Последний парад[сборник]

Из-за угла

На следующее утро, как всегда, Коля побежал в порт. Затем, расстроенный очередной неудачей, поплелся в цирк на репетицию Тиссо, надеясь там найти Юрку. Он вспомнил дорогой, шагая среди счастливых, беззаботных отдыхающих, как неудачно проводил вчера Сергея Алексеевича, и подумал, что ему решительно не везет на встречи и проводы.

На манеже вольтажировал Тиссо: репетировал свой номер. Юрка бегал рядом с его лошадью.

Коле всегда нравилось приходить в утренний цирк, когда зрительный круг пуст и арена от этого кажется таинственной и огромной. И Тиссо нравился Коле. Он могучий, широкоплечий атлет, скор в движениях, необычайно ловко переворачивается в воздухе. И все это казалось ему недосягаемым, чем-то почти волшебным. Он с восторгом выбежал на арену и, подменив Юрку, стал бегать рядом с лошадью, подавая на ходу наезднику те мячи, которые он ронял.

'Гиссо все увеличивал скорость, и Коля, бегая рядом, прибавлял скорость, и ему было жарко, но приятно радовала эта лошадь, ошпаривающая его своим дыханием и запахом, и он уже сам себе казался таким же сильным и ловким, как Тиссо.

И он влюбленно смотрел на Тиссо, потому что вообще любил людей, и старика поэтому полюбил, и даже фотографа, что фотографировал его на Витькином камне, он поэтому помнил.

— Не устал? — крикнул Тиссо.

— Нет, — захлебываясь от бега и внутренней радости, ответил Коля.

И тут же услыхал Юркин голос:

— Коля, к тебе пришли.

Коля оглянулся и глазам своим не поверил: перед ним стоял Сергей Алексеевич. «Вот чудно! — подумал Коля. — Значит, не уехал». И ему совсем стало хорошо, и он даже забыл, что встречал утром неудачно пароход. Да и как ему было помнить об этом, когда кругом столько хорошего.

Сергей Алексеевич улыбнулся Коле.

«Когда старик улыбается, — заметил Коля, — он делается моложе. И вообще, какой он сегодня торжественный и непривычно довольный. В белой чистой рубахе, в новых брюках. Красавчик, а не старик». Коля бросился ему навстречу, и они поздоровались за руку.

Тиссо остановил лошадь около ребят и Сергея Алексеевича и ловко и красиво спрыгнул на манеж.

— Юра, поводи, — приказал он и вытер вспотевшее лицо махровым полотенцем.

— Здравствуйте, — сказал Сергей Алексеевич.

Тиссо кивнул в ответ.

Юрка взял лошадь за поводья и начал водить ее по кругу.

— Хороша лошадка, — заметил Сергей Алексеевич.

Тиссо снова в ответ только кивнул, подпрыгивая, играя мышцами.

— Пожалуй, я пойду, — сказал Сергей Алексеевич, хотя ему уходить совсем не хотелось, не для этого он остался. — Коля, когда будешь посвободнее, загляни…

— Что это вы его опекаете? — вдруг спросил Тиссо.

— Привязался, — доверчиво и охотно ответил Сергей Алексеевич. — Он мне сына напоминает.

Что-то с ним произошло в последнее время, и то, что раньше он скрывал от всех свою боль о Витьке, он теперь начал выплескивать наружу.

— Сына? — переспросил Тиссо, заметил, что Юрка остановился, и крикнул: — Не останавливайся, води, води! — Повернулся к Сергею Алексеевичу. Лицо его при этом было отчужденным, он был занят собой. — Ваш сын, видно, постарше меня?

— Сын у Сергея Алексеевича погиб в войну, — вмешался в разговор Коля. — В пятнадцать лет. Не вернулся из разведки.

— Извините, — сказал Тиссо. — Как же такой пацан попал на фронт?

— Мы жили на границе, — сказал Сергей Алексеевич.

— А кто же его послал в разведку? — спросил Тиссо.

Сергей Алексеевич перехватил испуганный взор Коли и заметил, что и Тиссо смотрел на него выжидательно. И под этими перекрестными взглядами он почувствовал себя как на суде. Никто так с ним еще не разговаривал никогда о Витьке.

— Сергей Алексеевич, — сказал Коля, — пойдемте погуляем… А то здесь что-то жарко.

Но Сергей Алексеевич не ответил ему, он поднял глаза на Тиссо и тихо произнес:

— Я.

Впервые за сегодняшний день тоска по сыну снова вошла в него, и ему уже не казалось, что Коля похож на Витьку, и он понял, что никакая подмена не заменит потерянного, и нечего заниматься самообманом. И было совершенно непонятно, зачем он околачивается здесь, в цирке, и он пожалел, что не уехал.

— Жестоко вы жили, — сказал Тиссо.

— Время такое было, — ответил Сергей Алексеевич. — Надо было спасать всех детей.

— Время. — Тиссо подошел к лошади. — Иди сюда, Алмаз, сюда, мой дорогой. — Достал из кармана кусочек сахара и сунул лошади в зубы. — Время-то прошло, а сына у вас нет, и все, кроме вас, о нем забыли.

Сергей Алексеевич пошатнулся, как от удара. Откуда взялся этот человек? И почему он разговаривает с ним, и что это еще за мальчишки, которые стоят рядом и слушают? И как он вообще попал в этот балаган, и как он посмел свое самое святое отдать на уничтожение! Он молча повернулся и, не видя ничего перед собой от гнева, пошел к выходу.

— Сергей Алексеевич! — крикнул Тиссо. — Извините, я не хотел вас обидеть… Вот чудак!

Последние его слова все же проникли в сознание Сергея Алексеевича, и он остановился. Нет, он не уйдет так, он скажет этому человеку все, что думает. Это не легко, но разве ему вообще когда-нибудь было легко?

Не по той дороге он шел в жизни, на которой могло быть легко, и он гордится этим.

— Что же, по-вашему, — сказал Сергей Алексеевич, — живым жить, а мертвым гнить? Так, по-вашему?

— Я же извинился перед вами, — сказал Тиссо. — И хватит.

— Эх, молодой человек, — сказал Сергей Алексеевич, — нет в вас чего-то самого главного!

— Вы мне мешаете, — сказал Тиссо, прыгнул в седло и поскакал по кругу.

Коля подошел к Сергею Алексеевичу и сказал:

— Идемте, — и взял его под руку.

И эта теплая, крепкая мальчишеская рука заново повернула его к жизни, и тот голос, который только что звучал в нем: «Зачем я это все им рассказал», начал в нем затухать, хотя лицо его по-прежнему было сурово.