Счастье — это теплый звездолет

Трое мужчин официального вида, которые тоже остановились в гостинице, подошли к дяде Лейбену и представились. Они оказались наблюдателями из Центральной Альберты и вместе с ним направились в шатер, воздвигнутый над огороженным участком. Горожане с подозрением косились на инструменты в их руках.

Преподаватель механики расставил вокруг закрытой стелы караул из старшеклассников, а Мира и Серли последовали в шатер за дядей Лейбеном. Там было заметно жарче, чем на улице. Вокруг огороженного участка около шести метров в диаметре были кольцами расставлены скамьи. Земля за оградой была голой и утрамбованной. К столбикам снаружи были прислонены букеты и ветки цветущей цезальпинии. А внутри не было ничего, кроме обломка песчаника с глубоко вырезанными непонятными метками.

Едва они вошли, как через центр участка пробежала толстенькая девчушка. Это вызвало возмущенные крики. Наблюдатели из Альберты возились возле ограды там, где был установлен светопечатающий ящик.

— Ну нет! — буркнул дядя Лейбен, когда альбертец, перегнувшись через ограду, установил внутри ее треножник, что-то подкрутил и над оголенным участком раскинулся пышный плюмаж тоненьких нитей. — Ну нет, — повторил дядя Лейбен. — Это совсем лишнее.

— Они пробуют получить образчик пыли с его скафандра, верно? — спросил Серли.

— Вот именно! Чистейшее безумие. У вас нашлось время прочесть?

— Ну конечно, — ответил Серли.

— Более или менее, — добавила Мира.

— Ну, так вы знаете. Он падает. Пытается снизить свою… Можете назвать это хоть скоростью. Пытается замедлиться. Он, видимо, не то поскользнулся, не то оступился. Мы очень близки к тому моменту, когда он споткнулся и начал падать. Но что произошло? Кто-то подставил ему ножку? — Лейбен посмотрел на Миру и Серли взглядом, вдруг ставшим очень серьезным. — А что, если это кто-то из вас? Приятная мысль, э?

— Ой! — испуганно вскрикнула Мира и добавила: — А-а!

— Вы имеете в виду, что тот, кто стал причиной его падения, вызвал все… вызвал…

— Не исключено, — ответил Лейбен.

— Минуточку! — Серли сдвинул брови. — Но он ведь упал. Значит, кто-то должен был… То есть ему необходимо споткнуться… или… ну, что там произошло… Ведь если он не упадет, прошлое же все переменится, верно? Ни войны, ни…

— Не исключено, — повторил Лейбен. — Но что произошло на самом деле, известно одному богу. Мне же известно только, что Джон Делгано и пространство вокруг него — наиболее нестабильный, невероятно высокозаряженный участок, какой только был на Земле, и, черт побери, я считаю, что ни в коем случае не следует совать в него палки.

— Да что вы, Лейбен! — К ним, улыбаясь, подошел альбертец. — Наша метелочка и комара не опрокинула бы. Это же всего только стеклянные мононити.

— Пыль из будущего, — проворчал Лейбен. — О чем она вам поведает? Что в будущем имеется пыль?

— Если бы мы могли добыть частичку штуки, зажатой в его руке!

— В руке? — переспросила Мира, а Серли принялся лихорадочно перелистывать брошюру.

— Мы нацелили на нее анализатор. — Альбертец понизил голос. — Спектроскоп. Мы знаем, там что-то есть. Или, во всяком случае, было. Но получить более или менее четкие результаты никак не удается. Оно сильно повреждено.

— Ну, когда в него тычут, пытаются его схватить… — проворчал Лейбен. — Вы…

— ДЕСЯТЬ МИНУТ! — прокричал распорядитель с мегафоном. — Займите свои места, сограждане и гости.

Покаяне расселись на нескольких скамьях, напевая древнюю молитву:

— Ми-зе-ри-кордия! Ора про нобис![66]

Нарастало напряжение. В большом шатре было жарко и очень душно. Рассыльный из канцелярии мэра ужом проскользнул сквозь толпу, знаками приглашая Лейбена и его гостей сесть в кресла на втором ярусе с «лицевой» стороны. Прямо перед ними у ограды один из проповедников покаян спорил с альбертцем за место, занятое анализатором: на него же возложена миссия заглянуть в глаза Нашего Джона!

— А он правда способен нас видеть? — спросила Мира У ДЯДИ.

— Ну-ка, поморгай! — сказал Лейбен. — И вообрази, что всякий раз, когда твои веки размыкаются, ты видишь уже другое. Мырг-мырг-мырг — и лишь богу известно, сколько это уже длится.

— Ми-зе-ре-ре, пек-кави[67], — выводили покаяне, и вдруг пронзительно проржало сопрано: — Да мину-у-ует нас багрец гре-еха!

— По их верованиям, его кислородный индикатор стал красным потому, что указывает на состояние их душ! — засмеялся Лейбен. — Что же, их душам придется оставаться проклятыми еще довольно долго. Резервный кислород Джон Делгано расходует уже пятьсот лет… Точнее сказать, он еще будет оставаться на резерве грядущие наши пятьсот лет. Полсекунды его времени равняются нашему году. Звукозапись свидетельствует, что он все еще дышит более или менее нормально, а рассчитан резерв на двадцать минут. Иными словами, спасение они обретут где-нибудь около семисотого года, если, конечно, протянут так долго.

— ПЯТЬ МИНУТ! Занимайте свои места, сограждане и гости. Садитесь, пожалуйста, не мешайте смотреть другим. Садитесь, ребята!

— Тут сказано, что мы услышим его голос в переговорном устройстве, — шепнул Серли. — А вы знаете, что он говорит?

— Слышен практически только двадцатицикловый вой, — шепнул в ответ Лейбен. — Анализаторы выделили что-то вроде «эй» — обрывок древнего слова. Чтобы получить достаточно для перевода, понадобятся века.

— Какая-то весть?

— Кто знает? Может быть, конец какого-то распоряжения: скорей, сильней. Или просто возглас. Вариантов слишком много.

Шум в шатре замирал. Пухлый малыш у ограды захныкал, и мать посадила его к себе на колени. Стало слышно, как верующие бормочут молитвы и шелестят цветы, — это члены Святой Радости по ту сторону огороженного центра взяли цветы на изготовку.

— Почему мы не ставим по нему часы?

— Время не то. Он появляется по звездному.

— ОДНА МИНУТА!

Воцарилась глубокая тишина, оттеняемая лишь бормотанием молящихся. Где-то снаружи закудахтала курица. Голая земля внутри ограды выглядела совершенно обыкновенной. Серебристые нити анализатора над ней чуть колыхались от дыхания сотни человек. Было слышно, как тикает другой анализатор.

Одна долгая секунда сменяла другую, но ничего не происходило.

Воздух словно чуть зажужжал. И в тот же миг Мира уловила неясное движение за оградой слева от себя.

Жужжание обрело ритм, как-то странно оборвалось — и внезапно все разом произошло.

Их оглушил звук. Резко, невыносимо повышаясь, он словно разорвал воздух, что-то будто катилось и кувыркалось в пространстве. Раздался скрежещущий воющий рев, и…

Возник он.

Плотный, огромный — огромный человек в костюме чудовища: вместо головы тускло-бронзовый прозрачный шар, в нем — человеческое лицо, темный мазок раскрытого рта. Немыслимая поза — ноги выброшены вперед, торс откинут, руки в неподвижном судорожном взмахе. Хотя он, казалось, бешено устремлялся вперед, все оставалось окаменевшим, и только одна нога не то чуть-чуть обмякла, не то чуть-чуть подломилась…

…И тут же он исчез в грохоте грома, сразу и абсолютно, оставив только невероятный отпечаток на сетчатке сотни пар перенапряженных глаз. Воздух гудел, дрожал, и в нем поднималась волна пыли, смешанной с дымом.

— О-о! Господи! — воскликнула Мира, ухватившись за Серли, но ее никто не услышал.

Вокруг раздавались рыдания и стоны.

— Он меня увидел! Он меня увидел! — кричала какая-то женщина.

Некоторые в ошеломлении швыряли конфетти в пустое облако пыли, но остальные вообще о них забыли. Дети ревели в голос.

— Он меня увидел! — истерически вопила женщина.

— Багрец! Господи, спаси нас и помилуй! — произнес нараспев глубокий бас.

Мира услышала, как Лейбен свирепо выругался, и снова посмотрела через ограду. Пыль уже оседала, и она увидела, что треножник с анализатором опрокинулся почти на середину участка. В него упирался бугорок золы, оставшейся от букета. Верхняя половина треножника словно испарилась. Или расплавилась? От нитей не осталось ничего.

— Какой-то идиот кинул в него цветы. Идемте. Выберемся отсюда.

— Треножник упал, и он об него споткнулся? — спросила Мира, проталкиваясь к выходу.

— А она все еще красная, эта его кислородная штука! — сказал у нее над головой Серли. — Время милосердия еще не пришло, э, Лейбен?

— Ш-ш-ш! — Мира перехватила угрюмый взгляд пастыря покаян.

Они протолкались через турникет и вышли в залитый солнцем парк. Кругом слышались восклицания, люди переговаривались громко, возбужденно, но с видимым облегчением.

— Это было ужасно! — простонала Мира вполголоса. — Я как-то не верила, что он настоящий, живой человек. Но он же есть. Есть! Почему мы не можем ему помочь? Это мы сбили его с ног?

— Не знаю. Навряд ли, — буркнул ее дядя.

Они сели, обмахиваясь, возле стелы, еще укрытой простыней.

— Мы изменили прошлое? — Серли засмеялся, с любовью глядя на свою женку. Но почему она надела такие странные серьги? Ах, да это те, которые он купил ей, когда они остановились возле индейского пуэбло!

— Но ведь альбертцы не так уж виноваты, — продолжала Мира, словно эта мысль ее преследовала. — Все этот букет! — Она вытерла мокрый лоб.

— Инструмент или суеверие? — усмехнулся Серли. — Чья вина — любви или науки?

— Ш-ш-ш! — Мира нервно посмотрела по сторонам. — Да, пожалуй, цветы — это любовь… Мне немножко не по себе. Такая жара… Ах, спасибо!

(Дяде Лейбену удалось подозвать торговца прохладительными напитками.)

Голоса вокруг обрели нормальность, хор затянул веселую песню, у ограды парка выстроилась очередь желающих расписаться в книге для посетителей. В воротах показался мэр и в сопровождении небольшой свиты направился по аллее бугенвиллей к стеле.

— А что написано на камне у его ноги? — спросила Мира.

Серли открыл брошюру на фотографии обломка песчаника, поставленного Карлом. Внизу был дан перевод: «Добро пожаловать домой, Джон!»

— А он успевает прочесть?

Мэр начал речь.

Гораздо позднее, когда толпа разошлась, в темном парке луна озарила одинокую стелу с надписью на языке этого места и этого времени:

Здесь ежегодно появляется майор Джон Делгано, первый и единственный из людей, путешествовавший во времени.

Майор Делгано был отправлен в будущее за несколько часов до катастрофы Нулевого Дня. Все сведения о способе, каким его переместили во времени, утрачены, и, возможно, безвозвратно. Согласно одной гипотезе, он по какой-то непредвиденной причине оказался гораздо дальше в будущем, чем предполагалось. По мнению некоторых аналитиков — на целых пятьдесят тысяч лет. Когда майор Делгано достиг этой неведомой точки, его, предположительно, отозвали назад либо он попытался вернуться по тому же пути и во времени, и в пространстве, по которому он был отправлен. Вероятно, его траектория начинается в точке, которую наша Солнечная система займет в будущем, и он движется по касательной к сложной спирали, описываемой нашей Землей вокруг Солнца.

Он появляется здесь ежегодно в тот момент, когда его путь пересекает орбиту нашей планеты, и, видимо, в эти мгновения способен соприкасаться с ее поверхностью. Поскольку никаких следов его продвижения в будущее не обнаружено, напрашивается вывод, что возвращается он иным способом, чем забрасывался. Он жив в нашем настоящем, наше прошлое — его будущее, а наше будущее — его прошлое, момент его появления постепенно смещается по солнечному времени таким образом, что должен совпасть с моментом 1153,6–2 мая 1989 года по старому стилю, иными словами — с Нулевым Днем.