Параллельная мифология

Сократ о греко-римской загробной жизни

Из речи Сократа, приговоренного к смерти:

Более того, отсюда мы можем сделать вывод о существовании великой надежды на то, что смерть есть благословение. Ибо умереть означает одно из двух: либо умерший исчезает полностью и лишается всяких ощущений; либо, как утверждают, происходит определенная перемена и перемещение души из одного места в другое. И в случае, если это лишение всех ощущений, как бы сон без сновидений, то смерть должна быть чудесным даром. Ибо я считаю, что если некто, избрав ночь, в которой он спит таким глубоким сном, что не видит сновидений, и сравнив эту ночь со всеми- прочими ночами и днями своей жизни, захочет сказать, что за свою жизнь он провел множество ночей гораздо лучше и приятней этой, то, по моему мнению, не только простой человек, но даже великий царь вынужден будет признать, что их все же было куда меньше, чем других ночей и дней. Если, следовательно, смерть именно такова, я скажу, что это приобретение: ибо все будущее, таким образом, представляется не более чем единой ночью.

Но если, с другой стороны, смерть — это переход отсюда в другую область и если верно говорят, что все мертвые попадают туда, то что может быть более великим благословением, чем это, судьи мои? Ибо если человек, прибыв в Аид и освободившись от тех, кто претендует быть судьями, найдет там истинных судей, которые, как говорят, вершат там правосудие, — Миноса и Радаманта, Эака и Триптолема и прочих полубогов, которые были справедливы при жизни, неужели это будет печально? Какую бы цену вы отказались заплатить за разговор с Орфеем и Мусеем, Гесиодом и Гомером? Мне даже самому хотелось бы умереть, если это правда. Ибо путешествие туда для меня было бы восхитительным, если я смог бы встретиться с Паламедом, и Аяксом Теламонидом, и другими людьми древности, которые умерли по несправедливому приговору. Сравнить их страдания с моими, я считаю, было бы не так уж неприятно.

Но величайшим наслаждением было бы для меня проводить время в расспросах и изучении обитающих там людей, подобно тому, как я делал здесь, и распознавании, кто из них мудр, а кто лишь пытается казаться мудрым. Какую бы цену, судьи мои, вы отказались заплатить за возможность расспросить того, кто вел могучее войско против Трои, или Одиссея, или Сизифа, или десять тысяч других мужчин и женщин, которых можно было бы упомянуть? Тех, беседовать и общаться с которыми, тех, кого расспрашивать было бы непостижимым счастьем. Ясно, что тамошние судьи не осуждают за это на смерть; ибо во всех отношениях те, кто живет там, более счастливы, чем живущие здесь, и вдобавок бессмертны — если, конечно, то, что об этом говорят, истинно.

Поэтому вам, о судьи мои, следовало бы питать добрые надежды на смерть и размышлять об этой истине — о том, что для доброго человека нет ничего дурного ни в жизни, ни в смерти и что боги склоняют слух к его заботам. И то, что постигло меня, произошло не случайно;.нет, совершенно ясно, что умереть сейчас и освободиться от моих забот для меня лучше всего. Поэтому предупреждение никак не изменило моих поступков; и я не таю злобы против тех, кто осудил меня, и против моих обвинителей, хотя они осуждают и обвиняют меня не по этой причине, а чтобы причинить мне вред; и за это они заслуживают упрека.

…Но пришло время расставаться: мне — умирать, вам — жить. Но кому из нас будет лучше, известно одному лишь богу.