Ловец ласточек

— Почему Петер прячется?

— Потому что сорвался, очевидно. Сама же всё слышала.

Я сглотнула и потупила взгляд.

— Прости, — выдохнул Кир. — Когда такое с самого утра, трудно держать себя в руках. Ты только не слишком заморачивайся, у нас это бывает иногда.

— Вчера он был в таком хорошем настроении.

— Сегодня особый случай. Я предлагал ему остаться дома, но он если упрётся, то ни за что не уговоришь.

— А что сегодня?

Кир опустился на стул и потёр глаза.

— Сегодня год с того дня, как Петер пришёл в этот мир. И даже не спрашивай, что это для него значит, окей? Вообще эту тему не затрагивай.

— Но разве мы не должны его как-нибудь поддержать, побыть с ним?

— Можно подумать, я не пытался. Сейчас наше присутствие сделает только хуже, поверь мне. Мы можем только сидеть и ждать. Я позвонил Фани, скоро она приедет и успокоит его.

— Это звучит так…

— Ужасно, знаю. Просто смирись. И давай побудем в тишине хотя бы пять минут.

С этими словами Кир подпёр лоб руками и просидел так до приезда Франтишки. Я же в напряжении стояла рядом, стараясь не обращать внимания на слышавшийся из прихожей сдавленный плач.

Войдя в агентство, Франтишка сразу направилась в гостиную и плотно закрыла за собой дверь, так что происходившее внутри осталось для меня загадкой. Через четверть часа она появилась на кухне, утомлённая и слегка недовольная.

— Он наконец-то уснул. Такое ощущение, что со временем моё пение всё меньше на него действует. — Франтишка прокашлялась и провела пальцами по горлу.

— Сварю кофе, — сказал Кир, поднимаясь из-за стола.

— Эх, обидно, конечно, что пришлось с работы отпрашиваться. Заняться, что ли, глажкой… Марта, поможешь мне?

Я кивнула. Причины, по которым домашними делами заведовала Франтишка, были мне неизвестны. Доплачивала ли ей Мария за дополнительную работу? Иногда казалось, что её вовсе не волнует происходящее в собственном доме. Спросить, почему Мария не принимает участия в ситуации с Петером, я не осмелилась.

Мы пили кофе в тишине. Время только близилось к полудню, а мне хотелось, чтобы рабочий день поскорее закончился. Чтобы кто-нибудь сказал: «Отлично поработали. Увидимся завтра!» Конечно, я могла уйти в любой момент. Но что-то пригвоздило меня к стулу, копошилось в затылке и шептало: «Будь здесь».

Франтишка посмотрела на наручные часы.

— Почти тридцать минут. Марта, разбудишь Петера?

— Почему я?

Она пожала плечами:

— Приобщайся. Тебе с подобным, наверняка, ещё не раз столкнуться придётся.

— Отнеси ему воды. — Кир протянул мне кружку.

На несколько секунд я замерла в растерянности, но всё же собралась, взяла кружку и вышла в коридор.

Воздух стал тяжёлым. Из-за двери гостиной не доносилось ни звука. Затаив дыхание, я переступила порог и шагнула к дивану. Петер лежал на боку неподвижно, лишь грудь размеренно вздымалась. Лицо его выглядело измученным. В сердце кольнуло. Шторы были задёрнуты, и в комнате стоял прохладный полумрак, уютный, но предназначавшийся не мне.

— Петер, — я осторожно тронула его за плечо.

Он приоткрыл глаза и встретился со мной взглядом. Дрогнул, тяжело приподнялся и сел.

— Сколько я спал? — сипло спросил он.

— Полчаса. Я принесла тебе воды.

Кружка, надёжно державшаяся в моих руках, из его ослабших, дрожащих ладоней выскользнула и полетела на пол. Звон оглушил меня. Замерев, я смотрела на расползающуюся под ногами лужу. Кеды промокли.

В гостиной мгновенно появилась Франтишка и бросилась собирать осколки.

— Простите, — печально произнёс Петер.

— Ничего страшного, — отозвалась Франтишка. — Что у нас, кружек мало? Ерунда какая. Всю эту посуду вообще давно пора обновить. А вода в два счёта высохнет. Благо, это всего лишь вода.

Петер потёр лоб.

— Думаю, мне лучше поехать домой.

— Идём, я отвезу тебя, — сказал вошедший в гостиную Кир и чуть кивнул Франтишке, поймав её взгляд. Помог Петеру подняться и, поддерживая за руку, вывел на улицу.

Так они и уехали, даже не попрощавшись.

— Ох, можно выдохнуть, наконец. — Франтишка отдёрнула шторы, и я сощурилась от яркого света. — Хоть погладим без лишних нервов.

— Часто у вас… такое?

— Последний раз было в июле, кажется. Или в июне? Во всяком случае, гораздо реже, чем бывало раньше.

— А раньше?..

Я не договорила. Звякнула ручка входной двери — это пришла Мария.

— Где остальные? — спросила она без единой эмоции, подойдя к нам.

— Кир повёз Петера домой.

Мария долго смотрела на лужу у наших ног.

— Ясно.

— А ты где была, Маричка? — улыбнулась Франтишка и поспешила за шваброй.

— Ездила забирать деньги за заказ Марты. Держи, — она передала мне конверт. — Ты постаралась на славу. Клиентка в полном восторге. Ладно, прибирайтесь тут. Я буду у себя.

Конверт принёс бы мне большее облегчение, если бы мысли мои не были в ту минуту заняты Петером.

— Не хочешь кеды просушить? — весело поинтересовалась Франтишка.

Я переступила с ноги на ногу — пропитавшаяся водой обувь неприятно хлюпала.

— А ты расскажешь, что было раньше?

Закончив с лужей, Франтишка вздохнула.

— Ставь чайник. Глажка подождёт.

Непохоже, что ей в самом деле хотелось что-либо рассказывать. Но, согласившись, она не хуже меня понимала, что отступаться поздно. А потому Франтишка заварила чай, поставила на стол две чашки и, сделав глоток, начала:

— С Петером всегда было тяжело. Ещё когда он только пришёл к нам, все мы знали, что так будет. Знали, но молчали. Надеялись, что обойдётся, наверное. Конечно же, ничего не обошлось. И ситуация сложилась самая неприятная: он ещё недостаточно доверял нам, чтобы принять помощь, но мы уже чувствовали свою ответственность за него и не могли просто бросить, выгнать из агентства, потому что он явно не был способен работать. Неспроста же он пришёл сюда, верно? Искал какую-никакую поддержку. В агентстве тогда работали ещё двое кроме меня. Вот Маричка и попросила нас троих позаботиться о Петере. И кажется мне, сделала она это от безысходности. Ведь никто из нас по-настоящему не знал, как ему помочь. То, что ты видела сегодня, раньше могло продолжаться по несколько дней. Бывали времена затишья, а потом снова напряжённые недели, когда Петер постоянно находился на грани срыва. Как ни пытались, мы не могли найти к нему подход. В большинстве случаев всё заканчивалось тем, что я применяла способность, чтобы успокоить его. А так проблему было не решить. Я чувствовала себя такой беспомощной и бесполезной. Да и остальные чувствовали то же.

Франтишка грустно смотрела в чашку, на своё рябящее отражение.

— Надо сказать, Петер всё это понимал. Он сам старался не меньше нашего, но ничего не выходило. Ему было плохо и тяжело, и я не знаю, помогали ли мы хоть сколь-нибудь. И всё равно он всегда извинялся за срывы, не просил помощи лишний раз, если мог — улыбался и говорил, что в порядке. Я думала: это неправильно, больше поддерживай его, выслушай или побудь жилеткой, если видишь, что ему это нужно. Разве это так сложно? — Она откинулась на спинку стула и подняла глаза к потолку. — Очень сложно. Я не могла переступить через себя, не могла взять чужой груз. Мне и своего хватало с головой.

— Тогда почему вы не обратились за профессиональной помощью?

— Мы хотели поступить так с самого начала. Но… Дело было в том, что Петер доверился нам с одним единственным условием: мы не подпустим к нему никаких психологов и врачей. Маричка делала на этом особый акцент. Нас не касается, что там такое произошло в его прошлом, мы не должны поднимать эту тему, иначе можем навредить. И мы добросовестно молчали. Буду честна, мысли о том, чтобы поручить Петера специалисту, посещали меня неприлично часто. В глубине души я считала его обузой, сколько бы этого не отрицала. Простое беспокойство о нём смешивалось с постоянными упрёками в свой адрес, неуверенностью, чувством вины. Долгое время в агентстве царила настолько гнетущая атмосфера, что мы ринулись искать работу на стороне, но и это едва ли помогало. Мы как будто сами себя загнали в угол. Не было правых и виноватых, не было выхода. До тех пор, пока один из нас не сдался.

Франтишка опустила голову. Её чай остывал.

— Неужели вы… — заканчивать фразу я побоялась.

— Мы его предали. — Голос Франтишки звучал совсем глухо. — Обставили всё как незапланированный выходной. Петер был очень рад выбраться в город вместе с нами, но когда увидел вывеску… Я так испугалась. В его глазах было столько всего, что мне захотелось упасть на колени и молить о прощении. Чувствуя его боль на расстоянии, я едва её выдерживала. А Петер просто… убежал. И мы не стали его останавливать. Не могли себе позволить. Мы ясно осознавали, что наделали. Выговор от Марички был последним гвоздём в крышку гроба. Тот, кто предложил эту ужасную идею, с того дня больше не работал в агентстве. А я… Наверное, Петер никогда меня не простит.

Она закрыла лицо руками. Съёжившаяся, скорбящая. Я опустила ладонь ей на плечо.

— Но сейчас ведь всё не так плохо.

— Спасибо Киру. — Франтишка отняла руки от бледного лица. — Знаешь, его Петер привёл в агентство. Мы уже и не надеялись, что когда-либо его увидим. А он пришёл, в гораздо лучшем самочувствии, чем мы помнили, так ещё и не один. Нам просто несказанно повезло.

Закончив на этом, Франтишка выпрямила спину и улыбнулась. Снова бодрая и жизнерадостная, словно рассказанное никак к ней не относилось. Меня же эта история наполнила чувством безграничной благодарности. Кир и Юлиан. До чего сильными они были, раз не переставая заботились о нас? Пусть их старания временами оказывались напрасны, в этом не было их вины.

Нет, это лишь означало, что мы должны стараться не меньше.