Безымяныш

Мне кажется, я и сам умер. В голове одна мысль: «Быстрее! Быстрее! Быстрее!». Каждый миг эти твари убивают кого-то ещё. Я несусь всё вперёд и вперёд. Рублю, рублю, рублю. Снова рублю. Я не чувствую боли, когда тот или другой летун достаёт меня когтем. Я не слышу обращённых ко мне слов товарищей. Я отпихиваю пытающегося до меня докричаться Шапку. Я — Кара! Я — Смерть! Я — Возмездие!

Нет! Я — Спаситель! Мне нужно спасти всех слабых и беспомощных в этом городе. И я спасаю. Спасаю, как могу — сею смерть. Бью топором, бегу дальше, бью снова. Глупые звери не пытаются прятаться от меня. Они тупо кидаются на любого, кто находится рядом. Им не важно мужчина то, женщина или ребёнок.

— Нет! Нет! Нет!

В хриплом вое старухи вся боль мироздания. Дряхлая бабка — во внешке немало таких — сидит на земле, прижимая к себе лежащую перед ней девушку с разодранным горлом. Сам того не желая, выхватываю взглядом покрытое кровью лицо.

Исиль… Вот и подарил жизнь убийце. Мне жаль и её. Мне всех жаль. Я плачу без слёз и бью, бью, рублю. Мне кажется, это никогда не закончится. Проклятый Путь! Проклятая Земля! Проклятый ненавистный Арх!

Навстречу нам, перекрыв живой стеной улицу, шагают воины с выставленными вперёд копьями. Пустые из ближайшей школы, готовящиеся стать безымянными. Ведёт их вольный в шлеме городского стражника. Оставшиеся недохорты зажаты в клещи. Минута — и последний из хищников падает замертво, зарубленный моим топором.

— Хорошая работа, безымянные, — кивает нам вольный, оценив количество мохнатых трупов за нашими спинами. — Возвращайтесь к стене. Переулки мы сами зачистим. Вам срочно надо к лекарям.

Меня дёргают за руку. Оборачиваюсь. В глазах Шапки страх. Но боится он в этот раз не за меня, а меня.

— Очнись, псих! Возвращаемся! Ты не в себе!

— Где Эф?

Сердце продолжает колотиться в груди, но разум начинает медленно возвращаться.

— Кто?

— Рыжий.

— Рыжего давно загрызли. Ты даже не заметил. Очнись, мелкий псих!

— Жалко…

— Себя пожалей. Ты сейчас упадёшь. Я весь дар на тебя спустил. Посмотри на себя.

Я опускаю голову и, словно со стороны, смотрю на покрытое бесчисленными ранами голое тело. Почти голое. Под поясом ещё кое-где остались покрытые кровью обрывки штанов. Рубахи нет вовсе. Как и не хватает мизинца на левой руке. Я даже не заметил, как его мне отгрызли.

— Я не смог спасти…

Оставшиеся пальцы до хруста в костяшках сжимают скользкие рукояти топоров.

— Пошли уже, псих. Рыжего не вернуть.

— Я про них, — киваю я на разбросанные по улице в большинстве своём маленькие тела.

— Пустота, — отмахивается вольный, играющий роль безымянного, каким был когда-то. — Бабы ещё нарожают.

А ведь ещё раньше он и сам был пустым… Гнилой город, гнилые люди. Сплошная гниль…

Ненавижу Арх!