Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929

14. Растущие проблемы индустриализации

На протяжении 1927 года партия все больше склонялась к необходимости быстрой индустриализации и введения пятилетнего плана, несмотря на то что многие все еще относились к этой идее враждебно или скептически и были учтены и осмыслены отнюдь не все последствия этих далеко идущих планов. Разгром оппозиции на XV съезде партии в декабре 1927 года расчистил дорогу индустриализации, заставив критиков замолчать, а остальных — без малейшего зазрения совести — принять курс, за который в прошлом ратовала оппозиция. Неудача хлебозаготовительной кампании, последовавшая за съездом, только подтолкнула индустриализацию. Успешно развиваться этот процесс мог при условии, что крестьяне будут снабжать города и заводы продовольствием по ценам, доступным горожанам при их уровне заработной платы, и к производству потребительских товаров для крестьянского рынка будет привлечен минимум промышленных ресурсов. Эта задача чрезвычайно осложнила хлебозаготовительную кампанию 1927 года и вначале казалась неразрешимой. Успех, достигнутый в первые месяцы 1928 года, был истолкован как доказательство того, что умелое применение силы и принуждение крестьян не только полезно, но и необходимо. Непокорного крестьянина, сопротивляющегося плановой экономике социализма, укротили. В течение 1928 года препятствия постепенно были преодолены, и индустриализация пошла полным ходом. Путь был расчищен. Чтобы ускорить индустриализацию, требовались лишь железная воля и решимость преодолевать трудности, если понадобится, теми же методами принуждения. Здесь слились воедино героическая целеустремленность и грубая жестокость.

Трудности, возникающие в связи с форсированной индустриализацией, простирались далеко за пределы крестьянского мира. Революция поставила у руля управления государством новых людей. Но она не дала времени, чтобы вырастить и подготовить новое поколение служащих, специалистов, ученых, хозяйственников, инженеров и технологов, необходимых при любой власти; поэтому большевики вынуждены были привлечь тех же самых людей, которые работали и при последнем царе, и при Временном правительстве. Среди служащих и специалистов, работающих в народных комиссариатах и других советских организациях, было немало бывших меньшевиков и эсеров: меньшевики преобладали в Госплане и Наркомфине, а эсеры — в Наркомземе. Большинство из этих беспартийных слуг нового режима, примирившихся с принципами нэпа, с большой антипатией и недоверием относились к новой политике, выступали против нее и вовсе не торопились ее осуществлять, а иногда даже оказывали пассивное сопротивление. Это, естественно, вызывало в партийных кругах подозрение, что существует активный заговор и его цель — саботаж решений партии. Весной 1928 года начались массовые увольнения беспартийных служащих и специалистов с влиятельных постов в Наркомфине и Наркомземе — двух комиссариатах, которые оказывали наибольшее сопротивление форсированной индустриализации. Самое яркое событие произошло в марте, когда по обвинению в саботаже, организованном якобы из-за границы, были арестованы 55 инженеров и служащих, работающих на шахтах Донбасса. После длительного открытого судебного процесса, во время которого многие из обвиняемых признали свою вину, было вынесено 11 смертных приговоров, из них пять приведены в исполнение. Других обвиняемых приговорили к длительному тюремному заключению. Трех немецких инженеров, которым вначале инкриминировали соучастие в заговоре, оправдали. Этот процесс в дальнейшем стал шаблоном для показательных процессов и публичных поношений. Но в тот момент власти пока еще воздерживались открыто проявлять подозрительность и враждебность по отношению к специалистам буржуазного происхождения — они еще были совершенно необходимы для нормального функционирования и развития промышленности — и опубликовали несколько примирительных заявлений. Подготовка квалифицированных специалистов из числа рабочих двигалась крайне медленно; характерной особенностью этого периода было привлечение при сооружении крупных объектов иностранных специалистов, вначале в основном немцев, позднее — американцев.

Индустриализация оказывала все большее давление не только на систему управления производством. Если первым условием индустриализации, хотя и не сформулированным открыто, было требование, чтобы крестьянин поставлял зерно в город по умеренным ценам, то второе условие, о котором заявлялось во всеуслышание, заключалось в том, что производительность труда должна расти быстрее заработной платы; тогда расширение производства можно было хотя бы частично финансировать за счет прибылей самой промышленности, чтобы приостановить безудержную эксплуатацию крестьянства. Это было основной целью кампаний 1926―1927 годов за режим экономии и рационализацию производства. В обстановке, когда другие формы рационализации были ограничены скудостью технических и материальных ресурсов, это означало прежде всего, что производительность труда можно поднять исключительно за счет роста интенсивности физического труда (см. с. 124―125). Кампания за повышение производительности труда велась по всем фронтам. Пьянство, прогулы, симуляция — все это, как утверждалось, было типично в основном не для истинных пролетариев, а для крестьян, привлеченных в промышленность из деревни; но, по-видимому, эти явления получили слишком широкое распространение, чтобы с ними можно было эффективно бороться только угрозой немедленного увольнения. Помимо фабрично-заводских училищ, где профессиональное обучение совмещалось с изучением партийной теории, были организованы также училища, где молодые рабочие интенсивно овладевали современными техническими навыками. Этот вид обучения подвергался резкой критике, причем почти в тех же словах, в каких раньше Ленин обличал капитализм за то, что он хочет «отнять у рабочего ночной отдых и превратить его в простой придаток машины». Не игнорировались и другие формы стимулирования труда. Широко пропагандировалось и поощрялось наградами социалистическое соревнование между заводами или коллективами рабочих. Наиболее достойные получали звание Героя Труда, дающее некоторые привилегии; был учрежден орден Трудового Красного Знамени, который вручался заводам, промышленным предприятиям, рабочим коллективам. В честь 10-й годовщины революции на заводах, фабриках и шахтах в разных районах СССР были проведены коммунистические субботники (бесплатная сверхурочная работа) по образцу ленинских.

Методы обращения с рабочими красноречиво показывают, какому сильнейшему давлению они подвергались. В ноябре 1927 года, в канун 10-й годовщины Октябрьской революции, официально было объявлено о переходе на семичасовой рабочий день. Этот шаг, провозглашенный великим достижением революции, оппозиция подвергла резкой критике как демагогическую попытку убаюкать рабочих нереальными перспективами отдаленного будущего. Но вскоре стало ясно, что за лозунгами семичасового рабочего дня кроется нечто иное. Для того чтобы с максимальной отдачей эксплуатировать заводскую технику, некоторые предприятия уже работали круглосуточно, в две смены. Сейчас же предлагалось перейти на трехсменный режим, по 7 часов смена, оставляя минимальное количество времени — всего 3 часа — на уборку и ремонт оборудования. Идея трехсменной работы не нравилась ни управляющим, ни рабочим, и вначале такой режим был введен только на текстильных фабриках, где работали в основном женщины — самая низкооплачиваемая категория трудящихся. Кстати, это означало полную отмену идеалистических запретов первых дней революции, которые впоследствии чаще нарушались, чем соблюдались, особенно когда речь шла о ночной работе женщин. В течение последующих двух лет время от времени делались заявления о необходимости перевода на трехсменную систему всех отраслей промышленности. Но такой переход чреват был множеством проблем и осложнений. Было замечено, что там, где вводили эту систему, производительность труда к концу смены постепенно снижалась; и, по-видимому, нигде, кроме отраслей легкой промышленности, на трехсменный режим практически так и не перешли.

Однако в отношениях между промышленными рабочими, с одной стороны, и нанимателями и государством — с другой, в центре внимания по-прежнему оставалась зарплата. При нэпе она в принципе устанавливалась по соглашению между рабочим и нанимателем — обычно это был коллективный договор между профсоюзом и предприятием или соответствующим учреждением. Этот принцип оставался незыблемым, хотя обе стороны признавали связь между производительностью и заработками, о чем было записано в договоре. Ситуация резко изменилась начиная с 1926 года, когда существеннейшим фактором успешного развития экономики стали считать планирование. Размер заработной платы был слишком важным моментом, чтобы исключить его из плановых расчетов или же допустить его колебания в зависимости от внешних обстоятельств. После долгой дискуссии между профсоюзами и ВСНХ, в которой обе стороны фактически отстаивали возможность совмещения планирования с заключением коллективных договоров, определение размера заработной платы стало зависеть, по сути, от двух различных факторов. Прежде всего, орган высшей власти — как правило, само Политбюро — устанавливал общий фонд заработной платы на следующий год (в период инфляции некоторое увеличение зарплаты в денежном исчислении было неизбежно) и решал, каким отраслям промышленности следует увеличить фонды. Таким образом, он не только фиксировал размеры заработной платы, которые следовало учесть в плане, но и определял, какие отрасли промышленности следует расширять. Следующим шагом было подписание коллективных договоров, которые заключались между ВЦСПС и целой отраслью промышленности или же между местными профсоюзными комитетами и отдельными предприятиями. Но, поскольку зарплата все равно не могла выйти за пределы установленных размеров, переговоры можно было вести лишь по поводу второстепенных вопросов, и поэтому обсуждение договоров сводилось скорее к обсуждению условий труда или норм производства.

Первоначальные ограничения на сдельные расценки давно уже исчезли; там, где было невозможно применять сдельные расценки, премии за перевыполнение норм стали постоянной частью оплаты. Эти нововведения были необходимы для того, чтобы увязать зарплату с производительностью труда, и требовали постоянного определения производственных норм. Когда осенью 1926 года была повышена зарплата, ВСНХ начал агитировать за пересмотр норм, что можно было отчасти оправдать мерами по рационализации и механизации, которые увеличивали производительность, не создавая дополнительных нагрузок для рабочего. Но увеличение норм гораздо чаще оказывалось средством уменьшения заработной платы. Между ВСНХ и профсоюзами на протяжении всего 1927 года шли дебаты, но они закончились тем, что была признана необходимость общего пересмотра норм. Статистические данные по зарплате за этот период не систематизированы, запутаны, а иногда и неверны. В условиях инфляции постоянные, то есть не меняющиеся в объеме или даже увеличивающиеся, денежные выплаты прикрывали падение реальной заработной платы. Совершенно очевидно, что реальная заработная плата рабочего в 1923―1927 годах медленно, но неуклонно поднималась, а на протяжении нескольких лет, начиная с 1928 года, падала, и рабочие были защищены от жесткого давления индустриализации ничуть не больше других слоев населения, зажатых железной рукой плановой экономики.