Убийство на шабаше

***

Голди легко очаровала бы жителей Хисшира, но все они болтали лишь о ее «неправильных глазах» и постоянно расспрашивали, как так вышло, уж не проклятье ли на ней? Родимое пятно было признано странным и подозрительным. Спрятать его так и не удалось. Голди шутила и смеялась над своими особенностями, но Беата видела, что это давалось ей с трудом. Тогда она запустила слух, что подобные знаки — признак сильной ведьмы, которую Калунна призвала издалека для службы себе. Деревенские тут же прекратили болтать и начали относиться к Голди с боязливым уважением. В благодарность та взяла на себя львиную долю обязанностей Беаты, позволив ей немного передохнуть и поваляться дома, в обнимку с кошками. Голди общалась с приезжими из Морланда, охотно колдовала в компании Валери и учила ее новым заклинаниям. А еще взялась организовать обещанный шабаш, облюбовав симпатичную полянку в лесу. Похоже, страха перед демоном у нее не осталось. Она чувствовала себя в новых обстоятельствах как рыба в воде. Почти. Беата иногда замечала прорывающуюся в ней нервозность, но не знала, что с этим можно было сделать. Голди приходилось скрывать слишком многое, но правда погребла бы ее под собой, как лавина. И Беата хранила ее темные тайны, успокаивая, подбадривая и защищая, как могла.

Ошибки и дурные поступки, совершенные в прошлой жизни, должны были в ней и остаться. Беата не для того воскрешала своих мертвых подруг, чтобы они передрались из-за козней демона, задурившего маленьким девочкам головы.

У нее же возникла очередная проблема.

Чем ближе была дата шабаша, тем сильнее Джеральд напрягался. Он вел себя идеально: был предупредителен и услужлив, отчаянно старался в постели, ни слова дурного не сказал о Голди, Адалинде и Валери. Но все это было подчинено одной-единственной цели.

— Беата, не ходи на этот чертов шабаш. Прошу тебя. Останься дома, — попросил он ее одним теплым летним вечером.

Она обреченно вздохнула.

— Джеральд, милый, расслабься: там не будет голых мужчин. И одетых тоже. Голди тебя просто дразнила.

— Я видел шабаш в одном из снов о тебе, — он упрямо мотнул головой, — я знаю, как они проходят. Ты станешь плясать, скинув одежду, а потом выберешь себе любовника, оседлаешь и будешь иметь, пока он не свалится без сил.

Беата покраснела.

— В этот раз такого не будет, Валери слишком юна для подобного. Мы будем болтать и колдовать, вот и все.

— Почему бы просто не идти туда?

— Потому что я хочу пойти. Изменять не буду. Успокойся.

— Беата, я люблю тебя.

— Я знаю.

— Так почему ты не можешь выполнить мою просьбу? Пусть эти чертовы ведьмы пляшут сами и снова болтают обо мне гадости. Мне все равно, главное, чтобы ты этого не слушала. Они опять настроят тебя против меня.

Беата едва не зарычала.

— Никто никогда этого не делал, уймись уже! В детстве ты вел себя как дурак и потому мне не нравился! Сейчас ты продолжаешь дурить, но я люблю тебя, и ничьи слова не заставят меня разлюбить. Кроме твоих собственных слов и поступков.

— Да почему, черт побери, ты не можешь одну ночь провести дома?! — не выдержав, закричал Джеральд. — Разве я часто о чем-то прошу? Разве не исполняю все твои капризы? Что мне сделать, чтобы ты не шла туда?!

Беата подавила гнев и глубоко вздохнула.

— Ничего. Ты сам выбрал в жены ведьму. Сам и живи с ней. Или иди к Калунне, расторгни наш брак и найди себе в Морланде домашнюю клушу, которая будет встречать тебя горячим ужином и исполнять все твои требования.

— Никогда, — зло ответил Джеральд.

— Тогда терпи и мучайся, — холодно ответила Беата.

Она встала и покинула дом. Идти к девочкам в таком настроении не хотелось, так что Беата зашагала прямиком к вересковым пустошам. Солнце садилось, и она устроилась прямо на земле, прогретой им за день. Залюбовалась бескрайними просторами и морем сиреневых, розовых и лиловых цветов. На сердце было тоскливо.

Ее одолевали сомнения. Правильно ли она поступила? Запреты от мужчины в браке — бред несусветный, насколько же нужно не уважать себя, чтобы им подчиняться? Но с другой стороны, Джеральд мучился и чувствовал себя нелюбимым ею, а это было не так. Сам виноват, дурак, но жалко же его! Может, стоило один раз поддаться и не пойти на шабаш? Но тогда подобная история повторялась бы каждый раз при любом подобном случае. Замкнутый круг какой-то.

— О чем грустит моя маленькая рыжая жрица? — Калунна незаметно присела рядом.

— Да так, о всяких глупостях, — пробурчала Беата, прижимаясь к ее теплому боку, — я думала, ты не замечаешь гостей, которые не зовут тебя.

— Обычно так и есть, но ты — исключение. Тебя я чую всегда. Хочешь на ручки?

— Нет! Не надо! Спусти меня на землю, а то я кусаться начну!

Калунна рассмеялась и схватила Беату в охапку, окутывая ее лиловой дымкой верескового дурмана. Чмокнула в макушку.

— Кусайся.

Беата, силящаяся вырваться, подозрительно ощупала ее мощные руки. Со стороны они казались человеческими, но на ощупь напоминали львиную шкуру, с литыми мышцами под ней. Такую, пожалуй, не прокусишь. Без зубов останешься.

Калунна вела себя так нечасто, но регулярно. Беата вызывала у нее какие-то странные приступы умиления и хозяйской любви, особенно когда нервничала. Хотя Калунне ничего не стоило успокоить ее, не прикасаясь, она предпочитала хватать свою главную жрицу и тискать, как любимого питомца.

— Почему бы тебе не завести настоящую кошку? — возмущенно засопела Беата, повиснув в ее руках. — Говорят, гепардов легко приручить. Они бы потрясающе смотрелись рядом с тобой. Красиво, атмосферно. Величественно.

— Не хочу гепарда, ты лучше, — отозвалась Калунна, — для Джеральда ты тоже дороже любой женщины, даже идеальной. Но его терзает страх потерять тебя, а похитительницами он видит твоих подруг. В сказках ведьмы всегда зачаровывают и уводят дорогих людей. Благородные рыцари спасают у них своих принцесс.

— Он слишком большой, чтобы верить в сказки. Как убедить этого дурака, что я люблю его, но при этом пойти на шабаш?

— А ты подумай немного. Ты же у меня умница. Но если не придумаешь, я подскажу.

Беата затихла и расслабилась. На руках у Калунны стало тепло и удобно. Вересковая магия скользила по коже, словно аромат самой жизни и ее колдовства. Беата некоторое время смотрела на закат, а когда солнце зашло за горизонт, закрыла глаза. Ровное дыхание Калунны и тепло ее тела убаюкивало. Беата едва не задремала и на грани между сном и явью увидела нужное решение.

— Придумала. Только мне понадобится твоя помощь, — сообщила она, открывая глаза, — заглянешь к нам на шабаш, вечно юная и великолепная богиня вереска?

— Загляну, маленькая подлиза, — усмехнулась Калунна, — и даже поколдую для тебя. Твоя вера в меня сладка, как вересковый мед. Четыре праздника в год — кто бы еще придумал для своей богини такое? Ты умеешь быть благодарной. Кстати, твой муж идет сюда.

Беата вздохнула.

— Можно, я еще тут посижу?

— Можно, но тогда он тоже будет сидеть у моих ног и ждать, когда ты слезешь. Без тебя он отсюда не уйдет.

Джеральд приблизился и склонил голову.

— Приветствую, о Калунна. Я искал Беату.

— Мы пойдем, — сказала та, и вересковая богиня бережно спустила ее на землю, — спасибо, что успокоила.

— Доброй ночи, моя рыжая жрица. Доброй ночи, охотник.

— Доброй ночи, о Калунна.

Они покинули вересковые пустоши и вернулись домой.

— Ты голодна? Я сходил в трактир за едой.

— Молодец, — невесело хмыкнула Беата, — садись, я сама накрою на стол.

— Зачем?

— Затем, чтобы ты не смел думать, что жена тебя не любит. Готовить не буду, но накормить накормлю.

Губы Джеральда дрогнули в улыбке.

— Я думал, ты пошла просить разрешения превратить меня в жабу.

— Оно мне не нужно. Захочу — превращу. Но я придумала компромисс, на который готова пойти, чтобы унять твои тревоги. Исключительно потому что люблю тебя и не хочу, чтобы ты страдал.

— А как же «терпи и мучайся»?

— Я передумала. Ты мне больше нравишься бодрым и счастливым. Ты когда-нибудь бывал на шабашах ведьм?

— Нет, конечно.

— Значит, побываешь. Но если тебя оседлает кто-то кроме меня — пеняй на себя.