Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929

18. СССР и страны мира (1927―1929)

В течение двух лет после разрыва с Великобританией в мае 1927 года, после падения китайского революционного правительства и прекращения советского участия в делах Китая во внешней политике Советского Союза наступило затишье. Москва несколько раз делала попытки наладить отношения с правительством Великобритании, но встречала враждебный отпор. Переговоры с Францией о долгах и кредитах были прерваны, а французское правительство, хотя и не прекратило дипломатических отношений с Советским Союзом, нашло предлог, чтобы потребовать отзыва советского посла Раковского. Отношения с Германией на некоторое время также ухудшились, поскольку она подписала Локарнские договоры и вошла в состав Лиги Наций; вспышки неприязни время от времени осложняли неровное течение советско-германских отношений. Но, поскольку в их основе лежали тайные военные договоры, поскольку Германия стремилась избежать исключительно западной ориентации, поскольку обе страны были враждебно настроены к Польше, отношения между СССР и Германией продолжали оставаться более тесными и более плодотворными, чем со всеми другими странами. Отношения с Польшей постоянно ухудшались с тех пор, как в мае 1926 года Пилсудский совершил переворот: Советы боялись, что Пилсудский станет послушным исполнителем антисоветских замыслов западных держав; затем они еще более осложнились настойчивой, хотя и безуспешной, попыткой Польши сколотить и возглавить союз с другими западными соседями СССР — Финляндией, Прибалтийскими государствами и Румынией. Непростые отношения сложились и с Японией — и потому, что Япония вела непонятную игру в Китае, и потому, что она через своего ставленника китайского военачальника Чжан Цзолиня ревностно осуществляла контроль над Маньчжурией.

Как ни странно, самым важным для советской дипломатии в то время было участие в международной жизни в Женеве. До этого отношения Советов с Лигой Наций ограничивались слабой связью с ее организацией по здравоохранению. Лига Наций всегда осуждалась в Москве как неотъемлемая часть и детище грабительского Версальского мира, заключенного в 1919 году, и как ширма для военных приготовлений входящих в нее союзных стран. Лигу Наций предавали анафеме, но теперь, когда в нее вошла и Германия, нельзя было стоять в стороне от международных событий, иначе СССР остался бы в одиночестве. В мае 1927 года в Женеву на международную экономическую конференцию впервые прибыла представительная советская делегация. Советская делегация принимала активное участие и в пленарных заседаниях, и в работе комиссий. Она бичевала пороки капитализма и защищала монополию внешней торговли, но призывала к «мирному сосуществованию двух экономических систем». Несмотря на отсутствие конкретных результатов, у обеих сторон сложилось впечатление, что установлены контакты, которые в дальнейшем можно будет развивать.

Гораздо больше шума наделало появление в Женеве спустя полгода советской делегации во главе с Литвиновым, заместителем наркома по иностранным делам, которая прибыла для участия в сессии подготовительной комиссии по разоружению. Литвинов приковал к себе всеобщее внимание, выдвинув предложение о полном и всеобщем запрещении всех видов военно-морских и военно-воздушных вооружений. Это был сенсационный шаг, вызвавший всеобщее смятение. Комиссия поспешила отложить дискуссию до следующей сессии, которая должна была состояться в марте 1928 года. На ней неутомимый Литвинов выступил с переработанным предложением поэтапного разоружения. Когда рассмотрение и этого предложения было отложено, он представил альтернативный проект ограничения вооружений, менее утопичный, чем два предшествующих, который шел гораздо дальше того, о чем помышляли западные державы. К проекту с некоторым сочувствием отнеслась лишь Германия, чьи вооруженные силы были жестко ограничены Версальским договором, а также Турция, только недавно вошедшая в состав комиссии. Такое развитие событий привело в замешательство большинство делегатов, которые видели выход только в том, чтобы продолжать откладывать рассмотрение этих вопросов. С другой стороны, СССР и Литвинов как его представитель приобрели значительную популярность в радикально настроенных кругах западных стран, которые были заинтересованы в разоружении и недовольны бесплодной работой комиссии.

Следующий важный шаг в отношениях Советов с Западом был сделан летом 1928 года. Государственный секретарь США Келлог предложил подписать международный пакт, осуждающий войну «как средство национальной политики». Советский Союз не входил в число 15 стран, которые первоначально были приглашены принять участие в подписании пакта. Но когда 27 августа 1928 г., в день его подписания, СССР в числе других стран, не принимавших участия в подписании пакта, получил предложение присоединиться к нему, оно было немедленно и благосклонно принято. Более того, когда ратификация пакта западными державами была отложена, Советский Союз выступил с предложением, адресованным своим непосредственным соседям, подписать протокол о досрочном введении в действие «пакта Келлога». Этот протокол был с большой помпой подписан в Москве 9 февраля 1929 г. СССР, Польшей, Латвией, Эстонией и Румынией, позднее к нему присоединились Литва, Турция и Иран.

Во всех этих маневрах явственно проступает почерк Литвинова. Литвинов теперь фактически заменил Чичерина на посту народного комиссара по иностранным делам, хотя официально занял этот пост только в 1930 году. Чичерин, эксцентричный отпрыск старинного рода, вступивший в партию, в свое время завоевал доверие Ленина. Но между ним и Сталиным существовала сильная взаимная неприязнь. Сталин предпочитал Литвинова с его более жестким и решительным характером. В 1928 году Чичерин, который был к тому времени серьезно болен, удалился от дел. Эта перемена имела важное значение, потому что Чичерин не доверял западным Странам, особенно Великобритании, откуда его с позором выдворили в 1918 году, и чувствовал себя уютно только в Германии. Литвинов же провел в Англии много лет, свободно говорил по-английски и был женат на англичанке. В течение нескольких лет Литвинов небезуспешно трудился, насколько это позволяли жесткие рамки советской политики, над тем, чтобы сблизить Советский Союз с западным миром.

Еще со времен всеобщей забастовки 1926 года из-за нелестных высказываний известных политических деятелей Великобритании в Москве сложилось представление о Великобритании как о самом непримиримом враге СССР. Отношение правительства консерваторов к Советам в этот период основывалось на глубоком недоверии и желании как можно меньше иметь с Москвой дел. Однако к концу 1928 года оказалось, что такая враждебная политика не приносит никаких результатов, и постепенно наступило потепление. В то время как Америка и Германия начинали уже обгонять Великобританию по уровню современной индустриальной технологии, Великобритания к тому же теряла свои рынки в СССР, что было для нее катастрофой, причину которой видели в разрыве отношений между двумя государствами. В конце марта 1929 года группа из 80 английских бизнесменов отправилась с визитом в Москву. Они получили теплый прием и несколько заказов. В Великобритании близились выборы. И консерваторы, и либералы включили в свою избирательную платформу пункт о возобновлении отношений с Советами. Самой сильной оказалась лейбористская партия. Она сформировала правительство, которое и выполнило ее наказ. После некоторого промедления к концу года отношения между двумя странами были полностью восстановлены. Но примирение это было весьма поверхностным, оно не сняло подспудного напряжения в отношениях между СССР и западным миром.

Отношения с Соединенными Штатами были двусмысленными и весьма специфическими. Советские лидеры понимали, что США быстро вытесняют Великобританию с позиций крупнейшей капиталистической державы; некоторые полагали, что это приведет к возникновению острой неприязни между двумя англоязычными странами. Однако, несмотря на враждебность, которую единодушно проявляли к СССР и американское правительство, и Американская федерация труда, и американская пресса, реакция в Москве была на удивление спокойной, в ее отношении к США сквозили восхищение и зависть к достижениям американской промышленности. Соединенные Штаты были самой передовой страной мира в области индустриальной техники, массового производства и стандартизации; СССР стремился к созданию крупных производственных единиц, что уже было достигнуто в США, в этом смысле американский путь развития очень импонировал Советам, это сближало СССР с Америкой, как ни с одной другой страной. Опора на американскую технику и оборудование — важный фактор советской политики индустриализации. Начиная с 1927 года Соединенные Штаты стали соперничать с Германией как с главным поставщиком в СССР промышленных товаров.

Еще более примечательным было широкое использование в СССР американских инженеров. В Советском Союзе с самого начала возникла проблема обеспечения заводов и шахт квалифицированными инженерами и техниками. Многих из тех, кто выполнял эти функции до революции, уже не было. Лояльность оставшихся была сомнительной. Подготовить им замену фактически не было возможности. В первые годы советской власти в советской промышленности работало много инженеров из Германии. Но с принятием первого пятилетнего плана и по мере развития советской промышленности возникла потребность в более квалифицированных кадрах, и этот пробел в основном стал заполняться американскими инженерами. Днепрострой — лишь один из нескольких крупных строительных проектов, спланированных и осуществленных американскими главными инженерами, которые привезли свой рабочий персонал. Советские власти ограждали их от возможных взрывов ревности со стороны русских коллег и доверяли умению и лояльности американцев гораздо больше, чем старорежимным русским инженерам. К 1929 году в СССР работало несколько тысяч высококвалифицированных американских инженеров. Считалось, что этого количества явно недостаточно, и предполагалось пригласить еще больше американцев. Враждебность официальных кругов США к Москве не таяла, однако в области промышленности и коммерции в отношениях между двумя странами были достигнуты серьезные успехи.

Деятельность Коминтерна, которую направляли во всех серьезных вопросах те же самые люди, что руководили советской политикой в целом, отражала трудности и двусмысленность внешней политики Советского Союза того периода. В 1927 году в директивах Коминтерна все еще с успехом фигурировал «единый фронт», то есть сотрудничество коммунистов с другими левыми партиями и группировками в капиталистических странах. Но в это время с позором потерпели неудачу два самых широко известных эксперимента в области тактики единого фронта — союз Коммунистической партии Китая с Гоминьданом и Англо-русский комитет профсоюзного единства (см. с. 105, 109). Бывшие партнеры, с которыми в рамках этих экспериментов искали сотрудничества, теперь были объявлены предателями, и от идеи единого фронта в прежнем значении молчаливо отказались. Раскол произошел в момент резкого ухудшения отношений СССР с западными державами, когда советские лидеры очень боялись, что начнется война; поворот Коминтерна влево был, по-видимому, естественным результатом отказа советской дипломатии от тактики примиренчества, а также результатом того, как складывались отношения коммунистических партий с другими левыми партиями капиталистических стран. То, что Сталин, разбив объединенную оппозицию, теперь во внутренних делах страны занял более левую позицию и собирался начать атаку на Бухарина и правых уклонистов, было всего лишь совпадением, которое хорошо укладывалось в общую картину.