Декабристы в Забайкалье

Отдельно от главного помещения стояли кухни, амбары, сараи и другие хозяйственные постройки, доделка которых тянулась еще год. Братья Бестужевы по прибытии в Селенгинск на поселение, о чем мы скажем ниже, приняли самое деятельное участие в завершении строительства усадьбы своего друга, поскольку сами временно были размещены на правах гостей в семействе купца Д. Д. Старцева. Так, Николай Александрович осуществил свое новшество: при сооружении печей он применил особую конструкцию, им самим придуманную. Благодаря этой конструкции печной дым, перед тем как выйти из трубы, проделывал долгий извилистый путь по ряду вертикальных колодцев. Кроме того, в ряде мест печи Бестужев устроил ниши с вставленными в них массивными чугунными плитами. По словам самого изобретателя, такая печь потребляла сравнительно мало дров, но коэффициент тепловой отдачи был гораздо выше, чем у обычных печей.

Постройка жилого дома вместе с хозяйственными помещениями обошлась К. П. Торсону в довольно крупную по тем временам сумму — 3500 рублей.

На первом этаже этого прекрасного строения Торсоны открыли домашнюю школу, поэтому двери были всегда открыты и недостатка в гостях «государственный преступник» и все его семейство не испытывали. Был в доме и отдельный кабинет Константина Петровича с довольно большой библиотекой. В периоды своих частых болезней он оставался один на один с книгами, много читая.

Ведение домашнего хозяйства полностью лежало на сестре Торсона Екатерине. Ей, в меру своих сил, помогала престарелая мать Шарлотта Карловна. Кроме, того, при доме жила прислуга, привезенная Торсонами из Петербурга, — Прасковья Кондратьева, ставшая впоследствии «гражданской» женой Константина Петровича, матерью их совместных детей Алексея и Лизы. Помогала по дому также девушка из местных бурят Жигмыт Акаева. При их участии довольно быстро разрослось приусадебное хозяйство. Жителей Нижней: деревни удивлял большой огород, в котором выращивали картофель, капусту, морковь и другие овощи. Особенно привлекали внимание парники с такими диковинными культурами, как дыни и арбузы. Был при огороде также участок, на котором выращивали для: продажи американский табак. Из животных в хозяйстве Торсонов появились лошади, коровы, овцы, свиньи, куры, утки, индейки.

Освободившись при помощи родных от тяжелых хозяйственных забот, Константин Петрович вновь принялся за строительство молотильной машины, деревянный остов которой уже несколько лет возвышался на берегу реки Селенги, вызывая усмешку у жителей Нижней деревни. Он никак не мог осуществить задумку из-за непонятной для него лени нанимаемых мастеровых. Аккуратный педантичный Торсон поначалу поражался тому, что при явном безделье мужики отговаривались от работы… занятостью.

Потребовались как-то железные скобы. Сосед-кузнец согласился их выковать, но по местному обычаю взял деньги за работу вперед. Прошло два срока, а скобы для молотильной машины так и не были доставлены. Торсон направился к кузнецу узнать причину задержки и застал его лежащим на печи среди своих нагих и голодных ребятишек. «Помилуй, братец, что ты со мной делаешь? Из-за твоей лени десять человек рабочих сидят сложа руки, потому что без скоб нельзя продолжить дело». — «Да, вам хорошо говорить, — сокрушенно отвечал кузнец. — Вы сыты, а я другой день чаю не пил. Дайте остальные деньги, так авось и сделаю». — «Да ведь, братец, эта работа одного часа не возьмет: сделай — и получишь остальные». — «Нет, уж без чаю я не примусь за дело».

Однако эти случайные недоразумения не омрачали новую жизнь Константина Торсона в Селенгинске. Он полюбил этот край, этот город, здешних людей, о чем признался в письме Николаю Бестужеву от 24 июня 1837 года, в котором звал братьев-декабристов скрасить его одиночество на берегах Селенги: «Что еще сказать вам, мои друзья! В Селенгинске, благодаря бога и наше медицинское пособие, от которого силы мои поправляются, нашел добрых людей, которые радушно помогают мне в хлопотах по машине. Дай бог, чтоб мои дела были полезны таким людям, воздух кажется хороший, квартира порядочная, и все было бы хорошо, есьли бы со мною были мои родные, есьли бы вы были здесь, и я, имея мастерскую, мог бы работать в ней для отдыха, читать или подчас поспорить с тобою, добрый Николай, о пользе ведения машин».