Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929

Начиная с 1928 года в деятельности Коминтерна четко прослеживалась новая линия. Официальные признания того, что капиталистические страны достигли стабилизации, пусть «временной», «относительной» и «нестабильной», звучали все реже, но недоброжелательнее. Классовый антагонизм усугублялся, «класс против класса» — лозунг того периода. Появилась новая концепция единого фронта: теперь это понятие подразумевало сотрудничество рядовых членов социалистических и социал-демократических партий с целью сбросить морально разложившихся лидеров, предающих их интересы. На VI конгрессе Коминтерна, который собрался в июле 1928 года, — это был первый конгресс за четыре года и самый длинный из всех предыдущих — были выделены три важных этапа в истории Коминтерна. Первый, 1917―1921 годы, — время острой революционной борьбы; второй, 1921―1927 годы, — возрождение капитализма. В третьем периоде, выделенном конгрессом, растущие противоречия капитализма свидетельствовали о его неминуемом грядущем крахе, что откроет новые перспективы развития революции. Злейшим врагом коммунизма были теперь занявшие выжидательную позицию социал-демократы. Немецкие делегаты без обиняков называли их «социал-фашистами», в резолюции конгресса отмечалось, что в их программе есть кое-что от фашистской идеологии; новая программа Коминтерна, принятая на конгрессе, заклеймила социал-демократию и фашизм как близких по духу агентов буржуазии. Пока шел конгресс, Литвинов осторожно подталкивал советское правительство принять решение по «пакту Келлога», о котором было объявлено еще до завершения конгресса. Ни один делегат конгресса от ВКП(б) не упомянул об этом пакте. Но ряд других партий, а также коммунистическая пресса Запада набросились на него — пакт, по их словам, лицемерно скрывает империалистическую агрессию; в резолюции конгресса, без упоминания «пакта Келлога», была ироническая реплика об «отмене войн» как примере «официального пацифизма, которым капиталистические правительства маскируют свои маневры». Совершенно явные расхождения между политикой правительства СССР и политикой Коминтерна объяснялись, вероятно, неопределенностью, различиями взглядов советских лидеров, которые так и не пришли к единому мнению. Но так или иначе, две политические линии развивались бок о бок: Наркоминдел и Коминтерн делали свое дело параллельно, не мешая друг другу.

В том, что в 1928 году был провозглашен «третий этап», падение Бухарина играло второстепенную роль. Его ссора со Сталиным касалась в основном экономических вопросов. Но его пребывание на официальном посту в Коминтерне ассоциировалось с примиренческой политикой единого фронта; поэтому после падения Бухарина линия резко повернула в противоположном направлении. Основным капиталистическим странам был поставлен диагноз «объективной революционной ситуации»; это было сделано до того, как начало мирового экономического кризиса могло дать хоть какие-то основания для подобного утверждения. Революционная классовая война была главной задачей всех коммунистических партий. Термин «социал-фашисты», придуманный в Германии, теперь применялся ко всем «реформистским» левым партиям; искать с ними компромисса или поддерживать их означало быть обвиненным в оппортунизме и правом уклоне. Эти указания привели в смущение коммунистические партии Западной Европы. В Англии и Франции они не помешали, однако, некоторым коммунистам выступить на выборах с поддержкой кандидатов от лейбористской и социалистической партий. В Германии этим указаниям следовали наиболее рьяно, и именно там они вызвали самые катастрофические последствия. Поддержка немецкими социал-демократами Локарнских договоров и западной ориентации в политике Германии вызвала непримиримую враждебность к ним и Советского Союза, и Коминтерна. Раскол между германскими коммунистами и социал-демократами углублялся, в дальнейшем он оказался настолько серьезным, что они не смогли его преодолеть даже перед неминуемой опасностью захвата власти Гитлером.

Разрыв отношений с другими левыми партиями нанес сокрушительный удар по практике организации интернациональных фронтов, в которых левые прокоммунистические партии приглашались сотрудничать с коммунистами в вопросах, представляющих общий интерес для всех (см. с. 101). Мюнценберг, активный и неутомимый немецкий коммунист, который был инициатором и руководителем всех этих совместных начинаний, счел необходимым выступить на VI конгрессе Коминтерна с заявлением о том, что такого рода деятельность не имеет ничего общего с оппортунистической политикой или правым уклоном. Но это трудно было совместить с теми разнузданными обвинениями в адрес социал-демократов, которые стали обычными для коммунистических партий. Все, кроме следования линии Коминтерна, было неприемлемым. В этой новой атмосфере захирела даже некогда пользующаяся большой популярностью Лига против империализма, и оказалось просто невозможным вдохнуть в нее тот живой энтузиазм, который бурлил при ее создании в 1927 году. Когда два года спустя во Франкфурте собрался второй (и последний) конгресс этой лиги, там уже полностью хозяйничала советская делегация, и те, кто сочувствовал ей, но не сочувствовал коммунистам, либо не появились на конгрессе, либо постепенно отошли в сторону. Международная Лига друзей Советской России, основанная в Москве в ноябре 1927 года во время празднования 10-й годовщины победы революции, тоже долго не просуществовала, хотя в Англии она продержалась дольше, чем в других странах. Последним из непартийных мероприятий, проведенных под эгидой Коминтерна, был конгресс антифашистов (Берлин, март 1929 г.).

Непосредственным следствием новой линии Коминтерна было ужесточение дисциплины в коммунистических партиях. Начиная с 1924 года, когда большевизация зарубежных партий была провозглашена целью Коминтерна, он время от времени пытался повлиять на выбор лидеров этих партий. После 1928 года вмешательство Коминтерна стало прямым и постоянным. Осенью того же года ЦК Коммунистической партии Германии после финансового скандала принял решение сместить своего лидера Тельмана, который был обязан политической карьерой в основном поддержке из Москвы. Руководители Коминтерна отменили это решение. В начале 1929 года Коминтерн навязал польской партии в качестве руководителей наиболее покорных ему людей; вмешательство Коминтерна привело к расколу польских коммунистов. Тогда же лидеры американской компартии после личного вмешательства Сталина были просто исключены из ее рядов. Аналогичные перемены, более или менее явные, происходили и во французской, и в английской коммунистических партиях. Особенностью всех этих перемен было то, что на руководящие посты партий избирались люди исключительно рабочего происхождения: в Германии — Тельман, во Франции — Торез, в Великобритании — Поллит; все это, по-видимому, вполне согласовывалось с левым уклоном, теперь преобладавшим в Коминтерне, и было реакцией на неприятности прошлого, связанные с отступниками-интеллектуалами. Рабочие в этом отношении оказывались более податливыми. Новых лидеров приветствовали как левых; те, кого они сменяли, осуждались как правые, однако пробным камнем соответствия кандидатуры новому посту было немедленное и безоговорочное подчинение Москве.

Это, однако, создало новую проблему. Решения Коминтерна были, по существу, решениями ВКП(б). Их можно было навязать партиям других стран (так оно и было), но в результате все больше и больше рабочих в этих странах отходили от Коминтерна, поскольку они не могли согласиться с насильственным и неуместным диктатом чужой и далекой от них силы. В конце 20-х годов коммунистическое движение в западных странах стало ослабевать, у него становилось все меньше сторонников, и оно теряло свое влияние. В Великобритании и США массы не поддерживали компартии. В Германии, Франции и Чехословакии коммунистическим партиям удалось лишь расколоть рабочее движение, но не подчинить его партии. Везде, где укреплялись связи партийных лидеров с Москвой, ослабевало их влияние на трудящихся. Эти потери были восполнены только в середине 30-х годов, когда политика Москвы радикально изменилась.

Самое важное событие в советской внешней политике произошло во второй половине 1929 года на Дальнем Востоке. В течение двух лет после катастрофы 1927 года советское правительство не имело никакого доступа к делам Китая. Компартия Китая состояла из нескольких подпольных групп, разбросанных по крупным городам. В декабре 1927 года уцелевшие остатки партии при поддержке Москвы совершили в Кантоне отчаянную попытку переворота, потерпевшую ужасающий провал. Это привело к дальнейшему уничтожению коммунистов и их сторонников. Примерно в это время лидер крестьянских коммунистов Мао Цзэдун и генерал-коммунист Чжу Дэ собрали в удаленном и труднодоступном горном районе на юго-западе Китая группу беженцев и безземельных крестьян, насчитывавшую несколько тысяч человек. Год спустя они начали устанавливать свою власть в округе, учреждая в сельской местности крестьянские советы. Мао во всеуслышание заявлял о своей преданности партии и Коминтерну. Но он поступал по-своему и не поддерживал связи с партийными лидерами, которые не доверяли движению, связывающему революционные надежды с крестьянами, а не с городскими рабочими. Тем временем Чан Кайши, чья враждебность к китайским коммунистам и к СССР нисколько не ослабла, распространил власть националистического правительства Нанкина на бо́льшую часть территории Китая. Чжан Цзолинь, военачальник Маньчжурии, был убит летом 1928 года, а в конце того же года Чан Кайши договорился с сыном и преемником Чжан Цзолиня о воссоединении Китая под флагом Гоминьдана, при этом сохранялась автономия северных территорий.

Северные провинции, граничащие с советской территорией, уже давно служили источником беспокойства для Москвы. Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД), построенная царским правительством таким образом, что она проходила по китайской территории, была для обеих стран яблоком раздора (см. с. 109).

Дипломатические договоренности о китайских представителях в составе обслуживающего КВЖД персонала не помогли предотвратить целый ряд кризисов, возникших в связи с вопросом о контроле над железной дорогой. Относительное спокойствие, которое длилось примерно три года, нарушилось после того, как весной 1929 года китайцы осуществили ряд небольших набегов на железную дорогу. 27 мая китайцы напали на советское консульство в Харбине, где находилась штаб-квартира КВЖД; были арестованы служащие, захвачены документы, то есть в миниатюре повторилось все то же, что произошло с советским посольством в Пекине за два года до того. Заявления, сделанные в Нанкине, не оставляли никакого сомнения в том, что это нападение инспирировано Чан Кайши и является первым шагом к захвату железной дороги. В конце концов 10 июля китайская администрация захватила железную дорогу со всеми постройками, закрыла советскую торговую миссию и другие советские учреждения, находящиеся в Маньчжурии, арестовала советского генерального управляющего железной дорогой и выслала его вместе с 60 советскими служащими с китайской территории. Советское правительство после тщетных протестов наконец отозвало весь свой персонал КВЖД, прекратило железнодорожную связь с Китаем и потребовало отзыва из Советского Союза китайских чиновников.