Пионерский гамбит

Глава 13

Я залез на кровать с ногами и открыл окно.

— Как там Мамонов? — спросил я, пока Марчуков набирал воздуха в грудь.

— Аннушка его к директору повела! А он сказал хилять в медпункт узнать, как ты. Я ничо не понял! Так вы подрались или нет?

— Да нет же! — воскликнул я, но тут же оглянулся на дверь. Она все еще была закрыта, доктор или не услышал, или не обратил внимания. — Посторонись, Марчуков. Побежали к директору, попробуем спасти твоего Мамонова.

Голова Марчукова исчезла из оконного проема. Я перебрался через подоконник и спрыгнул на усыпанную хвоей землю.

— Показывай дорогу давай, я же не знаю, где тут директор!

Марчуков рванул с места в сторону линейки, я за ним.

— Молодой человек, вам еще нельзя бегать... — раздался вслед дребезжащий голос доктора.

Мы пробежали наискосок через квадратные плиты линейки, потом свернули куда-то за клуб, в ту часть лагеря, где не было отрядных корпусов, а стояли обычные жилые домики для персонала. Коричневое деревянное крыльцо жалобно скрипнуло, когда мы на него взбежали. Я рванул дверь и, задыхаясь от быстрого бега мы с Марчуковым ввалились в кабинет.

Высокая прическа директрисы занимала, кажется, половину кабинета. Она смотрелась почти как Красная Королева из фильма про Алису в Стране Чудес. В руке она держала белую трубку телефона. Спиралька шнура, соединяющего ее с аппаратом, перекрутилась, и ее тонкие пальцы расправляли петли, заставляя капризный провод вернуться к своему идеальному состоянию.

В кабинете было уютно. На подоконнике — вязаные кружевные салфетки. На стенах не очень умело сделанные чеканки, детские рисунки в рамках, вышитые панно. В нескольких вазах, сделанных из молочных бутылок с широким горлышком, обклеенных ракушками и бусинами, — букетики полевых цветов.

Мамонов стоял перед ней в независимой позе, сунув руки в карманы. Лицо его было красным, скорее от гнева, чем от стыда.

— Крамской? Марчуков? — Анна Сергеевна строго посмотрела на меня поверх очков. — Почему вы вдруг врываетесь без стука?

— Не отправляйте Илюху домой, он не виноват! — выкрикнул Марчуков.

— Выйдете из кабинета, — отчеканила педагогиня. Потом повернулась к директрисе и извиняющимся тоном продолжила. — Надежда Юрьевна, вы уж извините, сегодня же вечером проведу с ними беседу. А что до Мамонова, то...

— Он не виноват! Он ничего не сделал! — Марчуков шагнул вперед.

— Не надо тут выгораживать своего дружка, Марчуков! — Анна Сергеевна выпрямила плечи и вздернула подбородок.

— Я не выгораживаю, это правда! Вы у Крамского спросите, он же там был!

— Я вам сказала выйти из кабинета! — на шее у педагогини выступили вены.

— Почему вы в таком виде, юноша? — пристальных взгляд директрисы уперся в мое лицо. Ее большая голова покачивалась на тонкой шее, и мне снова показалось, что она с трудом удерживает такой груз.

— Надежда Юрьевна, это просто недоразумение, — сказал я как можно более спокойным голосом. Благо, пока во время перепалки Марчкова с Анной Сергеевной дыхание у меня более или менее восстановилось. — У меня правда просто пошла носом кровь. Мы и не собирались драться.

— Ну конечно! — Анна Сергеевна всплеснула руками. — Сначала вы у всех на глазах поссорились, потом он утащил тебя в дальний угол, когда мы пришли, ты был весь в крови. Я не понимаю, зачем ты мне врешь сейчас! Уходите немедленно с глаз моих!

— Нет, подождите, Анна Сергеевна, пусть мальчик говорит, — директриса опустила трубку на рычаг аппарата.

— Мы действительно поспорили, — сказал я. — И отошли в сторону. Но драться мы не собирались даже, мы же почти взрослые люди.

— Взрослые они! — фыркнула Анна Сергеевна.

— Ну подумайте сами, зачем бы мне его выгораживать? — я пожал плечами. — Ведь если бы он и правда меня избил, то я бы точно был всеми руками за, чтобы вы его домой отправили.

— Синяки бы были, если бы Илюха нос ему расквасил, — встрял Марчуков.

— Мы правда не дрались, было бы несправедливо наказывать Мамонова за то, чего он не делал, — я вытащил из носа дурацкие жгутики, зажал их в кулаке и проверил ладонью, не идет ли кровь. Вроде все было нормально.

— Между прочим, там есть еще темная история с дымом на открытии, — язвительно сказала Анна Сергеевна.

— Да не мы это! — заорал Марчуков, но я дернул его за футболку и продолжил он уже спокойнее. — Мы готовились! Я сценку придумал, а Илюха там должен был америкашку играть. Я даже пестик у своего брательника из седьмого отряда взял погонять!

— Пестик он взял! Марчуков, ты седьмой класс закончил, а до сих пор как маленький! — Анна Сергеевна закатила глаза. — И как это вас оправдывает?

— А мы и не оправдываемся, Анна Сергеевна, — сказал я. — Потому что мы не виноваты. Вы отправите домой ни в чем не повинного Мамонова, а тот, кто все это устроил и сорвал нам вечер, будет разгуливать по лагерю и потирать ручки. И еще потом нам что-нибудь устроит. На смотре песни и строя или на олимпиаде.

— Резонно, — большая рыжая голова качнулась. — Жарко сегодня, Анна Сергеевна. Отпустите детей в отряд.

— Вы считаете, что они ничего больше не натворят? — педагогиня бросила на меня недобрый взгляд. — Пусть они дадут честное слово...

— Конечно, натворят, — уголки бледных губ директрисы дернулись вверх. — Но наказывать мы их будем, только если они и правда виноваты. Мамонов, Крамской, Марчуков, можете идти.

— Спасибо, Надежда Юрьевна! — сказал я. Марчуков набрал в грудь воздуха, чтобы еще что-то сказать, но я потащил его за футболку к выходу.

Мы торопливо шагали по дорожке,Марчуков постоянно оглядывался, будто опасался, что за нами погонятся и вернут обратно в грозный кабинет директора.

— Уф, кажется, пронесло! — рыжий остановился и уселся на землю рядом с толстенной сосной. Подобрал шишку и запулил ее в стороной корпуса первого отряда. — А разве у твоей матери на работе есть телефон?

— У начальника цеха есть, — сказал Мамонов. — Сообщение бы оставили. Пришлось бы ей брать отгул и ехать сюда за мной.

— Аннушка совсем сбрендила... — Марчуков кинул еще одну шишку. Некоторое время мы молчали. Марчуков сидел у дерева и кидал шишки, Мамонов жевал травинку, а я смотрел на компанию детей из какого-то младшего отряда. Они стояли в кругу, потом кто-то подкидывал мяч, выкрикнув: «Штандер, Митя!» Потом все бросились врассыпную, кроме одного, который бросился за мячом.

Мамонов повернулся ко мне и протянул руку.

— Спасибо, Кирилл.

— Да брось, не за что, — я пожал протянутую руку.

Заиграл горн, призывающий на ужин. Мы переглянулись и молча потопали к столовой. Только молчание это больше не было напряженным или недобрым. Просто задумчивым. Никакой радости от победы в этой ситуации ни я, ни, судя по лицам Мамонова и Марчукова не ощущали. Зато между мной и старыми приятелями отчетливо рухнула стена, которую я ощущал с самого начала. Другом я им еще не стал а вот чужаком уже не был.

— Что, Мамонов, последний ужин? — злорадно спросила Коровина, когда мы рассаживались за столом.

— Не дождешься, Коровина, — криво ухмыльнулся Мамонов.

— Как это? — возмутилась Коровина. — Анна Сергеевна, вы же сами говорили...

— Ешь, Коровина, — раздраженно буркнула Анна Сергеевна. — Без твоих советов разберемся.

Коровина тряхнула головой и переглянулась с сидящей рядом с ней Шарабариной. Та сделала большие глаза и пожала плечами. Потом что-то прошептала ей на ухо и указала глазами на меня. Коровина тоже на меня посмотрела и что-то прошептала в ответ. Взгляд «ангелочка» стал цепким.

Я воткнул тупую алюминиевую вилку в плоскую котлету-лапоть и подумал про свою дочь. «Да, Карина, пожалуй, ты права, я ничего не понимаю», — мысленно ответил я своей дочери. Очень давно не играл в эти игры. Совсем забыл о том, насколько связывает по рукам и ногам отчужденность с коллективом. В моей маленькой фирме работает всего-то семь человек. И мне не нужно каждый день подтверждать у них свой авторитет, не нужно захватывать внимание и доказывать, что я лучший, что я достоин. Отношения сложились, рабочий режим налажен, работа-дом, друзья по пятницам. И постепенно привыкаешь вот к этой вот устойчивости окружающего мира. А потом все внезапно рушится, и вот ты снова в начале пути.

И где теперь оказался весь этот хваленый жизненный опыт, которым я козырял перед дочерью?

Я фыркнул, чуть не подавившись кашей, когда представил лицо Карины, если бы она вдруг услышала эти мои слова сейчас.

Да, Карина. Все так. Твой папа ни черта не понимает. И ведет себя, как и положено гику и ботану Кириллу Крамскому, который клепает по ночам в тетрадке приключения бравого капитана звездолета Зорина. А в остальное время отсиживается в углу. И все очки, которые он заработал среди новой для себя компании твоих ровесников, Кара, ему выдали только за то, что у него очень вовремя носом пошла кровь.

— Крамской, а ты почему сбежал? — спросила Шарабарина. — Тебе же сказали до утра оставаться.

— Привидений боюсь! — ответил я и сделал страшные глаза. — Говорят у вас в медпункте водятся призраки мертвых белогвардейцев. На скелетах коней. Жуть такая, ммм...

— Ой, да ладно! Все ты выдумываешь! — Шарабарина прыснула и снова что-то зашептала на ухо Коровиной.

Я облизал ложку и решительно встал, чтобы потребовать добавки. Реально, жрать хотелось так, что эта несчастные липкие макароны с котлетой проглотил, даже не заметив.

Активисты кучковались вокруг Прохорова, и оттуда слышались возгласы про космос, Гагарина и ракеты. Понятно, они собираются новую сценку ваять. Или еще что-то подобное.

Тут мне на глаза попался одинокий желтенький цветочек. Он рос прямо на краю дорожки, упрямо поднимался, после того, как проходящие постоянно задевали его ногами. Цветок... Букет... Директриса... Анна Сергеевна.

Я вспомнил застывшее лицо Анны Сергеевны. Она умело скрывала свое плохое настроение за маской всегдашней строгости. Должно быть, она только что получила выволочку у Красной Королевы.

Я ускорил шаг, почти поравнявшись с активистами впереди, но пошел на на веранду в наш корпус, а мимо. Туда, где трава была не притоптана, и цветочков росло больше, чем один чахлый одуванчик у дороги.

Ромашки.

Не знаю, что такого трогательного в полевых цветах, лично мне всегда казалось, что нет ничего лучше букета из красных роз, кто бы там что ни говорил. Но выбирать было особо не из чего. Букет одуванчиков смотрелся бы еще хуже, как будто детсадовец собирал. А ромашки, на самом деле, ничего так себе цветы. Во всяком случае, в качестве подарка для воспитателя пионерского отряда, которого разозлили ее строптивые питомцы.

На скамейке рядом с отрядом сидели девчонки, скучковавшиеся вокруг Шарабариной. К отрядной доске объявлений был приколот тетрадный листочек, на котором было крупными буквами написано: «Где расписание, Прохоров?!»

На веранде заседал актив, права потерявший Коровину и Марчукова. Зато пополнившийся двумя безымянными парнями из второй палаты.

Мамонов со своими вечными спутниками Мусатовым и Марчуковым тоже сидели на веранде, но чуть поодаль от актива. Я спрятал букет за спиной, пересек холл и подошел к двери Анны Сергеевны. Постучал вежливо.