Высадка. Изгои

13. Во все тяжкие

Остап растерянно смотрел на нового противника.

Ржавый молчал, обреченно уставившись в землю. Его голова безвольно свесилась набок, он покачивался, как марионетка на ветру. Из носа шла кровь.

— У тебя это… — Остап провел пальцами у себя под носом.

— Пустяки, до свадьбы заживет, — равнодушно сказал паренек, но кровь все же вытер.

А окружившая загон толпа требовала продолжения «банкета». В воздух взметались десятки кулаков. Все, включая детишек, протяжно скандировали:

— Убей! Убей! Убей!

«Эх, мне бы сейчас автомат, без всяких сожалений пустил бы эту шатию-братию в расход!» — обведя их презрительным взглядом, подумал Остап.

— Сжальтесь! Он же на ногах едва стоит! — обратился он к озверевшей публике.

— Убей! Убей! Убей! — не унимались зрители.

— Ты чего медлишь⁈ — ковыряясь в зубах палочкой, прикрикнул Фунт.

— Я отказываюсь от боя! Делайте со мной что хотите, я не буду с ним драться!

Хотя какое там «драться», Ржавый едва на ногах стоит. Его соплей запросто перешибешь…

— Есть такое слово «надо», Остап. Не усложняй себе жизнь, кончай коммуняку, он все равно уже не жилец, — пояснил Фунт.

— Я готов драться с любым из вас! Но не с ним! — воскликнул Остап.

— А других бойцов нам не подвезли. Так что кушай что дают.

— Сам выходи на ринг, Фунт! Или сдрейфил?

— И выйду, если ты не прикончишь этого хлюпика. Но ружья своего не брошу.

— Так и знал, что ты трухач!

— А что ты хотел? Чтобы я, простой парень из Маяковки, бился на кулаках с чуваком, в которого вселился дух Стивена Сигала? Ищи дураков!

— Я не буду драться.

— Тогда я проделаю в твоих ребрах дыру размером с Карфаген! А твоему бойфренду башку отстрелю!

— Остап, — еле шевеля сухими губами, произнес Ржавый. — Сделай, как он сказал.

— Но я не могу… я не…

— Убей меня.

— Нет!

— Ишь, раскукарекались, петушары! Вы еще, блин, поцелуйтесь! — загоготал Фунт, и толпа разом подхватила и усилила его эмоцию.

— Остап, ты же видишь, что он только и ждет случая, чтобы прикончить нас обоих? — смертник смотрел ему прямо в глаза. — Убей меня, не доставляй удовольствия этому уроду.

— Но я никогда не убивал человека…— по лицу режиссера потекли слезы, оставляя светлые дорожки на покрытым пылью лице.

Ржавый мрачно улыбнулся:

— Это то же самое, что убить зомби, только не так весело.

— Нет… нет…

— Смелее! Только поклянись, что отомстишь за меня.

— Клянусь!

Остап подошел к Ржавому, опустил руки ему на плечи и быстрым движением свернул тому шею.

Остальное он помнил смутно, урывками.

Вот ликующая толпа поднимает его на руки и, скандируя: «Остап — чемпион!», подбрасывает вверх. И еще раз. И еще. Отовсюду слышатся радостный смех и улюлюканье.

Кадр меняется, и вот уже он сидит у барной стойки в пахнущем перегаром и блевотиной кабаке. Похоже, это и есть то самое «Второе дыхание». Чемпион держит глиняную рюмку с каким-то крепким напитком. Кругом куча народа, все пьяны. Люди хлопают Остапа по плечу, жмут руку, поздравляют.

— За победу! Гип-гип ура! — раздается чей-то залихватский крик.

Остап опрокидывает рюмку. Ядерное пойло, сваренное из всего, что может бродить и давать по мозгам, обжигает нутро.

— Как тебе наша самогоночка? Хороша? — весело интересуется кто-то рядом.

— Х-х-хороша, — жадно хватая воздух ртом, мямлит он.

— Шестьдесят пять оборотов — это не хрен собачий! Так, первая пролетела — вторую крылом позвала!

Наливают следующую. Остап снова выпивает. Голова идет кругом, во рту полыхает пожар.

— Можно мне закусить, а? С утра маковой росинки во рту не было.

— Закуски чемпиону!

— Закуски!

— Закуски!

Перед ним появляется блюдо с вареными яйцами. Он разбивает яйцо о барную стойку, непослушными руками счищает скорлупу и откусывает половину.

— Мужик, отвечаю, это был лучший бой, что я видел за всю свою гребаную жизнь! — трясет его за грудки патлатый урка. — Ты настоящая машина для убийств! Отвечаю! За свою жизнь я повидал кучу боксерских матчей, я видел, как Майк Тайсон отправляет в нокаут Ларри Холмса, но твой бой был просто вне конкуренции! Выпьем!

Еще одна рюмка, и Остап расплывается в глупой улыбке. Самогонка бьет по шарам почище Майка Тайсона.

Мосластый дядька с родимым пятном на пол-лица сует в карман Остапу горсть медяков:

— Я поставил на тебя последние гроши! Держи! Это твоя доля. Заслужил.

— Предлагаю тост за нашего пахана! За Крота! — горланит кто-то.

— За Крота! — подхватывают все.

— За Алькатрас!

— Да здравствует Карфаген!

— Ура!

Внезапно Остап со всей очевидностью понял, что не сможет вернуться в Маяковку. Убив Ржавого, он навсегда закрыл себе путь в коммуну. За всей этой стратегией безошибочно угадывалась рука пахана. Крот спланировал расправу над беззащитным коммунаром, и теперь Остап навсегда останется в Алькатрасе.

Впрочем, тревожные мысли рассеялись после очередной рюмки. Он повеселел и настроился на оптимистический лад.

Несколько рюмок спустя он замечает у себя на коленях худющую, как жердь, даму с глазами цвета полинявших джинсов, под одним из которых красуется бланш.

— Пошли со мной. Я подарю тебе свою любовь, чемпион, — нежно шепчет она низким бархатным голосом.

Когда Остап снова приходит в себя, он уже стоит на улице и с мрачным усердием пинает ногами лежащего человека в зеленой робе. Его оттягивают трое мужиков. В ответ один получает в нос, второй — в грудную клетку. Третий капитулирует.

Вдруг кто-то ударяет Остапа сзади чем-то тяжелым по голове. Он оборачивается и видит ту самую худышку. Она стоит, сжав кулак и стиснув челюсть, и невидяще смотрит куда-то вперед.

— Ах ты сука, — тьма застилает его глаза, и он проваливается в пустоту.

Остапу приснился кошмар. Он как будто находился в пустыне и тонул в зыбучих песках. В небе жарко палило солнце, непрерывной каруселью кружились грифы. Горячий сухой песок забил горло, он задыхался.

Очнувшись, Остап с радостью осознал, что это был всего лишь сон. Но стоило сделать малейшее движение, как все тело отозвалось болью. Так похмелье заявило о себе.

Последний раз он так напивался лет пятнадцать назад. С одним приятелем из киноиндустрии.

Они додумались угаситься шампанским, а это коварный напиток. Недаром Антоша Чехонте посвятил ему один свой рассказ-назидание, так и названный — «Шампанское». Там были такие строчки: «Не верьте шампанскому… Оно искрится, как алмаз, прозрачно, как лесной ручей, сладко, как нектар; ценится оно дороже, чем труд рабочего, песнь поэта, ласка женщины, но… подальше от него! Шампанское — это блестящая кокотка, мешающая прелесть свою с ложью и наглостью Гоморры, это позлащенный гроб, полный костей мертвых и всякия нечистоты».

О, как точно сказал классик! На третьей бутылке приятель заснул за столом. Отправив коллегу на такси, режиссер продолжил квасить в одну харизму. В тот день в Остапа словно вселился бес. За буйство его выгнали из двух кабаков, а в третий не пустила охрана, так как клиент был уже на рогах. Он взял несколько бутылок искрящегося напитка и продолжил квасить на улице. По такому случаю Остап познакомился с кучей народа. Кто только к нему не подходил: рядовые менеджеры, вышедшая в тираж поп-дива из восьмидесятых, бывший браток из Ореховской группировки, уличные музыканты, элитные жрицы любви и их привокзальные товарки… И в качестве вишенке на торте — бомжи.

Очнулся он в отделении полиции без денег и с убитым в хлам телефоном. А еще какой-то шутник написал ему на лбу черным фломастером: «Вперед, „Анжи“!»

Надо ли говорить, что после пьянки наступила расплата в виде жесточайшего похмелья. Это был просто мега-бодун! Если бы Танос мог испытывать похмелье, то оно бы напоминало тогдашнее стояние Остапа. Его трясло, как пригородную электричку, постоянно рвало, а голова болела так, словно ею накануне играли в регби. Короче, все как в песне Майка Науменко «Похмельный блюз»:

Вчера напился пьян, не помню, с кем и где.
Вчера опять напился пьян, не помню, с кем и где.
Всю ночь во рту резвились кошки
И слон топтался в голове.
У-у-у! Как мне не по кайфу такой голяк!
У-у-у! Как мне не по кайфу такой голяк!
Пойду и выпью пива —
Пусть станет мне ништяк.

Правда, тогда пить пиво Остап не стал, памятуя, что опохмел неизбежно ведет к запою.

А вот что делать сейчас?

Он осторожно приподнялся и огляделся по сторонам. Обнаружил, что находится в тесной комнатушке с серенькими стенами и потолком. Из мебели здесь имелась только кровать, на которой Остап и лежал. Из окошка бил утренний свет.

Беглое ощупывание себя показало, что кости, кажется, целы. Ужасно болел затылок. Там обнаружилась немаленькая шишка. Если бы Остап был сейчас на Земле, то непременно проверил наличие мобильника и бумажника…

— Ну хоть какая-то польза от пребывания на Карфагене, — вслух огласил он свою мысль.

На нем были только трусы. Приподнявшись на кровати, стал глазами искать одежду. Не нашел. Зато увидел стоящую рядом с кроватью крынку с водой. Одним глотком осушил посудину и мысленно поблагодарил человека, спасшего его от утреннего сушняка.

Вскоре явился и сам благодетель. Не кто иной, как Фунт.

— Держи, Николь простирнула твои шмотки, — он бросил на кровать ворох одежды.

Остап вроде бы должен был злиться на Фунта. Но решил отложить свой гнев на потом. Важнее было разобраться в сложившейся ситуации.

— Что еще за Николь? — спросил он, напяливая комбез.

— Баба, что звезданула тебя по башке.

— Та, которая с фингалом?

— Она самая!

— А саданула она меня знатно, — Остап потрогал шишку на затылке.

— Скажи за это ей спасибо.

— С чего вдруг?

— Ты вчера нажрался, как дурак на поминках, стал на людей кидаться. Чуть раба насмерть не зашиб. Мужики пытались тебя унять, но ты на них буровить стал. Ну Николь не растерялась и тебя вырубила. Если бы не она, болтаться бы тебе в петле.

— В Алькатрасе что, есть смертная казнь?

— Есть, конечно. Тут тебе не Маяковка. Предумышленное убийство у нас карается высшей мерой. И неважно, кого ты пришил, урку или раба.

— Но я же… Убил Ржавого.

— На ринге можно, — Фунт отмахнулся, словно это было в порядке вещей.

— Тяжелая у вашей Николь рука. А с виду не скажешь. В ней же от силы два мосла и кружка крови. Чем это она меня огрела? Трубой?

— Рукой, — хихикнул урка.

— А такое ощущение, что меня задел крылом самолет, идущий на посадку.

— Ну не у одного тебя есть суперсила. У Николь железные кулаки.

— Железные? Что, прямо отлитые из железа?

— Это я фигурно…

— Фигурально, — поправил Остап.

— Ну да, точно так. Я своими глазами видел, как Николь на спор кулаком отправила в нокаут буйвола.

— А не брешешь?

— Отвечаю.

— Ну надо же! Настоящая Женщина-Халк!

— Кто-кто?

— Здоровенная зеленая баба с сокрушительным ударом и вздорным характером.

— О, это точно про нее! Баба-гром! С ней шутки плохи.

— Николь, кажется, вчера ко мне приставала…

— Это она может. Слаба на выпивку и на передок.

— Если Николь такая сильная, то откуда у нее фингал? Она что, с Кинг-Конгом махалась?