Шлак

Глава 17

Свет софитов, камеры, мелькающие лица. Меня хлопали по плечам, о чём-то спрашивали, я что-то отвечал. В голове гудело, глаза жгло. Возникла рожа Мозгоклюя. Шоумен схватил меня за руку, завёл на эшафот, пардон, на платформу, хотя какая разница. Заиграла музыка, застучал каблучками кордебалет.

— Это новый рекорд! — добрался до меня голос положенца. — Мой зритель, этот заяц настоящий торопыга. Ха-ха! Он не стал ждать ночи, и средь бела дня вихрем промчался через пустырь — и вот он перед нами! На наших часах: семнадцать пятьдесят три по времени Загона! Это новый рекорд, прежний превышен на семь часов. Слава новому чемпиону! — он сунул мне под нос набалдашник трости. — Дон, ответь, о чём ты думаешь сейчас?

— Водка есть?

— Водка? Вы слышите? Он просит водки! Эй, кто-нибудь, принесите ему водки!

Дебилоид гламурный… Такие вещи надо держать под рукой, а не таскать их откуда-то.

Ещё пять минут Мозгоклюй нёс какую-то чушь о рекордах. Я увидел Гука. Он стоял позади массовки. Мимо прошли охотники. Одного вели под руки, остальные ковыляли самостоятельно, на меня смотрели с ненавистью.

Мисс Лизхен принесла поднос с барским набором: наполненная до краёв тонконогая рюмка и красная икра в хрустальной вазочке. Даже в такой мелочи, как банальная стопка «за победу», Мозгоклюй не смог обойтись без пафоса. Я не стал строить из себя интеллигента, опрокинул рюмку, зачерпнул пальцами икру.

Тело повело. Но не от выпитого. Я выдохся. Эти скачки по городу, перестрелки, твари, охотники отняли все силы. Устал. Мозгоклюй заговорил о новом сезоне, об изменениях в сюжете. Камеры переключились на него, меня взяли под локоть, отвели в сторону. Возле операторского фургончика усадили на скамью. Женщина в медицинском халате осмотрела меня, протёрла лицо физраствором.

— Где с пулей поцеловался?

— Поцеловался? — не понял я.

Не вдаваясь в подробности, она достала из медицинской сумки хирургическую иглу, стянула мне кожу на подбородке и начала сшивать мелкими стежками. Мозг пронзили точно такие же иглы. Я сжал зубы, напрягся, пересиливая боль, а врачиха монотонно и кропотливо протыкала меня иглой, словно я не человек, а плюшевый мишка. Судя по её работе, пуля прошла по касательной от подбородка к правой скуле, шрам получится сантиметров восемь.

— Ещё ногу посмотри. Щепкой проткнуло.

Врачиха размотала проволоку, осмотрела рану на ноге.

— Заживёт. Нагрузку не давай пару дней.

— Йодом хоть помажь.

— Помажу.

Техник, тот, который наставлял меня утром в депо, обнулил счётчик и снял браслет. Порылся в сумке, вытащил планшет.

— Держи, твой старый. А этот верни. Он урезанный, специально для зайцев.

Вихляя бёдрами, подошла мисс Лизхен.

— Контракт где?

Я протянул ассистентке бумагу. Она порвала её и спрятала обрывки в сумочку. Это походило на сокрытие улик с места преступления. К счастью, память у меня хорошая, и первый пункт договора горел в моём мозгу неоновой рекламой.

— Уважаемая, по контракту вы со своим лысым клоуном должны мне три тысячи статов.

— Уже перечислили.

— А за победу?

— За победу тебе всеобщий почёт и слава.

— На славу хлеба не купишь.

— Зато коричневую майку можешь носить не стесняясь. Поздравляю с повышением статуса, — фыркнула она и повихляла назад к платформе.

Я включил планшет. Во весь экран светилась моя фотография и знакомый номер внизу. Открыл финансы.

Поступило: 3000 статов

На счету: 2964 стата

Наверное, списали десятку за аренду нар плюс остатки долга. Могли бы и простить. Но всё равно нормально, теперь я свободен от долгов и кредитов. Лишь бы снова не залезть в это болото.

Ваш статус повышен до коричневого уровня

Ага, Мозгоклюйка не обманула, статус всё же повысили. Теперь совсем не обязательно делать «ку» перед всеми.

Я ждал, что ко мне подойдут, скажут, что делать дальше, пригласят на банкетик. Любую победу надо обмыть, тем более в таком шоу. Но обо мне забыли. Съёмочная группа начала собираться, часть оборудования загрузили в операторский фургончик, часть в теплушку. Мозгоклюю с мисс Лизхен подогнали бьюик. Распуская пары подъехал паровоз, грохнул автосцепкой. Мне хотелось увидеть Алису, поблагодарить её. Пусть она помогала мне не по своей воле, а по воле неизвестного конторщика, но сказать банальное «спасибо» — это дань вежливости.

Однако на площадке Алисы не было, возле фургона тоже, наверное, осталась в депо. Зато на платформе я заметил женщину лет сорока в странном наряде: подпоясанное армейским ремнём грубое суконное платье, хромовые сапоги, красная косынка. Она походила на комиссара из фильма вековой давности, только без кожанки и маузера. Её можно было бы назвать красивой, если бы не жёсткие черты лица и папироса во рту. Рядом стояли двое опасного вида мужиков в потасканной полевой форме советского образца. Эти были вооружены. Один придерживал за ствол ПКМ[6], у второго через плечо висел брезентовый пенал с запасными коробками, в руках калаш.

На фоне Загона вся троица выглядела чужими. Никаких цветовых различий, если не считать косынку. Но это точно не положенцы, возможно, дикари. Коптич несколько раз упоминал какой-то Квартирник. Не оттуда ли они выбрались?

— Это Наташка Куманцева, комиссар обороны Анклава, — услышал я голос Гука. Бывший штурмовик подошёл ко мне со спины, даже гравий под ногой не хрустнул. — Но называть её так не вздумай. Жёсткая баба, прилететь может не только кулак, но и пуля. В зависимости от настроения. Обращайся: товарищ Куманцева или товарищ комиссар. А лучше никак не обращайся. Никогда. Держись от неё подальше, и от всей их радикально-социалистической партии тоже.

— Радикально-социалистическая? — переспросил я.

— Если быть более точным, Радикал-социалистическая партия большевиков. РСП(б). За глаза их называют редбули. Слышал, порода собачья есть — питбули? А это редбули. Хватка смертельная, вцепятся, хрен отпустят. Идеология — вплоть до фанатизма. По вечерам у себя в Анклаве песни хором поют. Тоже, наверное, слышал: Вперёд, заре навстречу, товарищи в борьбе. Штыками и картечью проложим путь себе… И ведь прокладывают, что самое интересное. Упёртый народ.

— Коммунисты?

— Коммунисты рядом с ними — группа продленного дня. Эти из всех разговоров предпочитают язык винтовки и пулемёта. С оружием у них проблем нет, а вот с терпимостью беда. Всё, что идёт вразрез с их идеологией, подлежит уничтожению. Контора с ними долго боролась, но-таки подмяла под себя на правах автономии.

— А где этот Анклав?

— На юго-восточной окраине. Недалеко отсюда. Там раньше воинское подразделение находилось, то ли полк, то ли бригада со складами продовольствия и арсеналом. Теперь там коммуна. Почти в каждом поселении у них своя ячейка, вербуют желающих встать под красные стяги, обещают общество справедливости и отдельные нары.

— Отдельные нары и здесь есть.

— А общество справедливости?

— Справедливость для каждого своя.

— Ошибаешься друг мой, справедливость для всех одна, только преподносят её по-разному.

— Вы с Мёрзлым случайно не родственники?

— С чего вдруг?

— Оба одинаково мозг выносите.

Гук усмехнулся.

— Это да, Мёрзлый любит пофилософствовать, крапивницей не корми.

— Гук, а за что тебя из штурмовиков погнали?

— Боевики смотреть любишь?

— Не особо.

— Там сюжетец часто присутствует: старший группы провалил задание, подставил своих, и все, кроме него, погибли.

— Так ты своих подставил?

— Какой ты торопливый, Дон. В конце фильма обычно узнаётся, что подставил не он, или вообще никто не подставлял. Просто так сложились обстоятельства, разведка недоглядела, аналитики недоугадали, предатель в ряды затесался.

— А когда конец твоего фильма?

— После дождичка в четверг.

— Сегодня какой день?

— Знаешь, Дон, это не я, это ты Мёрзлому родственник, — он засмеялся.

На площадке перед платформой никого не осталось. Последним отъехал операторский фургон. Комиссарша выплюнула папиросу, растёрла её подошвой и направилась к нам.

— Всё веселишься, Гук? — вопрос прозвучал резко и утвердительно. Голос надтреснутый, как будто лающий.

— И тебе здравия желаю, товарищ комиссар. Могу полюбопытствовать, какими ветрами занесло столь ярких представителей социалистической идеи в эту клоаку либерализма и демократии?

Куманцева сузила глаза. Несмотря на грубое платье и сапоги, она всё равно выглядела зачётно. Только морщинки на переносице не вписывались в общую картину, а так — красивая женщина.

— Товарищей своих встречаю, тех, кто в охоте участвовал. Никого не видел? Может дружок твой?

Она посмотрела на меня, словно хотела прожечь.

— На складах поищи, — не вполне дружелюбно посоветовал я. — Валяется там парочка трупов…

Гук схватил меня за локоть.

— Тебе, Наталья Аркадьевна, по этому вопросу лучше к Мозгоклюю обратиться, — произнёс он. — Или подожди ещё немного, вдруг сами появятся. А нам пора. Пойдём, Дон, не будем мешать товарищам ждать своих товарищей.

Он потащил меня к Радию.

— Тебя жизнь совсем ничему не учит. Говорю тебе, говорю… Ты чего в бутылку лезешь? Просил же вести себя осторожнее. Они ребята злопамятные.

— А что такого? Я её Наташкой не называл, за косички не дёргал.

— А товарищей, которых они дождаться не могут, кто положил? Да ещё похвастался.

— Может это не я, а ты? Ты там тоже не херово отдуплился.

— Как бы я там не отдуплялся, все грехи на тебя спишут. А редбули за своих мстить будут.

— То есть, им меня можно убивать, так? А как их брата коснулось — сразу мстить?

— Ты изначально был списанный. Труп. Трупы сопротивляться не имеют права. Если ты кому-то понравился там, — Гук ткнул пальцем в небо, — это не значит, что тебя и дальше защищать станут.

Гук снова оглянулся на редбулей. Комиссар смотрела нам вслед, словно автомат наставила, на спуск нажать осталось. Но стрелять на территории Загона запрещено, Контора не любит, когда установленные ею правила нарушают, а Натаха при всей своей любви к сотоварищам против Конторы не попрёт. Не осмелится. Если у меня вдруг начнутся проблемы с радикал-социалистами, то только за пределами Загона.

У проходной Радия курили охранники, среди них — Сурок. Он вежливо кивнул, протянул руку.

— Дал ты охотничкам просраться, Дон. Не ожидал. Всегда было просто: один бежит, другой стреляет, тот, кто стреляет — победитель. А тут на тебе, прям под дых. Даже интересно стало, молодец. Где автомат-то надыбал?

Четыре дня назад Сурок мне яйца прострелить обещал и на работы подписал несмотря на то, что я едва двигался, а сейчас руку протягивает и по имени называет.

— Да где он мог надыбать? Конторщики подложили, — хмыкнул белобрысый охранник. — Откуда ещё такая эмпэшка приплыть может? Не с войны же.

— А чё бы не с войны? — резко ответили ему. — После Разворота здесь чего только не было. И уже потом, когда прихожане навалились, все думали, кранты Загону. Да если в этой землице покопаться, столько барахла найти можно.

— До нас с тобой всё выкопали.

— Выходит, не всё.

Они смотрели на меня, ждали, что отвечу.