Последний парад[сборник]

Военный радист

В этот вечер ему было особенно одиноко, и когда он увидел, что над цирком зажглась световая реклама, то оделся и решил идти в цирк. Около билетерши, у входа, он увидел Колю и Юрку.

— Здрасте! — радостно сказал Юрка, взывая к его помощи. — Нас Тиссо пригласил. Артист. А она не пускает.

— Не мешай, — сказала билетерша и отвела рукой Юрку в сторону. — И вы, гражданин, проходите! — крикнула она Сергею Алексеевичу.

— Юрка, пошли, — сказал Коля и потянул брата за рукав.

Ему явно было не по себе, а Сергей Алексеевич, вдруг подумав, что было бы прекрасно взять с собой в цирк этих мальчишек, и, ни слова не говоря, торопливо прошел навстречу людскому потоку, чтобы подойти к кассе. Он даже забыл, что у него уже есть билет, протянул кассирше деньги и попросил:

— Три билета получше.

Стало хорошо оттого, что у него были билеты в руках. Но теперь и этого ему показалось мало, и он подошел к старушке, торгующей семечками, и купил еще и семечек. Счастливый своей находчивостью и изобретательностью, повернулся, чтобы идти к мальчишкам, и обнаружил, что их около билетерши уже нет.

В одной руке у него были билеты, в другой — кулек с семечками и палка под мышкой. Он растерялся, но все же подошел к билетерше и спросил про мальчишек, и та ответила ему, что пропустила их в цирк. И он пошел в цирк, а когда увидел Колю, который сидел вместе с Юркой на лестнице в проходе, обрадовался ему и позвал мальчишек к себе.

Первым делом он угостил их семечками, затем решил что-нибудь сказать, но не придумал.

— А сюда не придут? — спросил Коля.

— Нет, — ответил Сергей Алексеевич. — Вот билеты.

Опять наступило молчание. В это время Сергей Алексеевич заметил мороженщицу и обрадованно крикнул:

— Сюда две порции! — вскочил и пошел по узкому проходу между рядами, зацепился впопыхах за чьи-то ноги, уронил палку.

«Какой неловкий стал, право! — подумал Сергей Алексеевич. — Противно самому. И нервы расшатались. То плакать хочется, то смеяться. Просто девица на выданье».

Тем временем погас свет, зажглись «юпитеры», и в цирке началось представление. И в результате он остался без мороженого и с виноватым лицом вернулся обратно. Какой-то остряк шепнул ему, что «здесь не кафе». Наконец он добрался до своего места и сел.

На арене выступали акробаты, но Сергей Алексеевич не видел их. Он исподтишка косился на Колю. А тот, в который раз перехватив его взгляд, улыбнулся ему застенчиво, не зная, как себя вести.

«Совсем я забыл Витьку, — подумал Сергей Алексеевич. — Ведь не виделись без малого тридцать лет». Про себя он всегда думал о нем, как о живом. Поэтому он и тянется к Коле. У Витьки над левой бровью была родинка, а у Коли ее нет, и еще у него между верхними передними зубами была щелочка, и он умел петь. Когда он был совсем небольшой и его рано укладывали спать, то сын, бывало, начинал петь и пел долго-долго, так и засыпал с песней.

Сергей Алексеевич немного успокоился и стал смотреть представление. Тем более, что на арене выступал наездник-жонглер. В нем он узнал того самого молодого человека, которого видел утром с Юркой.

— Это Тиссо, — сказал Юрка с гордостью. — Он у нас живет.

В это время лошадь начала под музыку танцевать вальс, а Тиссо, стоя на ее спине, продолжал жонглировать маленькими белыми мячиками.

— Здорово работает, — сказал Коля.

И Сергей Алексеевич тоже улыбнулся. Он любил лошадей, ему нравились эти роскошные, умные животные. Он нагнулся к мальчишкам и прошептал:

— У меня была лошадь, еще в гражданскую, так она каждое мое слово понимала.

Тиссо в темноте жонглировал факелами, и слышно было, как они потрескивали в притихшем зале, и этот прыгающий огонь и запах лошади снова отбросили Сергея Алексеевича далеко назад.

…Он видел себя в Витебске. Этот город больше всего греет его сердце, потому что он там был счастлив. И он ехал верхом на лошади вверх по Гоголевской улице; она была такая крутая, что зимой на нее лошади не могли взобраться, и только Делец брал это препятствие. Потом он пересекал Театральную площадь, и начинал спуск к церкви. Сергей Алексеевич себя не торопил, потому что каждая улица и каждый дом этого города утепляли его душу. Наконец он свернул на свою Володарскую и увидел Витьку. Тот стоял на обычном месте, поджидая его. Он подъехал вплотную к Витьке, и Делец, или, как его называл ординарец татарин Магазов, Дэлэс, коснулся губами Витькиной щеки, точно по-собачьи лизнул. Он помнил эти встречи, каждая из них была для него живой историей, хотя сейчас они все слились в нем воедино.

Он приезжал на эти свидания с Витькой и после учений, и после стычек с бандитами. Витька ждал его с восторгом, но вел себя так, точно в этих встречах самое главное было свидание с лошадью. Витька трепал его по холке, с нежностью прижимался к морде лицом. Потом он спрыгивал на землю, подхватывал Витьку и сажал в седло. Витька был как перышко — это ощущение невесомости до сих пор сохранилось у него в руках. И еще он любил подсовывать свои руки ему под мышки, чтобы почувствовать теплоту мальчишеского тела.

…Коля легонько толкнул Сергея Алексеевича в бок, тот вздрогнул, оглянулся, еще не понимая, в чем дело. Около них в вежливой позе ожидающего стоял цирковой артист, сильно напомаженный, во фраке и цилиндре, с накрашенными губами. В руках он держал тоненькую серебряную флейту и размахивал ею, как палочкой.

— Он вас спрашивает, — шепнул Коля.

— Извините, — сказал Сергей Алексеевич, — я не расслышал.

Артист улыбнулся и раздельно повторил то, что он, Сергей Алексеевич, видно, прослушал.

— Я прошу вас ответить на несколько моих вопросов. Только шепотом, чтобы не слышала моя партнерша… Ольга Николаевна, вы готовы? — обратился он к женщине, которая стояла в центре арены с завязанными глазами.

— Нет, нет, — спохватился Сергей Алексеевич. — Я не могу вам быть полезным. — И решительно: — Нет. — Он сжал губы.

Но артист не уходил и крутил перед его носом своей серебряной флейтой.

— Я ведь, кажется, отказался, — сказал Сергей Алексеевич резко: мол, отстаньте.

Ему неприятно было всеобщее внимание, какие-то люди вставали со своих мест, чтобы увидеть его, кто-то показывал на него пальцем. И тут же постыдился собственной бестактности, которую он не терпел в других и презирал в себе, и, чтобы как то загладить свою вину, почтительно склонился к уху артиста и выразительно кивнул на Колю.

— Здравствуйте, — сказал артист Коле и предостерегающе поднял руку, чтобы Коля ему не отвечал.

Артист нагнулся и о чем-то пошептался с Колей. Сергей Алексеевич прислушался, но ничего не понял.

— Ольга Николаевна, — сказал артист, — сейчас вы нам ответите на вопросы: «С кем я разговариваю? Сколько лет этому человеку? Состав его семьи?» Запомнили вопросы? Подумайте, а я пока поиграю.

Артист приложил флейту к губам и заиграл какую-то песенку, но привычное ухо Сергея Алексеевича выхватило из мелодии сигналы морзянки. Сначала он решил, что ему показалось… Но нет… Сигналы в его голове складывались в слова: «маль-чик… Ко-ля…» «Всем, всем, всем! — вспыхнуло у Сергея Алексеевича в голове. — Только что немецко-фашистские войска перешли границу… Ведем бой…» Снова передал артист: «Двена-дцать лет…» А Витьке было пятнадцать.

Артист прекратил игру, посмотрел на Сергея Алексеевича, и тот улыбнулся, словно они стали соучастниками в этом представлении.

— Я могу начинать? — спросила женщина.

— Да, — ответил артист.

— Вы разговаривали с мальчиком…

Сергей Алексеевич наклонился, чтобы рассказать о своем открытии Коле, но артист сделал ему предостерегающий жест, и он промолчал.

— …его зовут Колей, — продолжала женщина. — Ему двенадцать лет. Он живет с тетей и братом.

— Оно и видно, безотцовщина, — неожиданно сказала женщина, которая сидела впереди них. — Елозил, елозил коленками по спине!..

Все засмеялись, а Коля оглянулся на Сергея Алексеевича и громко сказал:

— Это неправда. У меня есть отец.

Сергей Алексеевич волновался за артиста, ему уже по-своему стал близок этот бесхитростный, раскрашенный, не очень ловкий человек, потому что он знал морзянку и, может быть, в войну служил в радистах.

Артист покрутил в воздухе серебряной флейтой.

— Прошу тишины! Ольга Николаевна, восстановите истину.

— У него есть родители, — ответила женщина. — Только они живут в другом городе.

— Верно? — спросил артист у Коли.

Тот кивнул.