умру вот так, в полном одиночестве, и никто меня не вспомнит.

В моем воображении возникло ее лицо, красивая линия упрямой челюсти, вызывающая желание провести пальцами по скулам, коже, пухлым губам. Но я не мог вспомнить ее имя. Все, что имело значение, — это ее лицо, и я изо всех сил старался запомнить каждую деталь ее красоты, как будто только это могло меня спасти.

Я вспомнил ее губы. Нижняя губа, слегка больше верхней, полная и пухлая. То, как ее идеальные зубы впились в нижнюю губу, заставив ее потерять яркий цвет, как будто она готовилась к тому, что я погружусь в нее. Предвкушение в ее прекрасных глазах. То, как ее темно-каштановые волосы ниспадали по спине; то, как ее загорелая кожа покрывалась мурашками каждый раз, когда я оказывался рядом с ней. Как она ощущалась под моими пальцами, нежная, сладкая и шелковистая. Я хотел попробовать ее на вкус. Но ее не было рядом. Я был совершенно и абсолютно один.

— Помогите! — закричал я снова, и на этот раз мой голос не был таким тихим или надломленным.

Моя душа как магнитом тянула меня обратно в тело, но я всеми силами сопротивлялся этому, предпочитая наблюдать сверху. У меня были галлюцинации, я, бл*дь, видел вещи, которых даже не было, и я ненавидел себя за это. Ненавидел то, что был так чертовски уязвим, что рушился сам по себе, что я даже не мог подняться с дивана и позвать на помощь. Я был в гребаном беспорядке, и смущение затопило мое тело вместе с абсолютным, конкретным стыдом за то, что происходило.

Ты мужчина, Майлз, — вспомнил я горький голос. Веди себя как мужчина! Будь лучше своих родителей! Не поддавайся! БУДЬ ЛУЧШЕ!

Вот только я не мог, потому что это дерьмо подложили мне в кроватку, когда я был еще гребаным ребенком, словно фея посмеялась над человеком, которым я мог бы стать, и наказала меня, вместо этого, вывалив на меня, как на младенца, все дерьмовые вещи, которые только могла придумать. Может быть, у меня и был шанс стать нормальным, но это было очень давно, и, как и все остальные, я знал, что теперь обречен. В конце концов, именно по этой причине все остальные отказались от меня. Мне было суждено умереть в одиночестве.

Я стащил себя с дивана, внезапно не выдержав тепла кожи и света над головой. Вернулся в свое тело и пожалел об этом в ту же секунду, как понял, насколько это на самом деле бесполезно.

Я держался на ногах так твердо, как только мог, и подбадривающе разговаривал сам с собой, пытаясь дотащиться до своей спальни.

Один шаг, два шага, три шага, оставайся в своем теле, сохраняй свой разум сильным, держи демонов на расстоянии, и просто… Продолжай. Бл*дь. Двигаться.

Мне нужно было достать свои лекарства, транквилизаторы, которые я принимал на случай, если дела пойдут так же плохо, как в тот момент. Я отчетливо помнил ярко-оранжевый полупрозрачный флакон с лекарством размером с лошадь, стоявший на моей тумбочке. Мне нужно было только добраться до него. Как только я приму таблетку, то снова почувствую себя в порядке. Я буду в безопасности. Буду в порядке. Пусть даже ненадолго.

Но ставить одну ногу перед другой было гребаным испытанием. Задача была настолько нелепо трудной, что казалось, будто я пытаюсь взобраться на Эверест. Мои руки и ноги тряслись, и я был в ужасе от всего, каждый звук и дрожь усиливались, пока в моей голове не остался звон и пульсация после них.

Наконец, я достиг порога своей спальни. Зашел внутрь, смятые простыни напомнили мне о том, что было в ее комнате, ее тело тесно прижалось к моему. Я понял, как сильно она была мне нужна. Как сильно хотел, чтобы она была рядом со мной. Я отчаянно нуждался в этом, цеплялся за мысль о ней, за мысль о ее ресницах на щеках, каждой, ярко выраженной, темной и густой на фоне ее кожи. Этот образ укоренился в моем сознании, пока я не мог думать ни о чем другом, одержимый мыслью о ней, о девушке, единственной, что удерживало меня от падения в пропасть, перед которой я стоял.

— Пожалуйста, помоги мне, — сказал я.

Но мои ноги отказались двигаться дальше, и я рухнул, как упавшее дерево, ударившись конечностями о пол. Это было то, что я больше всего ненавидел в своем состоянии, — пронизывающее до костей беспокойство и приступы паники, которые могли случиться в любую минуту. Я чувствовал, что это произойдет, но иногда они приходили совершенно неожиданно и заставляли меня чувствовать себя вполне способным человеком, живущим в теле, которое просто ни хрена не работает.

Я сидел на полу, прижавшись спиной к твердой древесине, и заставлял себя продолжать дышать, зная, что если остановлюсь, то начну терять сознание. Это было все, что мог делать, единственное, на чем мог сосредоточиться. Не было ничего другого, кроме вздымающейся и опадающей груди, бухающего сердца и панических глотков воздуха, когда снова пытался удержаться в своем теле.

Я хотел закричать, но не вышло ни звука, что напомнило мне о кошмарных снах, которые видел в детстве. Я боялся, так чертовски боялся, и все, чего хотел, это чтобы девушка, чье имя я не мог вспомнить, пришла и помогла мне.

Мысленно я убеждал себя, что все будет хорошо, если только она снова появится, с ее яркой улыбкой, губами цвета жвачки и сияющими глазами. Пока она рядом и заботится обо мне, я буду в полном порядке. Но она ушла, черт возьми, ушла, и я остался один.

Я не мог пошевелиться, мое тело отказывалось делать то, что пытался сказать ему мой разум. Перед моими глазами промелькнула вся моя жизнь, и я почувствовал, что мой конец наступит прямо здесь, на полу моей собственной спальни. Мне казалось, что я умираю, и даже пахло смертью, когда поднял глаза и понял, что оставил маленькую комнату открытой, вонь и мусор вывалились в коридор.

Застонав, я попытался сосредоточиться на чем-нибудь, на любой гребаной вещи, чтобы отвлечься от ужасного сжатия в груди. Но ничего не получалось, и оставалось только ждать, когда все закончится. Я пытался напомнить себе, что все закончится, как это обычно бывает, через пару минут. Но это не помогло, я чувствовал себя, как гребаный неудачник.

Что за мужчина не может даже выйти на улицу, чтобы помочь женщине, не упав при этом в обморок дома?

Что за мужчина был настолько напуган, настолько еб*нутым, что не мог справиться даже с повседневным занятием для любого другого человека?

Что я был за гребаный мужчина, если я вообще был мужчиной?

Глубокая ненависть, которую я испытывал к самому себе, пылала во мне, как злобный огонь, но я не мог ее остановить. Пламя распространилось, осторожно лизнув мои лодыжки, прежде чем окутать меня пеплом и дымом. Я был беспорядком, гребаным беспорядком, и Бебе меня не заслуживала.

Бебе.

Бебе.

Я вспомнил ее имя… Ее милое, красивое имя, которое так идеально ей подходило.

В уголках моих глаз появились слезы, когда я осознал это.

Единственное, что мне оставалось делать, это убираться к чертовой матери. Убраться как можно дальше от нее, пока я не испортил ее жизнь так же, как испортил свою собственную. Мне нужно было уйти, нужно было отдышаться. Нужно было позволить ей жить своей жизнью, чтобы я мог тратить свою на ванны с антисептиками и одноразовый секс.

С огромным усилием я поднял себя и подошел к шкафу. Достал чемодан, который купил много лет назад в надежде, что покупка побудит меня поехать в отпуск. Но шансы на это были ничтожны.

Но одно оставалось верным — Бебе будет лучше без меня. И в кои-то веки этот чемодан наконец-то пригодится. Я уйду от нее, уйду от того беспорядка, в который я ее превратил.

Зная, что никогда себе этого не прощу, я начал собирать вещи. Но целая жизнь в ненависти к себе была лучше, чем годы разрушения жизни Бебе, пока она наконец не поймет, насколько несчастна со мной. Возможно, она еще не знала этого, но она не хотела, чтобы я был в ее жизни. И именно я должен был очистить ее от своего беспорядка.