Безымяныш

* * *

— Это где мы?

Нахмуренные брови Глиста, как и сам прозвучавший вопрос, совершенно не радуют.

— Мёртвый лес?

— Не. Там деревья погуще стоят. И пониже они.

— Зато мох один в один тамошний.

Это что ли Медведушка называет мхом эту паклю? Разве же это мох? Свисающие с древесных ветвей огромные зелёные тряпки похожи на рваные паруса. Вся округа в такой «красоте».

— Командир, узнаёшь места?

— Неа, — сознаётся Матвей. — Может, какая окраина Гнилых болот, может, такая часть Мёртвого леса, куда наш лоскут не заносило при мне. Ждём, что капитан скажет. Вон, пошёл уже к лордам. Совет будут держать.

Ожидание тяготит. По ту сторону канала подлинно другой мир. Начиная от вида высоченных, по три-четыре сотни локтей, деревьев и заканчивая долетающими до нас звуками и запахами — всё чужое, незнакомое, непривычное. Причём, не только нам, предзам. Местные безымянные тоже хмурятся, не узнавая странного леса, обступившего полис.

А вон и первые обитатели здешних мест показались. К краям толстых веток, срезанных переносом лоскута, от стволов подбегают мохнатые, длиннохвостые звери. Какая-то родня хортов с более тёмным мехом и меньших размеров, но с сильно выступающими вперёд челюстями, делающими их морды похожими на волчьи. Средняя особь размером с меня. Волосатые недочеловеки молча скалятся, подтверждая, что и зубы у них под стать серым хищникам.

И зверей всё больше и больше. Уже облепили все ближайшие ветки. Огромная стая. Некоторые ветки-обрубки торчат в нашу сторону немногим выше уровня стен. Оттуда есть шанс перепрыгнуть сюда. Про верхние ветви и вовсе молчу.

— Чего ждём, командир? — кричит Глист.

Матвей косится на ворота, над которыми Кровопийцы — так называется отряд знати, какому выпал черёд промышлять за стеной в эту седмицу — и глава кулака спорят о чём-то, сопровождая свою речь частыми жестами. Через миг капитан поворачивается в нашу сторону и делает руками движение, словно натягивает тетиву.

— Бей! Стрелять по готовности! — командует Матвей и сам тут же выхватывает стрелу из колчана.

Приказ нашего командира немедленно подхватывают старшины соседних отрядов, и тот уносится по цепочке всё дальше и дальше. С другой стороны ворот те же самые слова вылетают из уст Ефима. Миг — и стена оживает. Треньканье луков, щелчки арбалетов. Стрелы роем уносятся к веткам с хортятами, как я для себя обозвал длиннохвостых зубастиков.

Расстояние слишком мало, чтобы мазать. Облепившее ближние ветки зверьё начинает валиться вниз. Вот это я понимаю охота — и ходить никуда не надо. Но я рано радуюсь. На деревьях поднимается вой такой силы, что хоть воск в уши лей. В вышине на ветвях мохнатых хортят ещё больше, чем здесь. Сквозь прорехи в зелёных парусах мха видны сотни и сотни зверей, продолжающих скапливаться на растущих возле стены деревьях.

Присмотревшись, я замечаю, как там дальше, в глубине леса, от крон к кронам стремительно перелетают многочисленные тёмные пятна. И это не просто прыжки. Слишком уж велико преодолеваемое за один присест расстояние.

— Копья в руки!

Крик Матвея на долю мгновения обгоняет настигшее меня понимание, а секундой спустя небо над нашими головами заполняется сотнями прыгнувших сверху хортят. Йоковы белки-летяги замедляют падение растянувшимися между лапами перепонками, заодно управляя полётом. Часть из них метит прямо на стену, другие нацелились спланировать дальше, нам за спины.

Успев бросить лук под ноги, бью копьём в опускающегося мне на голову зверя. Нанизал, как на вертел, но следующего хортёнка приходится уже рубить сорванным с пояса топором. Их так много, что на каждого человека нападает по три-четыре летуна разом. Своих я кое как раскидал, но не всем из наших хватает проворства осилить подобное. Слева кто-то облепленный мохнатыми тварями летит со стены в канал. Справа Рваный, посмертно подтвердив свою кличку, падает с разодранным горлом. Ещё дальше схватившая два топора Домовиха безуспешно пытается отбить мужа у заваливших его на доски настила хортят.

Зверей слишком много, и устоять под таким натиском защитникам полиса позволяет лишь дар. Вернее, дары, какими народ, у кого они есть, уже вовсю пользуется. Сёпа прёт кабаном по стене, тупо скидывая мохнатую погань в ров пачками. Кусок в дюжину шагов он расчистит. Я на этом краю вовсю режу, кромсаю, колю летунов, до которых могу дотянуться. Не мешали бы товарищи по отряду, кого могу случайно задеть, косил бы тварей клинками, что косами — их тут, как в поле колосьев.

У ворот настоящая свистопляска с громом и молниями. Лорды в лёгкую выбивают свою долю врагов. Уж кому-кому, а благородным ничего не грозит. С этой мелочью, пусть и такой многочисленной, они справятся запросто.

Между тем, к беснующимся на стене хортятам всё продолжает и продолжает прибывать подмога. Здешний лес полон мохнатой погани. Видать, лоскут прыгнул прямо к гнездовьям этих хищных зверей. С верхних веток всё падают и падают летуны.

Внезапно у нас над головами из ниоткуда появляется целый рой светлячков. Разлетевшись квадратной сетью на десяток саженей, огоньки размером с кулак остаются висеть в воздухе. Это — искорки Матвея. Командир тоже призвал свой дар.

На прикрытом участке стены становится сразу полегче. Цепляющие огоньки летуны с визгом падают вниз. Искры Бездны насквозь прожигают, что перепонки, что лапы, что туловища с головами.

Мой дар весь вышел. Рублю хортят топором. С копьём здесь не развернуться. Зря я смеялся над Шапкой, таскающим на поясе две широкие короткие сабли. Да, не для охоты на крупного зверя оружие, но сейчас самый раз с ним отплясывать. Приставленный ко мне лордом охранник бегает за мной хвостиком. Я не против. Спина постоянно прикрыта. Мужик бьётся куда лучше меня. Кроме добрых долей, у него, в отличие от просто ловкого малолетки, ещё имеется и мастерство с опытом.

Что у Шапки за дар мне неведомо. В холмах не было повода его применять, но сейчас в любой миг способность моего охранника может понадобиться. Хортят не становится меньше. Мы бьёмся и бьёмся. Руки по локоть в крови. Когда уже эта погань закончится.

— Помогите!

В паре десятков шагов от меня, в центре кучи из разрубленных тушек, крутится с двумя топорами в руках Кожемяка. Рубаха Лима разодрана в лоскуты. Здоровяк весь в крови. Прикрывавший его безымянный из местных по кличке Квашня лежит рядом без признаков жизни. Нужно срочно помочь! К спине друга прицепился летун. Когти лап впились в кожу, пасть пытается отодрать кусок мяса чуть ниже загривка.

Бросаюсь к Лиму, но меня опережает Сепан. Метла тоже выжат, но он и без дара способен на многое. Длинный нож входит зверю в живот. Сёпа сдёргивает хортёнка со спины друга свободной рукой и швыряет через зубчатый парапет вниз.

Ну и ну! Наш Кузьма настоящий везунчик. Живой и здоровый карабкается на стену по сброшенной лестнице. Видать, упал в ров ещё в самом начале. Вода его и спасла. Дожидаюсь трактирщика, помогаю перебраться через край.

— Держись меня!

Чудика пролечили пока мы шарахались по холмам. Не дам труду лекарей пропасть зря. Слабосилок подбирает копьё. Пользы от мужика — ноль без палочки, но мы с Шапкой и сами справляемся. Кстати, летуны перестали валиться на голову. Сеть Матвея? Да нет, искорки давно выдохлись. Неужели, звериная стая имела конец? Очень похоже на то. Мы отбились!

— Раненых вниз! — на всю стену орёт командир.

— Все вниз!

Это уже капитан. От ворот к нам бегут воины в разной одежде. Это вольные!

— Кто в порядке, все в город! — на ходу раздаёт приказы Абос. — Чистить улицы! Быстро! Разбегутся по внешке — замучаемся отлавливать!

И действительно, я совсем позабыл про тех хортят, что перелетели через нас. А ведь их было больше, чем тех, что упали на стену. Сотни, если не тысячи хищников шустрых способны устроить такую резню, что кровь зальёт улицы от края до края.

Соскальзываю вниз по сброшенной кем-то верёвке. За ранеными уже бегут слуги-пустышки — тут справятся без нас. Матвей уже на земле и криками собирает отряд. Это все? И двух десятков ведь нет. Фух… Ещё бегут. Вижу Рыжего, Молчуна, Домовиху.

— Что с мужем? — заглядываю в сухие и собранные глаза женщины.

— Я — вдова.

И, ни слёз, ни предательской дрожи в голосе. В этой паре на Путь становилась она.

— Мне жаль.

— Всё потом, — отталкивает она мои руки.

Не железная всё же. Таки шмыгнула носом.

— Работаем группами по три человека! — торопливо начинает Матвей. — Наш отряд берёт шесть улиц справа от осевой. Двигаемся от стен пока не перестанут встречаться мохнатые. Потом разворачиваемся — и в обратную сторону. Всё, пошли, пошли! Встречаемся здесь же!

Нахожу взглядом Кузьму. Надо взять с собой, а то сгинет ещё. Но меня опережают.

— Чудик, давай с нами, — тянет трактирщика за руку Сёпа. — Будешь делиться удачей, везучая морда.

В тройке с Метлой и Медведушкой дядька не пропадёт. А что Лим? Здоровяк весь в крови, но где там своя, где чужая пойди разбери. На ногах стоит твёрдо. Те раны, что нанёс Кожемяке летун, для него ерунда. С другом Глист и Лупатый из новеньких. Возьму Рыжего. Эф пока не решил, с кем идти.

— Эй, давай сюда, — машу одарённому.

Третьим, ясное дело, со мной идёт Шапка. Мы одни из последних. Остальные уже убежали. Выбираю направление. Трусим вдоль стены к дальней улице из указанных командиром. Во внешке они идут часто. На квартале между двух крупных до десятка поменьше. По дороге срубаю хортёнка, попытавшегося броситься мне на голову с крыши одного из домов.

— Смотрим вверх! Не все на земле!

Но внизу тварей всё-таки больше. Внешка тонет в душераздирающих воплях. Стоит отвернуть от стены, как в узких лабиринтах хаотичной застройки начинается Бездна. Пустышки, в основном дети и женщины, куда-то бегут, не разбирая дороги. Хортята повсюду. Здесь у них нет противников, только жертвы. И зверей гонит явно не голод. Напрыгнуть, загрызть — и на поиски новой двуногой добычи. Хозяева леса истребляют пришельцев, явившихся к ним вместе с домом, накрыв им часть дома чужого. По крайней мере, другого не приходит на ум.

Ох, сколько здесь трупов… Особенно детских. Я мгновенно зверею. Среди маленьких растерзанных тел мне мерещатся: Важ, Зуя, Фока и остальные сиротки, кого я оставил в Предземье. Эх, дара нет… Но и топоры — второй я подобрал ещё на стене — при моих долях замечательно рубят ненавистную мохнатую плоть.

Взмах — и хруст звериного черепа мгновенно сменяется чавканьем. Ещё удар — и из распоротого брюха тварюки выпадают кишки. Я быстрее уродцев — от меня не уйти. По одному хортята не представляют опасности для сильного воина. Шапка с Рыжим тоже вовсю крошат хвостатую погань. Мы медленно, но уверенно продвигаемся по узкой улице, очищая её от зверья. Шли бы быстрее, да постоянно приходится врываться в дома бедноты, откуда доносятся крики и звуки борьбы.

На моём счету уже под две дюжины тварей. Мне мало. Кровавая пелена смыла разум. Бесчисленные детские тела будут сниться мне до конца жизни. Я стараюсь не смотреть, не заглядывать в лица, но это не помогает. А хуже всего то, что я ничем не могу помочь раненым. Ни зелий, ни мазей, ни умения. В этом плане я совершенно беспомощен. Рыдающие, хрипящие, скулящие малыши лежат в лужах крови, пытаются куда-то ползти, умирают на руках матерей, сестёр, братьев.