Я живу в октябре

Я живу в октябре (II)

От Барри разило смесью дорожных ароматов. Вспотевший, возбуждённый, он махал руками и болтал без умолку на ломаном русско-английском. Давно уже пора изобрести нам, ново хомусам, единый язык. Какой-нибудь супербэйсик, или, там, новоэсперанто.

Терминал Шереметьево гудел от толп снующего народа. Два часа до полуночи – самое время прилетать и улетать. Даже странно знать, что через каких-то полтора десятка лет здесь будет пусто, а ещё позже будут толпы эмигрантов, а ещё дальше… В этом есть странная особенность нашей новой жизни – знать в общих чертах, что будет с человечеством, но пребывать в неведении о своей собственной судьбе. Хотя, кому-то даже нравится.

–… Надзиратели…Как это по-русски? Милиция?

– Дозорные, – подсказал я. – Мы их так называем.

– Йес, – обрадовался Барри. – Дозорные приходить и говорить. Плохой Барри! Нельзя так делать Барри! Мы следить! Оказывается, красотка Инди станет одной из нас. А я чуть не заделал ей ребёнка! Я бы был отцом!

– Но только на месяц?

– Йес! Бат… Им всё равно. Говорят, ты стать папочкой.

Я засмеялся. Действительно, Барри никак не ассоциировался с семейной жизнью, да и просто с ролью отца. Скорее уж сам был пятидесятилетним шаловливым ребёнком. Удивительно, как некоторые приспосабливаются к нашей жизни. Представить невозможно, чтобы Барри мог унывать. Летает по всему миру, травит анекдоты, впутывается в истории. Сколько ему ещё стран осталось посетить для личной коллекции? Надо будет спросить.

Болтая обо всем на свете, мы сели в такси. Барри не скупился – он требовал довезти его до Красной площади. Таксист, косясь на меня (видимо, признав москвича), заломил несусветную цену. Наверняка сейчас ведёт машину и злорадствует, что удалось нахлобучить недотёпу-иностранца. На деле было обратное – бедняга-таксист в лучшем случае только подержит эти деньги в кармане.

Барри, перескакивая с русского на английский, рассказывал про почтовиков. На английском они назывались проще – «постман». Русский вариант мне нравился существенно больше – что-то между названием гриба и кадровиком. Почтовики – безобидные ребята, нашедшие себя в незамысловатом деле соединения разных людей из разных месяцев и даже лет. У них накопились свои традиции, учение. Что-то там про очистку кармы. Если бы они не пристращались к грибным экстрактам (вот, наверное, почему у меня такие ассоциации) и прочей наркоте, то были бы золото, а не люди.

Мне захотелось тоже рассказать какую-нибудь хохму. Я вспомнил байку Коршунова про орден олигархов с Рублёвки. Якобы у них там такая концентрация новусов, что этим объясняется высокое количество заказных убийств. На деле-то это не убийство, а желание объяснить выпадение новуса из жизни. На этом моменте мне, кстати, вспомнилось определение из девяностых – «новый русский».

– Хомо новус, нью рашенс. Окей?

Барри благосклонно покивал и тут же стал рассказывать сложную историю про мексиканских наркобаронов. Что-то про наркотики и расширение сознания в лунные дни. Я на всякий случай поддакивал, но ни черта не понимал.

– Что такое нагваль?

Барри попытался мне объяснить, но его русского явно не хватало.

– Это из Кастанеды, – подал голос водитель.

– Что?

– Читал Кастанеду недавно, – сказал таксист. – Нагваль – это человечий двойник, вроде тотема или ангела, типа того. А про наркотики я не понял, чудно твой америкос балакает. Якобы время прекращает течь. У меня при запое так бывало – меня нет, месяца нет и, сука, водки тоже нет. Слава богу, зашился.

«Вот так и рождаются слухи», – подумал я. Ляпнем что-то при обычных людях, потом оседает в головах на таинственных подкорках, которые никакими временными петлями не очистишь.

Но общую идею с помощью почитателя Кастанеды я уловил. Барри вещал о наркотических опытах мексиканцев, пытающихся сломать возвращение назад во времени. И у некоторых вроде как получалось раздвоиться – человек начинал жить обычной жизнью, а нагваль оставался во временной петле. Или наоборот. Я не совсем уловил, как это было связано с моей историей про Рублёвку, ну да ладно. Английский надо учить, вот что. Во всём мире пригодится.

– Куда ты после России?

Барри непонимающе уставился меня. Оказывается, я прервал его на очередной байке.

– Непал, – ответил он. – Бат ай хавент си Рашен…

– Ну, имея час-полтора, трудно даже до Москвы доехать, – заметил я.

– О, да, – согласился Барри. – Но консульство… Секрет пассенжд… Гуд!

Он с хитрым видом отсалютовал кулаком с вытянутым большим пальцем, став похожим на карикатурного немца с пивной кружкой из рекламы Октоберфеста.

На Красную площадь мы успели. Я с усмешкой наблюдал за священным трепетом, который охватил Барри. Он даже пытался по инерции делать фотографии. Хотя ни бумага, ни цифра не сохранят изображения.

– А Ленин работает? – спросил он.

– У нас давно другой президент, – пошутил я, но по недоумевающему взгляду быстро понял, что для коллекционера путешествий это неуместно.

– Поздно.

– Ага.

Возвращения Барри в родные пенаты я дожидаться не стал. Ему-то всё равно, а мне оказаться рядом с внезапно испарившимся иностранцем совсем не улыбалось: ещё целый месяц жить и хотелось бы обойтись без милиции. Так что я пожелал Барри счастливого пути и обязался свидеться в следующий раз, когда он «сможет победить консульство пораньше».

***

Планов на завтра у меня пока не было, и я стал их придумывать. Чем хороши временные петли в мегаполисах, так это тем, что можно годами находить что-нибудь новенькое. «Не пройтись ли мне по булгаковским местам?» – подумал я, вспомнив утренние хождения по книжному магазину. Найду пешеходную экскурсию, пообщаюсь с умными людьми, вживую посмотрю на места с чертовщинкой из «Мастера и Маргариты». Меня-то чертовщиной не удивить.

Через сквер с прудом я шёл уже совсем в ночи. На скамейках сидела с пивом местная гопота, светясь в темноте точками сигарет. На поверку это были безобидные ребята, увлекающиеся тяжёлым металлом. Мы с ними разок даже пили, когда мне совсем стало грустно.

Вдоль пруда бродила ещё одна пожилая парочка, но в основном ночные прохожие спешили домой – к семье и телевизору. Стандартный досуг среднестатических москвичей. Впрочем, что я так свысока думаю о них? Наверное, просто завидую – ведь у них есть будущее в большом привычном мире. А у меня?

Всё дело в полной луне. Плохо она действует на новусов, ох, плохо. И тут я заметил сидящую под тусклым фонарём девушку. Кажется, её я уже видел сегодня утром. Да, точно. Только выглядела она ещё более грустной, чем утром. Или мне показалось в полутьме? Во всяком случае, я не удержался и подсел рядом.

– Привет.

Она испуганно подняла глаза.

– Не бойся, – сказал я. – Меня зовут Алекс. Вообще-то Александр, но мне Алекс больше нравится. А тебе?

Она продолжала меня настороженно разглядывать, но уходить не спешила. Этот факт меня воодушевил.

– Мне нравится тут гулять. Особенно при луне. Удивительно, такая большая, яркая, так что все тёмные пятна морей. Ты знала, что на Луне есть моря?

– Я могла тебя раньше видеть?

Я вздохнул про себя. Что-то в последнее время часто встречается этот вопрос от моих подданных. Неужели всё-таки хомо новусы оставляют какой-то след в памяти обычных людей? Вот бы суметь это доказать. Тогда всё наше бытие приобретёт совершенно иное значение – мы сможем влиять на них! Пусть слабо, пусть наши слова будут неотличимы от дуновения ветра, но всё же. Вдруг истории про призраков, это отпечатавшаяся память о нас, пытающихся выйти на контакт? Надо будет продать эту историю Барри, он оценит. Эти мысли пролетели у меня в голове за считанные мгновения.

– Наверняка могла, – сказал я вслух. – Я живу рядом. Вон в том доме. Отсюда он похож на космический корабль.

– Почему это?

Кажется мне удалось немного расшевелить собеседницу.

– Огоньки по всему борту. Они светятся, будто иллюминаторы. Ещё немного, и корабль стартанёт, полетит ввысь, например, на Луну.

– Тебе так нравится Луна?

– Мне кажется, романтично с девушками говорить о Луне.

– Не со мной.

Надо же. Сказала, как отрезала. Что-то плохой из меня кавалер.

– А о чём тебе хотелось бы поговорить?

Она улыбнулась.

– У нас ничего не получиться, Алекс.

– Почему это? Я не только о Луне могу. Скажем, ещё… – я замотал головой в поисках идей. – О тяжёлом металле?

– О ртути, что ли? – засмеялась она.

Мне это понравилось. Смех у неё был мелодичный, будто колокольчики зазвенели.

– Хэви-метал, – возразил я. – Блэк Саббат, Айрон Майден и всё такое?

– Ты не похож на любителя хэви-метал.

– Я тайный почитатель.

– Меня зовут Рита, – представилась она. – Ты весёлый, Алекс. Жаль, что мы не познакомились раньше.

На этих словах она поднялась со скамейки и, завернувшись в плащик, пошла прочь.

Я слегка ошалел от такого поворота и не сразу бросился за ней.

– Давай провожу.

– У нас ничего не получиться, Алекс, – настойчиво повторила она, не сбавляя шага. – Поверь.

– Маргарита – замечательное имя. Мне кажется, это прекрасно подходит к Алексу. Хотя нет. Лучше – к Александру.

– Мне пора.

– Да давай провожу? Поздно же.

– Нет.

– Может мы встретимся? Завтра, например, я совершенно свободен? Между прочим, собирался по булгаковским местам. А тебя зовут как раз подходящим образом!

– Завтра…

Рита не продолжила. Мне показалось, она всхлипнула.

– Что-то случилось? Ты плачешь?

Но Рита не ответила и побежала. Бежать было глупо. Но тут меня осенило. То ли день был такой удачный, то ли после Барри я был готов ко всем неожиданностям, то ли просто не хотел её сейчас упускать. Не знаю. Но я крикнул ей вслед:

– Дело в Луне? Это твой особый день?

Она остановилась метрах в двадцати от меня и развернулась.

– Что?

Конечно, в начале цикла не стоит кричать о хомо новусах, дабы не рисковать попасть в дурку или вытрезвитель, но тут был особый случай.

– Ты во временной петле? Да?

Слова оказались волшебными.

Рита вернулась ко мне. На её лице смешались чувства. Она была взволнована, испугана и вдохновлена одновременно. Она смотрела на меня как на спасителя. Восхитительное чувство.

***

…– восхитительное чувство… – сказал я. – Просто шикарно.

– Хороша история, – склонил большую стриженую голову Коршунов. – И что вы решили?

Сегодня мы пили правильную текилу. Как мне объяснил Коршунов, текила должна быть прозрачной. Все эти зеленоватости для лохов, чтобы кактус в воображении представлялся. А настоящая мексиканская текила – прозрачная. Мне было всё равно, употреблял правильный напиток в основном Коршунов. Я, конечно, мандражировал перед предстоящим свиданием, но был не настолько дураком, чтобы напиваться.

– Завтра встречаемся. На Чистых прудах. Посидим в кафе, погуляем.

– А, лебеди, – вяло согласился Коршунов, подливая текилы. – Давай выпьем.

– Иннокентий Павлович…

– Сколько раз тебе говорить, зови меня попроще. А то при имени-отчестве я трезвею.

– Товарищ Коршунов!