Этюд для уголовного розыска

* * *

Демонстрировался зарубежный художественный фильм о полиции. Импозантного вида комиссар творил чудеса, смело применял оружие, блистал приемами карате, успевая при этом предаваться любовным утехам. Супермен-полицейский вызвал в Джангире чувство необъяснимой злости. Великолепные машины, вальяжные позы, рестораны, женщины, меняющиеся костюмы, плащи, куртки. Черт знает что, не работа, а прогулка. Как ни приукрашивай, а преступность есть преступность, т. е. насилие, искалеченные судьбы, потерянные жизни. Джангир как профессионал был глубоко убежден, что приукрашивание преступного мира, создание вокруг него романтического ореола ничего кроме вреда не принесет. Сильная личность полицейского, для которого не существует непреодолимых барьеров, раздражала бутафорностью.

Насмотрятся парни такой жизни и рвутся служить в милицию, а потом окунутся в прозу и рапорт на стол начальнику: «Прошу представить к увольнению, я ошибся в выборе жизненного пути». Сколько таких ребят он перевидел, и сам прошел через отрезвление реальностью. Взять, к примеру, заурядные бытовые скандалы, на них часто приходилось выезжать в составе оперативной группы. И всякий раз оставался неприятный осадок. Ругань, слезы, истерика, перекошенные яростью лица, испуганные глаза детей. Разнимать дерущихся — самое неблагодарное занятие, нередко обе стороны объединяются, и тогда грязный мат звучит уже в твой адрес, кидаются в драку. В плаче закатываются дети, видящие в дяде-милиционере, увозящем пьяного отца, но все же отца, — злого, бесчувственного человека.

Вроде пустяковое дело — бытовой конфликт, как бы деликатно ни разнимал, разнимешь — ругают, что был грубым, не примешь меры — бедой обернется, и вновь виновата милиция. До сих пор его пробирает холодок от одного воспоминания. Произошло все следующим образом. Семейный дебошир, загнав в кладовку жену и детей, топором крошил мебель. Уповать на то, что покончив с мебелью, он успокоится, было нельзя, требовались энергичные действия. В пьяном угаре он мог перекинуть ярость и на домочадцев. Дверь в квартиру оказалась запертой, и соседи настойчиво предлагали ее взломать. Джангир решил поступить иначе. Поднявшись на крышу, он, повиснув на руках, спрыгнул на балкон, толкнул плечом дверь и влетел в комнату. Мужик оказался рослым и, несмотря на солидный вес, достаточно подвижным. Не раздумывая, он уверенно двинулся на нежданного гостя, даже наставленный в его сторону пистолет не возымел действия. Джангир едва успел отскочить за массивный обеденный стол, перегородивший половину комнаты. В самом деле, не станешь же стрелять в пьяного человека. Они замерли, глядя друг на друга, разделенные столом.

— Кончай дурака валять, — пытался образумить хозяина Джангир. — Брось топор, давай поговорим.

Дебошир молчал, свирепо пожирая глазами откуда-то появившегося парня и вряд ли что-либо понимая. У него, наверное, белая горячка, подумал Джангир, и едва успел уклониться от удара, нанесенного через стол. Мужчина взревел, негодуя на неудачу, размахивая топором и яростно ругаясь, метнулся влево вокруг стола. В стремительном темпе они сделали несколько кругов и снова остановились, сторожа каждое движение друг друга. Преследователь тяжело дышал и, по-видимому, уже выдыхался. Переведя дух, он вновь предпринял попытку настичь Джангира, но опять безрезультатно. В молчании они изучающе осматривали друг друга. Улучив момент, Джангир засунул мешавший ему пистолет под ремень брюк, обе руки теперь были свободны. Долго беготня продолжаться не могла. В очередной раз они застыли по разные стороны стола, хозяин дышал тяжело и прерывисто, по лицу струился пот. Он поднял руку, чтобы смахнуть капельки с бровей, и Джангир, воспользовавшись моментом, схватил край скатерти и набросил ее ему на голову. Замешательства, длившегося какую-то долю секунды, оказалось достаточно, чтобы преодолеть расстояние между ними, отработанным ударом в предплечье выбить топор, вывернуть руку за спину.

После того вызова он с опаской относился к бытовым выездам. Вот уж поистине, никогда не знаешь, что у пьяного на уме. Поднявший руку на мать, жену, детей, вряд ли пожалеет постороннего, да еще милиционера. Но обидно все-таки бывало, когда на следующий день после скандала в милицию приходили мать, жена или дочь и брали под защиту непутевого сына, мужа, отца. И не просто защищали, а порой возводили напраслину на работника милиции, приехавшего по их же вызову. Сознавая свою неправоту, оправдывались тем, что мы, мол, вызывали вас просто поговорить, пристыдить, а вы сразу к себе везете, привлекаете к ответственности. Как говорится, куда ни кинь, а сотруднику милиции всюду клин.