Великая распря

* * *

В итоге мы оба подумали, и я согласился с тем, что прорываться сейчас к Никанору Птолемею — полное безрассудство. Не было у нас возможностей сделать это. Не было нужных разведданных, не было времени, чтобы их получить и разработать план столь сложной операции, не было подготовленных должным образом людей. Священная фаланга — это не наёмники. Я уже столкнулся с одним птолемеевским офицером, и тот чуть не убил меня. Со сколькими предстояло встретиться в штабе и какой силой они будут обладать, никто не знал.

Как ни досадно было, что Никанор уйдёт у меня из-под носа, приходилось прислушиваться к голосу разума.

Спустя два дня поступило сообщение, что противник отвёл основные силы с занимаемых им территорий, и нашу тагму вместе с тагмами других родов отправили прочёсывать улицы, которые вернулись под контроль Мономахов. Бои по-прежнему шли. Где-то на окраине Алебастрового района до сих пор оказывала сопротивление небольшая вражеская группировка, но акрополь и прилегающие к нему кварталы теперь были свободны.

Никто не мог точно сказать, с чем связано решение Птолемеев закончить войну: то ли смена руководства филы повлияла, то ли тот факт, что на территорию Палеологов зашли государственные войска, о чём на днях сообщили по радио.

Я вспомнил, что недавно читал в газетах о договорённостях между архонтом Палеологов и правительством ВКП. Если басилевс отправил туда армию, значит Палеологи решили закрыть для Птолемеев проход через свою землю. Чтобы не оказаться в изоляции, Птолемеи были вынуждены отвести наступающие части из приморских районов. Скорее всего, атаковав Мономахов, они рассчитывали создать тут плацдарм, чтобы стремительно ударить по по дворцу басилевса и свергнуть верховную власть, но что-то пошло не так. Комнины не поддержали, наступление застопорилось, архонт погиб, а теперь и вовсе обрезалась главная транспортная артерия.

Что Птолемеи станут делать дальше, можно было лишь догадываться. Аналитики высказывали мнение, что восстание продолжится, но теперь фила Красного быка сделает упор на Колхиду и другие номы и города по всей Византийской Политии, а сама в это время будет удерживать собственные астиномии посредством военной силы. Однако существовало и другое предположение: новое руководство филы пойдёт на мировую и согласиться выплатить некоторую контрибуцию в обмен на восстановление прежнего статуса.

В дружине же настроения были однозначные — давить врага всеми силами, пока от мятежного клана не останется мокрое место.

Пока же враг отступал, и на оставленных им улицах работали сапёрные бригады, а отряды дружинников прочёсывали кварталы.

Наш особый штурмовой отряд, который теперь насчитывал всего двенадцать человек, высадилась из двух колёсных броневиков рядом с разрушенным кантоном. Нам была поставлена цель прочесать улицу, ведущую к главной площади акрополя.

Единой группой двинулись по улице, проверяя по пути дворы и подозрительные заколки. Шли медленно, смотрели под ноги и по сторонам. Если враг оставил диверсионные группы для отвлечения внимания или с ещё какими-то целями, нас могли обстрелять из любого окна.

Разрушений в этой части города оказалось ещё больше, чем там, где сражалась наша дружина. Кантон был превращён в груду кирпичей, над которой возвышались куски стен, вокруг стояли на спущенных шинах ржавые броневики, некоторые на вид целые, другие — развороченные попаданиями крупнокалиберных снарядов.

Дома вокруг так же превратились в руины. Где-то уцелели стены, где-то, наоборот остались одни перекрытия. Сквозь пустые окна на нас смотрели коричневые завалы и серое небо. Дороги и тротуары зияли ямами воронок. Среди развалин ржавели помятые сгоревшие машины.

Тут и там попадались трупы. Семеро военных валялись на широком перекрёстке. Погибли в стычке, но тела их так и не убрали. Теперь они гнили тут, распространяя вонь на всю округу. Были и мирные жители. На пути нам попадались мёртвые мужчины и женщины, ставшие случайными жертвами перестрелок или артиллерийских ударов. Серые лица, облезшая кожа, гниющее мясо, белеющие кости. Всё это я уже видел и раньше много раз. Что в том мире, что в этом — смерть везде выглядела одинаково.

Уже месяц они тут лежали — трупы тех, кого война застала врасплох. Остальные бежали или попрятались в подвалах. Возможно, под завалами тоже было много погибших, но они не мозолили глаза, а уединённо гнили под грудами камней.

На углу застрял прошитый пулями трамвай с рваной дырой в боку. В салоне — мёртвый пассажир. Чуть дальше — броневик «Пантера». Краска обгорела, и теперь невозможно было понять, чей он — наш или птолемеевский. Почти на каждом углу попадались либо «Гектор», либо «Пантера», либо военно-транспортная машина. Все они остались там же, где их накрыло огнём. За месяц противник так и не нашёл времени оттащить их, как и не нашёл времени похоронить погибших.

Ближе к акрополю наткнулись на колонну целёхоньких зелёных грузовиков. Шесть машин мирно стояли на улице, у некоторых были открыты двери. В кабинах — пусто. Мы обошли их стороной, и Шмель сообщил командованию, что требуются сапёры. Очень уж походило на ловушку.

А стрельба продолжалась. Над пустыми кварталами разносился эхом треск пулемётных и автоматных очередей, гремели редкие взрывы. Относительно недалеко до сих пор шли бои.

Не пощадила война и акрополь. Скверик на въезде был распахан снарядами, беседки и фонтаны стояли побитыми, а среди зелени торчал коричневой каракатицей сгоревший танк с оборванной гусеницей. Судя по тому, что орудие было направлено в сторону акрополя, танк принадлежал врагу. Видно, наши аристократы отчаянно сопротивлялись вторжению чужаков.

Об этом же говорила и вилла неподалёку. Судя по внешнему виду, оборону там держали долго. На стенах виднелись следы попаданий снарядов, внутри лежали трупы защитников. Несколько молодых парней и девушек в военной форме погибли от пуль и осколков. Их тела так и не убрали — где воевали, там и остались. Эти были относительно свежими — только начали разлагаться.

Но гораздо больше меня шокировало зрелище, которое предстало перед нами в большой гостиной. Она выходила окнами во двор и потому пострадала не так сильно, как прочие комнаты.

Более десятка трупов наполняли помещение нестерпимой вонью. Среди них были и женщины в костюмах служанок и даже дети. Самому младшему мальчику на вид было лет пять. Он валялся на полу раскинув ручки и ножки, а вокруг головы засохло кровавое пятно. Женщина и мужчина, одетые лучше остальных — видимо, хозяева дома — лежали возле дивана с перерезанными глотками.

Шедшие со мной бойцы поморщились. Феофил выругался. Одного парня чуть не стошнило, и он побежал на улицу.

Подошёл Шмель и осмотрел комнату.

— Похоже, семья долго сопротивлялась, — сделал он вывод. — Священная фаланга поработала.

— Вот же выродки, — процедил Феофил. — Как их земля носит. Никакой чести нет.

— Меня больше интересует, почему их отпустили, — я обвёл взглядом полную трупами комнату. — Они тут творили пёс знает что, а им позволили просто так уйти. Даже не попытались уничтожить.

— Да уж… — согласился Шмель. — Если басилевс такую гниль отпускает с миром после того, во что они город превратили, встаёт вопрос, на чьей он стороне. Ладно, парни. Все комнаты проверили? Чисто?

— Чисто, — ответил я.

— Хорошо. Дальше пусть сапёры работают. Не удивлюсь, если птолемеевские мрази нам тут ещё подарочки оставили.

Мне так и представилась картина. Семейство с остатками дружины обороняет дом, сдерживая превосходящие силы противника. Защитники гибнут один за другим под массированным обстрелом, и вот в доме почти никого не остаётся из умеющих держать в руках оружие, и тогда отец семейства принимает решение сдаться, надеясь, что противники поступят, как подобает благородным людям, и его с женой и детьми просто возьмут в плен до окончания боевых действий.

Но противник оказывается не очень-то и благородным. Выродки из Священной фаланги собирают всех, кто был в доме, включая слуг, в самой большой комнате и жестоко, хладнокровно убивают одного за другим. Скорее всего, глава семейство находился под блокирующими устройствами и не мог ничего сделать, кроме как наблюдать за бойней, ожидая своей участи и понимая, какую ошибку совершил, доверившись этим подонкам.

Я же просто кипел от возмущения. Как можно было отпустить с миром тех, кто сделал это? Наверняка руководство клана Красного быка и басилевс заключили какое-то договор. Но разве не является преступлением договариваться с теми, кто творит подобные вещи?

А с другой стороны, стоило ли удивляться? Не бывает хороших политиков, у каждого руки в крови, каждый замешан в таком дерьме, какое обычному наёмнику даже не снилось. Один политик может переплюнуть роту наёмников по количеству убитых им людей. Вся разница лишь в том, что политик остаётся с чистыми ручками, а пачкаться приходится наёмнику.

Мы целый день осматривали улицы оставленных Птолемеями районов. Думали, что будем этим заниматься дольше, но на следующее утро поступил приказ снова двигаться на передовую. В городе до сих пор шли бои, и правительственным войскам требовалась помощь, поэтому тагмы Златоустовых, Северовых и Солунских отправились к линии соприкосновения, которая теперь проходила южнее акрополя по окраине Алебастрового района.

Здесь застройка оказалась уже не столь плотной, как прежде, повсюду торчали жилые многоэтажки и офисные здания, а вокруг зеленели скверы и дворики. Местность была холмистая.

Когда высаживались из броневиков, на противоположной стороне широкой улицы я увидел отряд с эмблемами в виде двуглавого золотого орла на чёрном фоне — гербом ВКП. Тут находилась минимум полусотня бойцов вместе с бронетехникой. Я подошёл к ним, расспросил, что происходит и с кем воюют.

Десятник их сказал, что во время отступления правительственные войска прижали часть птолемеевской шайки к каналу и взяли в окружение.

— А кто там? — спросил я. — Какие подразделения?

— Разные, — ответил десятник. — Похоже, элита. Держатся стойко. Уже который день их долбим. Говорят, кто-то видел эмблемы Священной фаланги. И предатели, говорят, тоже есть. Они последними отступали.

— Предатели?

— Ну да. Те, кто переметнулись. Они тоже свалить хотели, да не вышло, — десятник злорадно усмехнулся. — Всех прижали, сволочей.

Получается, в правительстве на такие уж и дураки сидят, сделал я вывод. Поняли, что нельзя дать врагу уйти полным составом, вот и защемили хвост отступающим. Возможно, цель была в том, чтобы поймать предателей, а может быть, и Священную фалангу хотели покромсать — поквитаться за всё хорошее.

Наш отряд разместили на первом этаже восьмиэтажной «свечки» на возвышенности. Слева громоздилась крутая каменистая гора, справа находилось ещё одно такое же здание, где заняли позиции две или три десятки из нашей же тагмы.

Отсюда открывался вид на склон, застроенный многоквартирными дамами, между которыми простирались дворы и зеленели улицы. Далеко внизу виднелась ровная полоска воды, и там же, примерно в полуверсте от нас находилось крупное здание, часть которого занимал торговый, часть — деловой центры. Говорили, что именно там, возле канала и засел противник.