Ночной звонок

XX

Лестница не длинна, капитан Белов не стар, но поднимался он вверх так, словно одолевал высокогорный перевал. Он знал, что разговор с подполковником будет не из приятных. Дружба дружбой, а служба службой.

Пригласил Белова в министерство не сам подполковник, как обычно, а его секретарь, чем сразу же был задан соответствующий тон. Да, придраться есть к чему, к сожалению. Белов был полностью уверен в виновности Козлова. И дело с Бушмакиным считал уже ясным, поскольку напали на след девушки, непосредственной виновницы драки. Капитан так и доложил министерству, но Варламов с Пушиным направили расследование куда-то в сторону, состряпали дополнительные дела о махинациях в магазине, очковтирательстве на строительном участке. Морозов вдруг взял и отпустил Козлова, вместо того чтобы припереть его к стенке и заставить сознаться во всем. Нет, на таких подчиненных далеко не уедешь, звезд с неба не нахватаешь.

В мрачном расположении духа Белов поднялся на шестой этаж, на минуту задержался у двери в кабинет подполковника, согнал хмурь с лица, вскинул голову. Ни при каких обстоятельствах нельзя показывать начальству свое смятение, растерянность, неуверенность.

— Можно войти? — открыл Белов дверь бодро и решительно.

— Заходи, заходи, генерал, — шутливо поприветствовал подполковник, вставая с места и подавая руку. — Здравствуйте, Арсентий Сергеевич.

— Здравствуйте, Василий Харитонович, — пожал Белов протянутую руку и решил: начало как будто не очень строгое.

— Присаживайтесь и рассказывайте о делах. Есть чем похвастаться?

— Хвастаться нечем, Василий Харитонович: преступники пока не пойманы, — Белов вытащил из кармана папиросы, спросил: — Можно закурить?

— Пожалуйста, пожалуйста.

— Два месяца не курил, теперь вот снова начал. Кончаю уже десятую пачку.

— Папиросы не помогут, Арсентий Сергеевич. Что-то другое надо придумать.

— Да, что-то надо придумать. И мы придумаем. Будем действовать. — Выпустив струю дыма, капитан замолк, выжидая указаний подполковника. Он хотел было пожаловаться начальнику отдела уголовного розыска на своих нерасторопных, вялых в розыске подчиненных, но вовремя спохватился. Начальнику жаловаться на своих подчиненных — признак дурного тона и неумения руководить людьми, держать в умной узде и направлять туда, куда следует. Плевать против ветра Белов не будет.

— Что же думаете предпринять, Арсентий Сергеевич? Быть может, эта задача не по плечу отделению, тогда так и скажите. Сумеете ли довести розыск до конца?

Подполковник сказал это без улыбки, официальным тоном, как бы давая понять, что здесь, в верхах, уже высказывалось такое мнение, остается лишь сделать шаг. Для Белова признаться в немощи отделения равносильно признанию собственной беспомощности. Но и взять все на себя опасно. Поиски затянулись. Один выход — пойти на откровенность, рассказать о деле подробнее. Правда, придется слегка покритиковать и подчиненных — ведь их не обойдешь. Сейчас, может, поругают его, начальника, но дадут людей, и за несвоевременное раскрытие преступников уже не один он будет в ответе.

— Сложная ситуация, Василий Харитонович, — вздохнул Белов и преобразился, разом стал иным, каким-то очень добрым и озабоченным, глубоко переживающим события, располагающим к дружеской откровенности, товарищеской поддержке. — Варламов начал расследование в мое отсутствие. Когда я вернулся, не стал мешать. Майору я верил всем сердцем. Опытен, умен, старый работник. Но что он делает? Вот съездил в Пудем, привез убежавшую девушку. Ту самую, из-за которой произошла драка. Говорит, помнит парней, избивших Бушмакина: один — статный, красивый, другой — плюгавый и жиденький, совсем еще юный. Мало ли в городе высоких и красивых, убогих и юных. И все-таки их надо было искать, именно этих, может, даже повозить девушку по общежитиям, клубам, Домам культуры, на предприятия, стройки, к примеру. А Варламов? Завел новое дело о махинациях в магазине — по показаниям этой самой девушки. Распыляется, рассыпается горохом по паркету. Я понимаю, есть сигнал о мошенничестве — надо заводить дело, принимать меры. Но наша задача в данной ситуации совсем другая — изловить преступников, подрубить под корень обывательские измышления о каких-то бандах, орудующих в городе на глазах милиции. Понимаете? И не только сам Варламов погнался за мышью, а не за лисицей-сестрицей. Он и Пушина, своего помощника по угрозыску, по той же тропке пустил. Я не жалуюсь, нет, не жалуюсь. Просто хочу поделиться своими соображениями, чтобы, согласовав, принять меры. Так вот. Пушин действует в том же духе, хотя и по другому направлению: торчит днями и ночами в общежитии строителей, гоняется за пьяными, выслеживает на стройплощадке расхитителей кирпича, красок, олифы, паркета, копается в каких-то фиктивных нарядах-парадах. Повторяю: все это нужно. Но разве сейчас от нас этого ждут — в министерстве, в обкоме! Воров, жуликов мы ловим и будем ловить. Но нам убийц нужно достать. Добраться до них надо во что бы то ни стало. Я собираю все силы в один кулак, а Варламов сует растопыренные пальцы то в одну дырку, то в другую. Причем нельзя и обвинить его в том, что он ничего не делает. Нельзя. Он работает. Но как работает?

Белов незаметно впал в пафос. Подполковник слушал его с большим вниманием, изредка кивал головой.

— Понимаю, понимаю...

Уловив в молчании и односложном поддакивании подполковника скрытое неодобрение, капитан осекся, загнал палец за ворот кителя, с досадой покрутил головой.

— Надеюсь, вы правильно поняли меня, Василий Харитонович? Думаю взять дело в свои руки. Полностью. Иначе нельзя. У Варламова притупилось чувство ответственности. Да и на пенсию собирается, в любое время может подать заявление. Вот и возится помаленьку, отбывает время-бремя. Уйдет — оставит дело незавершенным. И нам все равно придется прийти к вам и сказать: преступников не поймали.

— Значит, уже поднимаешь руки вверх, подставляешь лоб, капитан Белов? — усмехнулся подполковник.

— Ни в коем случае, Василий Харитонович! — энергично запротестовал Белов. — Наоборот. Полон решимости действовать. Но надо убрать с пути помеху.

— Помеха — Варламов?

— К сожалению. Мне в отделении нужны не созерцатели, а оперативные работники — навалистые и хваткие. Майор Варламов тоже был когда-то ярым и бравым. Но годы, годы... Не те годы. Все будем старыми. Придет срок — и нам придется уступить дорогу молодым.

— Ну, вы едва ли кому уступите дорогу и в семьдесят, — засмеялся подполковник. — Неужели Варламов так уж стар? Сколько же ему лет, я что-то не помню?

— Точно и я не знаю. Возраст пенсионный — это точно. А мне бы работника помоложе. Шустрого и исполнительного. Чтоб у него под руками все кипело и шкварчало.

— Кипело и шкварчало, — повторил подполковник. — Но бывает и так: много визгу — шерсти мало. А о Варламове... Вот мы сейчас справимся в отделе кадров, — подполковник взглянул на разноцветные телефонные аппараты, снял белую трубку. — Михаил Алексеевич? Здравствуйте. Говорит Барабанов. Михаил Алексеевич, на тебя жалоба, говорят, ты не знаешь своих подчиненных. Иные из них уже давно достигли пенсионного возраста, а ты их держишь на высоких должностях вместо того, чтобы отправить на заслуженный отдых. Кто жалуется? Да я же, я, собственной персоной. Короче говоря, интересуюсь Варламовым из райотделения. Да, да, майором Варламовым. Говорят, ему пора выходить на пенсию. Посмотри, пожалуйста. Нет, нет, не обязательно сию минуту. Просто надо бы выяснить, сколько человек отслужил, каков возраст, не пора ли на пенсию. Да, завтра позвони мне. Что нового? Ничего нет, говоришь. У нас тоже новостей нет. А? Нет, с Бушмакиным и Ермаковой не завершено. У-ва-жа-е-мый Ми-ха-ил Алек-се-е-вич, — по слогам протянул подполковник, — хоть бы ты не теребил сердце этими вопросами. Нас уже и Москва об этом запрашивала, а мы ни «бе» ни «ме», сидим, как любит выражаться капитан Белов, на манер пушкинской бабы-дуры у разбитого корыта. Не по зубам орешек, выходит, — Барабанов покосился на Белова, покачал головой. — Хорошо. Ну, до свидания.

Положив трубку, подполковник сказал:

— Бушмакин и Ермакова в зубах завязли у всех. Пора бы уж кончать.

— Но как? — откликнулся живо Белов. — Козлова надо взять за загривок. Морозов не разобрался в этом смутном человеке. Я с Козловым беседовал сам: явно преступная личность. Прикидывается дурачком, играет в наивность, запутывает следы. Врет. Я разбиваю его вранье одно за другим: возвратился домой поздно, потерял берет и купил другой, оставил бутылку из-под вина. Он же не отрицает, что был в том самом подвале, где лежал труп Ермаковой. Фактами приперли — где же откажешься. Но теперь долдонит: не видел, не слышал, пьян был, не знаю, не помню... Морозов считает, что завхоз к убийству не причастен. Милое дело! Ссылается на криминалистику: следов крови на одежде не оказалось, отпечатки пальцев на расческе не Козлова. Ну и что? У него мог быть и сообщник. Надо прижать Козлова, а Морозов его отпустил. Я с этим не согласен, Василий Харитонович. С мягким сердцем ведет следствие Морозов. А с преступниками на мягком сердце далеко не уедешь. Я Морозова почти не знаю, не берусь судить о его деловых качествах, поскольку он пришел ко мне через ваши руки. Но дело Козлова надо вновь поднять, просмотреть свежим глазом-лазом.

Барабанов ждал продолжения исповеди капитана, и Белов не заставил себя долго ждать.

— Козлова нельзя было выпускать. Может, вы сами поговорите с прокурором, а я напишу что потребуется.

— Если есть сомнения, надо написать, конечно. Сомнения проверить еще и еще раз. А вдруг там и зарыта собака.

— Вот именно.

— Я сегодня поговорю с прокурором. А когда выходит из больницы следователь Романов?

— Наверное, не скоро. Видите, я почти начисто оголен, вот почему так долго ловлю преступников.

— Да, Романов бы пригодился. Заболел не вовремя. И болезнь-то прицепилась детская: дизентерия. Но ничего не поделаешь. Я сегодня думаю собрать ваши оперативные группы, всех, кто занимается делами Бушмакина и Ермаковой. Надо выслушать людей, помочь им.

— Надо помочь, Василий Харитонович. Романов болен, Варламов... Словом, надо помочь.

— Поможем. Соберемся у вас в отделении, я приеду в шесть вечера. А пока — сам еще раз все взвесь, обдумай. Значит, в шесть часов.

Подполковник поднялся. Белов не стал задерживаться, попрощался и деловито вышел. Походка у него теперь была далеко не такая, какой он входил в министерство. Шагалось легко, дышалось свободно. Друг он, начальник угрозыска, все-таки друг. Иной все не выложил бы, и разговаривал бы с тобой требовательно, жестко. Этот не ругал. Выслушал, протянул руку помощи.

Жаль, конечно, что придется делить лавры с министерством. Куда приятнее было бы заявить: «Изловили преступников своими руками!» Но поскольку розыски затянулись, время подперло к самому горлу, лучше прибегнуть к помощи министерства. Теперь-то уж в случае неудачи с Белова не взыщут — преступлением занимается сам отдел уголовного розыска, расследование ведется под его руководством.

Если бы не этот Варламов — копуха и добродей. Впрочем, Белов разъяснил ситуацию довольно ясно и определенно, подполковник обещал похлопотать о пенсии. Только теперь придется помалкивать даже при удаче — министерство взяло вожжи в свои руки.