Я живу в октябре

В первый раз я ничего не понял – от её волнения и моего напряжённого желания прочувствовать «всё и вся» толку было мало. Но ко второму разу мы успели договориться, что мы никуда не спешим и будем просто слушать наше дыхание – оно задавало ритм, позволяло настроиться друг на друга. Ещё несколько месяцев спустя я вдруг осознал, что очень хорошо различаю переход Риты и Павлика. Раньше они словно сливались в единое целое, а теперь на несколько секунд я отчётливо слышал их раздельное дыхание, их отличное друг от друга сердцебиение.

– Какой же, наверное, кайф, – сказал я однажды Ритке. – Жить в одном месяце и вместе уходить обратно.

– Думаешь? – с сомнением протянула она. – Когда ты провожаешь нас, то словно остаёшься на берегу, а если вместе, значит, мы плывём в разные стороны, к разным берегам.

За время нашего эксперимента Павлик исчезал лишь единожды и то без последствий. У меня зародилась смутная надежда, что, если мы будем продолжать наше сближение, то на этом выкрутасы могут и закончиться. В конце концов, сын рос полноценным здоровым мальчиком, разве что говорить стал чуть позже нормы, но это вполне объяснялось отсутствием постоянного круга общения.

У меня складывалось ощущение, что мы втягиваемся в (насколько это возможно) нормальную колею семейной жизни. И, как это часто бывает, тут же произошло событие, заставившее меня опять переживать.

Как-то посреди моего цикла в один дождливый вечер ко мне постучали.

– Меня зовут Глеб Иванович, – представился пожилой мужчина. Он был одет в потёртый кожаный плащ, с которого стекала вода. Мне особенно запомнились вислые седые усы на его худом морщинистом лице. Такие показывают в фильме у казаков навроде Тараса Бульбы. Вид у казака был усталый.

– Я представитель Темпорального Дозора. Временно исполняю обязанности по октябрю 2006 в Москве. Можно войти?

– Временно? – только и нашёлся я, что спросить.

Глеб Иванович принял это за приглашение и шагнул за порог.

– Позвольте? – он знаком показал на вешалку.

Я покорно отступил. Казак неторопливо снял мокрый плащ и аккуратно повесил. Под плащом оказался старенький пиджак с невнятно блистающим значком. Глеб Иванович по-стариковски огладил волосы и сказал:

– Мне нужно поговорить, Александр Григорьевич.

– Можно просто Алекс, сказал я.

– Тогда зови меня Глеб, – согласился казак, переходя на ты. – Чайку бы? Ехал издалека, из-под Тулы.

– На машине?

– На мотоцикле, – ответил Глеб и зачем-то добавил: – с коляской.

– Понятно, – сказал я. – Ну, пошли на кухню, Глеб.

– Если найдётся коньячок в чай, буду счастлив, – сказал он, устраиваясь на табуретку.

– Есть бальзам, спиртовой.

– Тоже можно, – с достоинством склонил голову Глеб. – Я к тебе по какому делу… Ребятёнок у тебя появился.

– Так, – протянул я.

– Во-первых, разреши поздравить. Дело хорошее.

– Спасибо. А во-вторых?

– А, во-вторых, мне поручено опросить тебя о деталях вашего… ммм… случая.

– Кем поручено?

– Начальством.

Я налил чай и щедро сдобрил бальзамом.

– Благодарствую, – сказал Глеб, – разглаживая усы. – Ты не бойся, Алекса. Дозор хочет защитить.

Имя моё он странно коверкал, но я не возражал. Неприятнее было, что речь зашла про защиту. В голове у меня всплыл невнятный киношный образ рекэтиров, которые приходят с благородной миссией по защите бизнеса. Впрочем, образ благополучно разбился о деревенский видок казака.

– От кого защитить?

– Это секретная информация, – заявил Глеб, припадая к чашке.

– И ты мне не скажешь?

– Почему? – удивился он, причмокивая. – Долей-ка бальзамчику. Хороший он у тебя. Как называется-то?

– Рижский.

– Ага-ага. Я вот тоже самогон варю, но это другое… Где покупаешь?

– Не знаю. Привезённый вроде. Неважно. Что там с секретом-то?

– По нашей информации, – официальным тоном сказал Глеб. – Несколько сект считают твоего сына предтечей светопреставления.

Видя моё недоумение, Глеб добавил:

– Ну, антихристом, так понятнее?

– Объясни толком.

По словам дозорного выходило так, что в подлунном мире есть ряд живучих легенд о конце времён. В каждой из них главным действующим лицом становиться потомство хомо новусов. Дитя, получившее возможности родителей, разрушит само время. Но если проклятое дитя будет уничтожено, то апокалипсис можно и отложить. Рассказывал он это короткое послание битый час. Видимо, вызубрить, как делали почтовики либо не успел, либо не мог в силу возраста и здоровья. Поэтому Глеб пытался пересказать всё своими словами, но поскольку сам некоторые термины понимал плохо, то получалась каша. Винить мужика не хотелось, Он получил задание и старательно исполнял его.

– А Дозор верит в эти легенды?

– Мы же не язычники какие-нибудь, – удивился Глеб. – Дитя-то при чём?

– Ну да.

Рассказывать о необычностях поведения Павлика я, естественно, не стал.

– Кому известно о ребёнке?

– Моим друзьям, – пожал я плечами. – Хотя Нелька предупреждала меня, что болтать не стоит.

– Правильно, – Глеб поднял указательный палец вверх.

– А Дозор откуда узнал?

– Слухи докатились, – уклончиво ответил Глеб. – Поэтому рекомендуем – болтовню прекратить. В полнолуние держаться вместе. К вам приставят охрану, но незаметно.

– Тебя?

– Не, – усмехнулся Глеб. – Какой из меня телохранитель. Годы уж не те. Но смотреть будут, уж поверь. Меня специально вызвали, чтобы местных дозорных ты в лицо не знал. Так правильнее, поверь.

– Зачем это Дозору?

– Как это? – удивился Глеб. – А для чего мы ещё нужны? Защитники мы. Сам подумай – если сумасшедшие будут творить, чего хотят, то это какая жизнь-то будет?

Я кивнул. Глеб Иванович, во всяком случае, явно верил в то, что говорил. «Надо бы с дядей Кешей пообщаться», – подумал я. Он поближе к этим конспираторам будет.

– Что мне нужно делать?

– Дитя одного не оставлять, разговоры прекратить, – загнул пальцы Глеб. – Посторонние вами интересовались?

– Вроде нет.

– Никаких странностей не замечал?

– Нет, – уверенно соврал я.

Мне показалось, что казак недоверчиво усмехается, но оказывается, он просто приглаживал усы.

– Телефончик запомни.

Глеб выложил передо мной бумажку с аккуратно написанными цифрами.

– Если что подозрительное, сразу звони, – сказал дозорный. – Поможем, чем сможем.

***

Посоветовавшись с Коршуновым, я решил рассказать об этом разговоре Ритке. Сам Коршунов отнёсся к произошедшему спокойно. Единственно, что попросил повторить номер телефона.

– Попробую пробить телефончик, – сказал он. – На всякий случай.

Сама история его вроде не особенно и впечатлила.

– Это Дозор, Алекс. Их девиз – лучше перебдеть, чем недо… Ну ты понял. Всякий по-своему проводит вечность. Кто-то детей рожает. А кто-то охраняет их от заговоров, реальных или нет.

Ритку во всей этой истории заинтересовало только, откуда Дозор узнал обо всей этой истории.

– Ты Барри не проговорился?

– Нет.

– Уверен?

– Не превращайся в Нельку. Тебе не идёт.

– Фрр… Погуляй лучше с Павликом. У меня хотя бы один выходной будет.

Малыш активно ходил, требовал много внимания, Ритка с ним очень здорово уставала, а у Нельки, видимо, ослабел заряд заботы. Она по-прежнему приезжала каждый месяц, но только на неделю –– максимум две.

– Ты себя нормально чувствуешь?

– Слабость, – поморщилась Рита. – Павлик сопливил неделю, могла заразиться.

К вечеру ей совсем поплохело. Ритка лежала под тремя одеялами и не могла согреться.

– Знобит, – жаловалась она. – Как всё не вовремя.

– Ты моя зазноба, – шутил я. – Заболела, бывает.

– Легко тебе говорить, а я завтра одна буду. Как мне с Павликом-то?

– Напьёшься парацетамола перед переходом и сделаешь всё как обычно.

Рита не ответила, враждебно выглядывая из-под одеяла, словно немец из окопа. Я взял на руки Павлика.

– Всё будет хорошо, Ритка, – сказал я. – Очень тебе сочувствую, но что я ещё могу сделать? Стараюсь вот поднимать тебе настроение. Ужинать будешь?

– Нет.

– Сделаем куриный бульон. Да, Павлик? Сварим маме суп?

– Свалим, – радостно повторил Павлик. – Папа!

– Вот, пойдём-ка и свалим на кухню. У мамы с глаз долой.

Я постарался ободряюще улыбнуться, но Ритка была в фазе хмурости, когда мой оптимизм совершенно переставал работать.

К ночи у неё предсказуемо поднялась температура. Павлика я к этому моменту ушатал, и он безмятежно спал. Хорошо иметь детей, у которых здоровый сон.

– Я очень устала, – тихонько пожаловалась мне Рита. – Надеюсь, Неля сможет приехать.

– Конечно, сможет. Она заботливая.

– Я плохая мама, – вдруг сказала Рита.

– С чего ты взяла? – удивился я.

–Павлика под вечер видеть не могу. Никакой радости уже нет.

– Ты устала.

– А ещё он спрашивает, где папа. Болтает беспрерывно.

– Ты устала.

– Ну что заладил? – вспыхнула она. – Устала-устала… Ему два годика всего, а у меня нет сил.

Я примирительно погладил её по руке. Рука была огненной.

– Температура повышается? – озабоченно спросил я.

Градусник намерял 39.8. Я впервые всерьёз встревожился.

– Надо сбить температуру.

– Сколько времени? – спросила она.

– Десять минут одиннадцатого.

– Ещё два часа до перехода. Лучше потерпеть. Когда лекарство подействует, у меня будет больше времени после перехода.

Уговорить её удалось лишь через час. Мне казалось, что Ритка становится всё горячее, хотя градусник упорно показывал одни и те же цифры.

– Скоро будет переход, – сказала Рита. После лекарства ей стало получше.

– Перенеси Павлика поближе ко мне. Надо, чтобы я могла держать его за руку, – инструктировала меня Рита. – И не давай мне спать.

– У него подгузник полный. Обкакался.

– Потерпит.

– Я заменю, жалко же.

– Ладно, – бессильно махнула рукой Рита.

С подгузниками я наловчился. Одно движение – снял, второе движение – надел. Павлик забавно помогает во сне – приподнимается на ногах. Сложнее, когда нужно удалить, так сказать, последствия. В ванную я тащить его не решился, обтёр как мог влажными салфетками. Павлик стоически перенёс всю процедуру, не открывая глаз. Но стоило мне перенести его к маме, как он проснулся.

– Я проснулся, – ясно сказал он.

– Ночь ещё, – шепнул я.

– Спи, – подтвердила Ритка. – Баю-бай.

Но наследник засыпать вновь упорно не желал: он ворочался, играл с маминой рукой, пытался меня укусить, хотя мы старательно делали вид, что спим. Я положил ему руку на животик, успокаивая. И тут началось. Я почувствовал, как изменилось дыхание у Риты, Павлик тоже попритих.

Лунная дорожка расстилалась перед ними, а я вновь стоял на берегу и протягивал к ней руки. Вот Рита уплывает от меня в свой сентябрь, увлекая за собой Павлика. Светлых пятнышка на тёмной воде, что пытаются влиться в бледный лунный поток. Но в этот раз что-то пошло не так. Маленькое пятнышко не хотело уплывать – она играло со светом, ныряло, дурачилось и не хотело расставаться со мной. Я ощутил ледяной страх от предчувствия, что Павлик не удержится с мамой. И что тогда? Что тогда? Мои руки словно выросли, лианами протянувшись через чёрные воды к светлому пятнышку.