Второе сердце

5

Лет десять назад он и предположить не мог, что будет когда-нибудь заниматься техникой безопасности и охраной труда. Всего лет десять… Не говоря уже о юности, о времени выбора жизненного пути.

Еще в начале последнего года школьного обучения Трофим Корытов собирался на филологический факультет университета. Собирался на пару с Серегой: на одной парте сидели — вместе в литературу податься надумали. Оба искренне верили, что именно на филфаке учат на писателя. Серега в конце концов — правда, без помощи университета, куда не прошел по конкурсу, — стал хорошим детским прозаиком, Трофимом судьба распорядилась иначе…

Танцы пятидесятых… Клуб швейной фабрики… У входа — фиксатые парни в кепках-«лондонках», надвинутых до бровей… В зале — неровный, покатый в противоположную от сцены сторону паркет, посыпанный перед началом танцев восковой стружкой… Узкие юбки, широченные брюки-клеш, цветочный запах духов и одеколона… Блатная мафия (по-тогдашнему — кодла) во главе с некоронованной царицей зала Анькой Рыжей, восседающей в окружении своих «фрейлин» и «пажей» в середине ряда кресел, составленных вдоль окон… Бесконечной длины нота эллингтоновского «Каравана», под занавес выдуваемая трубачом — руководителем джаз-оркестра — из посеребренной трубы…

Увязавшись как-то по осени за старшим братом, Трофим стал постоянным посетителем клуба, не пропускал ни одной субботы, а если случалось пропустить — по-настоящему огорчался и следующей субботы дождаться не мог! В клубе он и познакомился со своей будущей женой Натальей, раскройщицей с фабрики головных уборов. Сначала были еженедельные встречи на танцах, потом почти ежедневные — помимо клуба: ходили в кино, в гости к ее подружке, просто гуляли.

Оказалось, здание его школы вплотную примыкало к тесной производственной площадке Натальиной фабрики. Приближалась весна, и на больших переменах, при хорошем солнце, Трофим, распахнув в уборной оконную раму, терпеливо сигналил зеркальцем в пыльное окно раскройного цеха, сигналил до тех пор, пока Наталья не высовывалась в форточку и не подавала ему приветственный знак.

— Смотри, фабрику не спали! — говорил Серега, покуривая с оглядкой на дверь. — Архимед корабли сжег, а ты…

Трофим грозил в ответ кулаком.

С матерью Натальи он познакомился еще в январе: мать пришла как-то домой с вечерней смены раньше положенного и застукала их, слава богу — мирно попивающих чай. Волей-неволей пришлось представиться.

А однажды Наталья рассказала о своем отце. Отец был геологом, перед войной работал на Северном Урале, где и родилась Наталья. Со слов ее матери, многие называли отца одержимым. Экспедиция искала слюду, а он убеждал всех, что тут же должен быть пьезокварц. До ночи сидел над картами, писал что-то; по воскресеньям с утра уходил в горы. В одном из таких воскресных маршрутов, поздней осенью, простудился, слег и через несколько дней умер от двустороннего воспаления легких… Мать увезла Наталью в Ленинград. Осенью следующего года из экспедиции пришло письмо, в котором говорилось, что пьезокварц действительно нашли, что фактически его первооткрывателем нужно считать отца. Много было в письме и высоких слов: о бескорыстном служении… о творческом подходе… о той самой одержимости…

Судьба Натальиного отца глубоко тронула Трофима. Захотелось что-то сделать — как бы в память о нем. И в то же время — приятное для любимой девушки, для ее матери. И он решился: летом друг Серега один понес свой аттестат зрелости в приемную комиссию филологического факультета университета — Трофим, перейдя вместе с ним мост Лейтенанта Шмидта, повернул налево, к Горному институту, в геологи! Одному направо, другому налево — как в старой песне, переделанной Серегой для выпускного школьного капустника:

Учились два друга
В классе у нас,
Пой песню, пой!..

В приемной комиссии Горного института миловидная седовласая толстушка, представлявшая геологоразведочный факультет, бегло просмотрев документы Трофима, ограничилась единственным вопросом:

— На РМ?

— На РМ… — неуверенно ответил он. Ответил, понятия не имея, что означают эти буквы, выводимые дамой красным карандашом на заявлениях абитуриентов, потому лишь ответил так, что трое парней, миновавших толстушку впереди него, называли те же самые таинственные Р и М.

— О дальнейшем вам сообщат письмом, — сунула седовласая документы в папку и протянула руку за очередными.

Он отошел от стола, вышел в коридор, подошел к доске объявлений «своего» факультета. Среди развешенных на доске бумажек не сразу удалось найти нужную информацию. Получалось, геологоразведка — наука неоднозначная. На факультете обучали четырем специальностям: РМ — разведка минералов, РГ — гидрогеология, РТ — техника разведки, ГСПС — геологическая съемка и поиски… Разбираться в этих тонкостях глубже у него не оставалось времени — надо было встречать с работы Наталью.

До чего все-таки небрежно сунула седая фурия его аттестат — серебряного, почти золотого медалиста в общую папку! Сама-то, интересно, как закончила школу… в туманном тридцать забытом?..

Минувшие зима и весна выдались непростыми. Первая любовь… Первое яблоко, сорванное с древа, на коре которого — с каких времен! — не зарастает вырезанное: «Адам + Ева»… Внезапная болезнь Натальи — затяжная, с осложнениями… А у него — времени до выпускных экзаменов все меньше и меньше…

Родители никак, по крайней мере внешне, не проявляли интереса к его сердечным делам, ограничиваясь излишне назойливыми вопросами про успехи в школе, о чем и так имели достаточно ясное представление, подписывая по субботам дневник. Ни постоянные отлучки из дому под вечер, ни поздние возвращения не вызывали с их стороны попреков и сетований, которых Трофим выносить не мог. И только, когда перед экзаменом по литературе письменной он явился с воскресных гуляний в Петродворце под утро (опоздали с Натальей на последнюю электричку), в сдержанном вопросе отца, отворявшего заложенную на крюк дверь: «Не забыл ли ты про сочинение, юноша?..» — прозвенело что-то, заставившее Трофима поежиться, напомнив те времена, когда и подзатыльники от папани получать приходилось, и жесткость офицерского, с войны сохранившегося, ремня неокрепшими ягодицами осязать…

Сочинение он написал на «отлично»: подремал часа два до ухода разбудивших его родителей на работу, принял холодный душ, явился минута в минуту в класс, сел и написал. И все же «золотом» его обошли, поставив «четверку» по математике за безошибочно, он был уверен, решенные примеры и задачу. А почему обошли — узнать довелось позднее, на вечере встречи бывших выпускников школы, от подвыпившего завуча: слишком много в их выпуске оказалось претендентов на золотые медали, надо было кого-то «опустить» до серебряных, вот его и «опустили».

Родителей он, конечно, огорчил, а сам расстроился не очень: в институт и с серебряной принимали без экзаменов…

…Он встал напротив фабрики в толпе парней и мужиков, ожидающих выхода своих жен и подружек. Было ровно четыре десять. Смена кончалась в четыре, на умывание, переодевание и прочее Наталье хватало обычно двенадцати — пятнадцати минут.

Выйдя из проходной, она выждала короткий просвет в потоке транспорта и перебежала улицу.

— Приветик!

— Привет!

— Поздравь меня: наконец-то подписали заявление на отпуск! Следующую неделю — последнюю работаю! Едва уломала свою начальницу!

— Прекрасно! Когда поедем снимать дачу?

— Опять ты за свое! Неудобно… правда, неудобно! Какими там глазами на нас посмотрят?!

— Кого — неудобно? Чего — какими глазами?! Скажем, что мы брат и сестра. Деревенька глухая, никому никакого дела до нас не будет.

— Такие все олухи в твоей деревеньке живут!

— Олухи не олухи, да нам-то… Нам бы лес, грибы, ягоды! Озеро большое рядом — рыбу будем удить.

— Я не умею.

— Нехитрое занятие — освоишь! Словом, баста! В это же воскресенье отправляемся!

Наталья только головой покачала.

В воскресенье они, действительно, без особых осложнений сняли у глуховатых, очень приветливых старика со старухой сарай (ничего лучшего найти не удалось — дачный сезон был в разгаре): стол, скамейка, топчан с набитым соломой матрацем, косое, с треснутым стеклом, окошко. Вид — на сосновый бор… Жить можно! А еще через день он получил приглашение из приемной комиссии института явиться к декану геологоразведочного факультета…

Декан полистал документы Трофима, снял очки и задал — самому ему, видимо, надоевший за многократным повторением — вопрос:

— Так что вас, молодой человек, побудило избрать профессию геолога?

— Ну… Хочу искать полезные ископаемые… ходить по горам и лесам с молотком, с компасом…

— Так. А почему вы выбрали именно специальность РМ?

— Все называли: РМ, РМ! Вот и я…

— Все называли… РМ да ГСПС, РМ да ГСПС! Все называют, а в результате на эти специальности — самый большой конкурс. С медалистами придется даже дополнительное собеседование проводить, из лучших, так сказать, выбирать лучших.

«Собеседование! Это значит — еще ждать, в Ленинграде сидеть, вместо того чтобы отдыхать с Натальей на природе. Отпуск ей не перенесут…»

— А почему бы вам, молодой человек, не пойти, скажем, на РТ? Техника разведки — очень перспективная специальность!

— Я, признаться, не совсем разбираюсь, какая разница между РМ и другими Р. Чем РМ отличается от РТ?

Декан надел очки и внимательно поглядел на Трофима. Как, должно быть, покоробила декана, думалось Трофиму через годы, профессора геолога в четвертом поколении, такая откровенная неосведомленность сидящего перед ним юнца в деле, которому юнец этот собрался посвятить жизнь, как горько, наверное, было ему видеть, что в геологию идут случайные люди… Но декан своих эмоций не проявил — сказал спокойно:

— РМ готовит главных геологов экспедиций, а РТ… РТ — начальников экспедиций.

— Чем же тогда РТ хуже?! Перепишите меня на РТ!

Декан устало вздохнул.

— Хорошо.

— А собеседование мне не нужно будет проходить?

— Не нужно, не нужно. Считайте, что мы побеседовали уже. Вы приняты и можете быть свободны.