Молчаливое море

— Я был у мамы единственным сыном, — невесело отшучивается Костров. — Все боялся привести плохую сноху, пока не вышел в тираж.

— А вернее всего, вы типичный эгоист, лишних забот боитесь, вот и живете современным Печориным... Впрочем, — неожиданно смягчается Камеева, — многим такие мужчины нравятся. Ведь мы, женщины, в душе все княжны Мери...

Часов в одиннадцать Костров прощается. Пустынными улицами выходит к набережной. Безветренно. Каштаны на берегу застыли, будто театральные декорации. В дегтярно-черной воде вздрагивают тусклые отражения уличных фонарей. Темными провалами окон смотрят на редких прохожих дома. Городок рано ложится спать. Зато на противоположной стороне бухты гулко стучат дизели зарядовой станции, моргают автомобильные фары. Как обычно, там кто-то бодрствует.

Костров — единственный пассажир рейсового баркаса, команда которого ходит с заспанными глазами (видать, сумели прикорнуть в перерывах между рейсами). Но Кострову не хочется спать. Добравшись до общежития, он включает настольную лампу и достает из шкафа потертую клеенчатую тетрадь, подругу его одиноких вечеров.

Его записки нельзя назвать дневником. Он делает их под настроение, от случая к случаю, перемежая день нынешний с днем минувшим, с черновиками стихов и другими набросками, понятными лишь ему одному. В трудные дни его жизни возникла эта потребность доверить свои мысли бумаге, а с годами стала неистребимой привычкой. Изредка перечитывая тетрадь, он чувствует не сравнимое ни с чем волнение, словно получил командировку в собственную юность...