Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929

В китайском правительстве в Пекине, заключившем китайско-советское соглашение, большим влиянием пользовался У Пэйфу — военачальник, который в течение некоторого времени держал под контролем Центральный Китай и пользовался поддержкой англичан. Осенью 1924 года обострились отношения между У Пэйфу и Чжан Цзолинем — военачальником, протеже Японии, контролировавшим Маньчжурию.

Поражение У было ускорено предательством Фын Юйсяна, который контролировал обширные территории Северо-Западного Китая. До этого он подчинялся У Пэйфу, но теперь объявил о своих симпатиях к Гоминьдану и национальному правительству Кантона — вполне возможно, что такому изменению позиции способствовали субсидии и предложения о поддержке, идущие из Москвы. После поражения У Пэйфу Фын стремился установить контроль над Пекином и прилегающими провинциями. Но этим его амбициям не дал осуществиться Чжан Цзолинь, который в конце 1925 года вытеснил его из Пекина. С тех пор китайское правительство стало марионеткой Чжан Цзолиня.

В этот момент в Китае были две основные военные группировки: Чжан Цзолиня на Севере и быстро пополняющиеся националистически настроенные войска под командованием Чан Кайши на Юге. Бо́льшая часть Центрального Китая была наводнена остатками бывшей армии У Пэйфу. Именно в этих условиях в начале 1926 года Чан Кайши решил летом осуществить давно им задуманный «северный поход». Это не понравилось ни Бородину, ни советским советникам. Поход на Север уже давно обсуждался как конечная цель военных приготовлений и в принципе одобрялся. Но представленный в виде конкретного плана на ближайшее будущее, он вызывал опасения. Не было никакой уверенности в его успехе, более того, поход вполне мог спровоцировать интервенцию империалистических держав. В это время советское правительство было серьезно встревожено спорами с Чжан Цзолинем по поводу КВЖД, не хотело других осложнений и не обращало особенного внимания на происходящее в Кантоне. В январе 1926 года Бородин направился из Кантона в Пекин и в штаб-квартиру Фын Юйсяна; в отсутствие Бородина между Чан Кайши и советскими старшими военными советниками разгорелась ссора, поскольку они бесцеремонно выражали сомнения по поводу планируемого предприятия. 26 марта 1926 г. шумиха, раздутая вокруг инцидента с китайской канонеркой, капитаном которой был коммунист, дала Чан Кайши повод для того, чтобы заключить нескольких советских военных советников под домашний арест и арестовать китайских коммунистов, находящихся в рядах вооруженных сил. Советников тут же освободили; но Чан Кайши безапелляционно потребовал выдворения из страны тех, кто позволил себе оспаривать его авторитет. Когда в конце апреля Бородин вернулся в Кантон, мир уже был восстановлен и репутация спасена. Провинившихся советников отозвали. В Китай прибыл Блюхер (он же Галин) — офицер Красной Армии, который раньше служил в Китае и был для Чан Кайши персона грата. Он возглавил бо́льшую, чем прежде, группу советских военных советников. Теперь все были согласны с необходимостью «северного похода», и Блюхер со своими сотрудниками активно трудились над его планированием и организацией. Но соотношение сил изменилось. Чан Кайши прочно завладел командной позицией.

В начале июля 1926 года национальная армия численностью до 70 тысяч человек, сопровождаемая всем корпусом советских военных советников, выступила из Кантона на Север. Кампания имела блестящий успех. Армия Чан Кайши не только не встретила никакого сопротивления, но и получила серьезное подкрепление — к ней присоединились подразделения рассеянной армии У Пэйфу, а также группы вооруженных крестьян, которые жили грабежом помещичьих имений. Когда в начале сентября Чан Кайши вступал в Ханькоу, крупный промышленный город в Центральном Китае, бывший ранее столицей владений У, в армии насчитывалось уже 250 тысяч человек. Еще несколько недель спустя Чан Кайши двинулся на Восток, чтобы организовать в Наньчане свою штаб-квартиру — это был первый шаг на пути в Шанхай. В ноябре власти Гоминьдана вместе с Бородиным и его сотрудниками из Кантона переехали в Ханькоу, где с великим энтузиазмом было объявлено национально-революционное правительство. Город укрупнили, объединив с прилегающими промышленными центрами, и переименовали в Ухань. И в Москве, и в Ухане это был момент триумфа.

Однако победа сеяла семена тревоги. Пока революционное движение шло под национальными лозунгами и провозглашало своей целью освобождение от иностранного империализма, среди партнеров царило согласие. Но когда кто-то из «крестных отцов» движения заговорил об освобождении крестьян и рабочих от феодального и капиталистического гнета, в их взаимоотношения стало вкрадываться раздражение. Гоминьдан в основном был мелкобуржуазной организацией. Среди его членов было гораздо больше мелких землевладельцев, чем безземельных крестьян: многие офицеры национальной армии, по-видимому, были землевладельцами. Гоминьдан не имел особых связей ни с рабочими, ни с профсоюзным движением Шанхая, возникшим в связи с событиями 30 мая 1925 г. На сессии ИККИ, которая состоялась в Москве в ноябре 1926 года и приветствовала победу китайской революции, программа дальнейших действий была сформулирована нечетко. Сессия выражала надежду на то, что революция перейдет в следующую стадию, когда ее возглавит пролетариат; на ней говорилось о важности аграрной революции в Китае. И в то же время она призывала китайских коммунистов оставаться в рядах Гоминьдана и оказывать поддержку национальному движению. В КПК начались разброд и шатания. Но Бородин правильно истолковал мнение Москвы, когда стал настаивать на том, что КПК должна оказать Гоминьдану поддержку, даже если это заставит отложить решение проблем рабочих и крестьян до более удобного времени.

Кризис наступил, когда начался раскол в рядах самого Гоминьдана. Правительство Уханя, представленное левым крылом Гоминьдана и находящееся под сильным влиянием Бородина, продолжало оказывать поддержку национальной революции; что же касалось социальной революции, то дело ограничивалось только разговорами. В провинции Хунань, расположенной к югу от Уханя, назревали крестьянские волнения; именно в этот момент впервые выдвинулся Мао Цзэдун как защитник интересов крестьянства. В Наньчане Чан Кайши и его генералы резко изменили позицию, примкнув к правым, и стали выражать открытую враждебность по отношению к коммунистам и к неуправляемой массе рабочих и крестьян, требования которых никак не соответствовали националистическим целям Чан Кайши. Такому развитию событий способствовало и изменение позиции правительства Великобритании, которое под сильным впечатлением от размаха и успехов национальных сил пришло к выводу, что гораздо мудрее договориться с ними, чем сражаться. Это открывало дорогу к соглашению о возвращении Китаю контроля над английскими концессиями в Ханькоу и Чунцине, после чего стали вероятными ослабление или отмена других унизительных условий, навязанных Китаю неравноправными договорами в прошлом. Чан Кайши, которому уже давно надоела советская опека и который был теперь достаточно силен, чтобы освободиться из-под нее, увидел наконец блестящую возможность осуществить свои планы с благословения империалистов, чьи антипатии к коммунистам и к их программе социальной революции не уступали его собственным.

Подлинное значение всех этих перемен оценили не сразу. Шанхай в это время находился под контролем мелкого военачальника Сунь Чуаньфана, позиция которого была явно уязвимой. В феврале 1927 года шанхайские профсоюзы организовали рабочее восстание; при этом они рассчитывали на Чан Кайши, на которого до сих пор смотрели как на освободителя. Чан Кайши и пальцем не шевельнул, и Сунь Чуаньфан легко подавил восстание. Несколько недель спустя в жестокой битве у Шанхая Чан Кайши разбил войска Сунь Чуаньфана. Рабочие Шанхая воспрянули духом, создали органы местного самоуправления и готовили торжественную встречу национальным войскам. Когда Чан Кайши наконец прибыл в Шанхай, он совершенно ясно дал понять, что не одобряет всех этих действий. Был введен военный порядок, органы управления распущены. Затем 12 апреля по всему городу началось заранее организованное и одобренное Чан Кайши массовое избиение коммунистов и рабочих-активистов. КПК и профсоюзы были полностью разгромлены. Теперь не понять суть происходящего было невозможно: Чан Кайши поносили и в Ухане, и в Москве. Но протестами и осуждениями ничего нельзя было изменить — Чан Кайши командовал единственной действующей армией на территории Центрального и Южного Китая, и ему удалось завоевать симпатии и сочувствие иностранных держав.

Несколькими днями раньше советская политика и советский престиж в Китае понесли урон в результате еще одной крупной неприятности. По приказу Чжан Цзолиня и при содействии дипломатического корпуса пекинское правительство организовало налет на советское посольство. Резиденцию посла не тронули, но прилегающие к ней здания были разгромлены, сотрудники арестованы, было захвачено множество документов. Китайских сотрудников посольства без промедления расстреляли, советских служащих в ожидании суда несколько месяцев держали в тюрьме. Как доказательство существования коммунистического заговора против установленного порядка на разных языках было опубликовано множество документов, подлинных и сфабрикованных. Протесты Советов никто не слушал, и дипломатические отношения были прерваны. Эти события на месяц опередили разгром Аркоса в Лондоне и разрыв англо-советских отношений.

Летом 1927 года дела Советов в Китае были крайне плохи. В Ухане местный военачальник провозгласил свою независимость от Чан Кайши. Но он питал к социальной революции не больше симпатий, чем Чан, и организовал погромы крестьян в Чанше, столице Хунаня. Бородин и правительство Уханя рассчитывали на преданность Фын Юйсяна, который только что вернулся восторженным из Москвы после длительного визита. Но Фын Юйсян предпочел иметь дело с Чан Кайши, в результате чего уволил всех советников и запретил коммунистам служить в армии. В апреле — мае 1927 года КПК провела в Ухане съезд, на котором утверждалось, что в партии состоит 55 тысяч человек. Но бессилие партии было очевидным. Правительство Уханя понемногу разваливалось. Одной из его последних акций было требование отозвать Бородина. Он уехал из Китая в конце июля; уехали также последние военные советники и члены других советских миссий. Четыре года лихорадочных усилий, направляемых из Москвы, по-видимому, не оставили никакого следа. Были нанесены такие удары, от которых, по мнению даже самых оптимистично настроенных наблюдателей, оправиться было едва ли возможно. Эти годы весь Китай был охвачен революционными волнениями, но еще в течение долгого времени Чан Кайши успешно подавлял их своей железной пятой.

Время от времени обсуждались дерзкие планы распространить коммунистическую пропаганду и влияние на страны Тихоокеанского бассейна, причем считалось, что лучше всего для такой работы подходят моряки. Летом 1924 года в Кантоне состоялась конференция транспортных рабочих стран Тихоокеанского бассейна (на ней преобладали моряки, хотя были представлены и железнодорожники). Эту конференцию субсидировали, по-видимому, и коммунисты, и гоминьдановцы. На конференцию прибыло свыше 20 делегатов из Северного и Южного Китая, из Индонезии и Филиппин; японским делегатам приехать не удалось. Конференция направила приветствия Коминтерну и Профинтерну. Но ее платформа была, по-видимому, скорее антиимпериалистической, нежели чисто коммунистической. Далее никаких событий не происходило до самого лета 1927 года, когда в Ухане состоялась еще одна конференция трудящихся стран Тихоокеанского бассейна. На этот раз приехал из Москвы председатель Профинтерна Лозовский, который мастерски руководил работой конференции. На ней присутствовали делегаты из СССР и Китая, из Японии, Индонезии и Кореи, а также из Великобритании, Франции и Соединенных Штатов; делегаты из Австралии и Индии приехать не сумели из-за запрета своих правительств. Конференция выразила поддержку китайской революции, потребовала предоставления независимости Корее, Формозе (Тайваню), Индонезии и Филиппинам и создала постоянный Пантихоокеанский секретариат, который в течение нескольких последующих лет вел довольно незаметное существование, имел несколько центров и выпускал периодическое издание «Пасифик уоркер».