Поединок. Выпуск 15

XXV

Колльберг тяжело вздыхал и отупело, машинально переворачивал вороха сшитых вместе рапортов.

— Необходима неделя, чтобы все это пересмотреть, — сказал он.

— По меньшей мере. А фактические данные ты знаешь?

— Нет. Даже в самых общих чертах.

— Ну, так слушай.

Мартин Бек, листая бумаги, начал рассказывать:

— Утром десятого июня тысяча девятьсот пятьдесят первого года, следовательно, более шестнадцати лет назад, один человек, разыскивая своего кота в кустах вблизи стадиона Стадсхаген на Кунгсхольмене, набрел на убитую женщину. Она была раздета и лежала ничком, с вытянутыми вдоль тела руками. Судебная экспертиза установила, что ее задушили и что она была мертва уже около пяти суток. Тело хорошо сохранилось: наверное, лежало в морозильнике. Картина убийства ясно свидетельствовала о том, что это преступление было совершено на эротической почве, но прошло много времени, и вскрытие трупа не могло дать определенных доказательств, что женщина была изнасилована. Обследование места преступления показало, что юно могло там пролежать самое большее двенадцать часов. Потом это подтвердил еще один свидетель, который в предыдущий вечер проходил мимо тех кустов и не мог не заметить убитой, если бы она там лежала Были найдены нитки и волокна ткани, которые свидетельствовали, что тело привезено туда завернутым в серое одеяло, Таким образом, стало ясно, что женщина была убита в другом месте. Никаких следов преступника — отпечатков ног или еще чего-либо не выявлено.

Мартин Бек перевернул лист.

— Жертву опознали в тот же самый день. Это была. Тереса Камарайо, двадцати шести лет, родом из Португалии. Происходила из зажиточной семьи, которая пользовалась славой ревностных католиков. В Швецию она приехала в сорок восьмом году. Приехала учиться. А дальше банальная история: несчастная любовь со своим сокурсником, беременность. Любовник к ней охладел. Аборт. Возвращаться в Португалию не захотела, понимала, какой прием ожидает ее дома.

— А кто опознал труп?

— Полиция. То есть персонал полиции нравов. Последние два года Тересу там хорошо знали. А теперь подходим к основному. Полиция нашла трех свидетелей, которые накануне вечером, девятого июня, в половине двенадцатого видели машину на Кунгхольмсгатан в начале той дорожки, где найдено тело убитой. Все свидетели — мужчины. Двое из них проезжали на своем автомобиле, и один проходил мимо этого места. Те, что проезжали, видели еще и мужчину, который стоял около машины. Около него на земле лежала какая-то вещь, величиной с человеческое тело, завернутая во что-то, похожее на серое одеяло. Третий свидетель проходил на несколько минут позже и видел только машину. Внешность мужчины свидетели толком описать не могли. Тогда шел дождь, и тот человек стоял в тени. Но…

— Но что?

— Но что касается машины, то все трое были единодушны. Они сказали, что машина была французской марки «рено КВ-4». Эта модель появилась в сорок седьмом году.

— «Рено КВ-4» сконструировал Порше, когда французы посадили его как военного преступника, — сказал Колльберг. — Они держали его в заводской караулке, а фирма загребла миллионы.

— Ты просто ошеломляешь глубиной своих познаний, — сухо молвил Мартин Бек. — Может, еще скажешь, какая существует связь между делом Тересы и убийством в автобусе четыре недели назад?

— Постой, — молвил Колльберг. — А что было дальше?

— Дальше стокгольмская полиция провела такое широкое следствие, какого еще никогда не проводили у нас. Протоколы выросли до неслыханных размеров. Да ты и сам видишь. Допрошены сотни людей, которые знали Тересу Камарайо и общались с ней, но не посчастливилось установить, кто последний видел ее живой. След обрывался ровно за неделю перед тем, как ее нашли мертвой. Она провела ночь с одним парнем в гостинице на Нюбругатан и попрощалась с ним в половине первого перед рестораном на Местер Самуэльсгатан. Точка. Дальше проверили все машины марки «рено КВ-4». Сперва в Стокгольме, а потом по всей Швеции. На это затратили почти год. И наконец было доказано, что ни одна из них не могла стоять в половине двенадцатого вечера девятого июня тысяча девятьсот пятьдесят первого года вблизи Стадсхагена.

— Так, и тогда… — начал Колльберг.

— Вот именно. Следствие остановилось. Последние протоколы в деле Тересы датированы пятьдесят вторым годом, когда датская, норвежская и финская полиция подтвердили, что ни одна машина марки «рено КВ-4» не могла прибыть из Скандинавских стран, в то же время шведская таможня заявила, что она не могла проехать из какой-либо другой страны. Тогда, как ты, наверное, помнишь, приходилось выполнять множество формальностей, чтобы переехать границу.

— Да, помню. А те свидетели…

— Двое работали вместе. Один был хозяином автомобильной мастерской, а второй работал там механиком. Третий также знал хорошо марки машин. По профессий он был… а ну угадай, кто?

— Директор завода «Рено».

— Нет. Полицейский, из автодорожной инспекции. Всех троих свидетелей подвергли целому ряду тестов. Они должны были угадывать марки разных машин по очертаниям, показываемым на экране с помощью проекционного фонаря. Все трое ни разу не ошиблись, а механик из автомобильной мастерской знал даже очень редкостные модели, такие, как «испано-сюиза» или «пегасо». Даже больше: когда показывали машину, которой не было в природе, он и тогда не давал себя сбить с толку. Говорил, что передняя часть у нее от «фиата-500», а задняя — от «дайна панхарда».

— А какой вывод из этого сделали ребята, проводившие следствие? — спросил Колльберг.

— Они были уверены, что имя убийцы есть в наших протоколах: кто-то из многочисленных свидетелей, спавших с Тересой Камарайо. Но выявить его невозможно.

Колльберг минуту помолчал, потом спросил: — А что известно о Тересе?

— В течение двух лет у нее было множество мужчин. Она быстро покатилась вниз. Начала пить. В полиции нравов ее хорошо знали, но не поймали ни на одном преступлений.

Мартин Бек указал на том протоколов и сказал:

— Среди этих бумаг большинство допросов мужчин, которые с ней встречались. Они говорили, что она была очень навязчива. Большинство из них сразу же охватывал смертельный ужас, особенно тех, кто был женат и оказался с ней по пьянке. Она водилась со многими темными типами, полугангстерами, мелкими ворами, автомобильными жуликами, валютчиками и прочей швалью. Ты же помнишь тогдашних наших клиентов?

— А что случилось с ее любовником?

— Он встретил порядочную девушку, женился, имеет двоих детей и счастливо живет себе в своей вилле на Лидингё. Его алиби такое же надежное, как флот капитана Касселя.

— Как что?

— Ну, хоть о кораблях ты ничего не знаешь, — сказал Мартин Бек — Если заглянешь в эту папку, то поймешь, откуда Стенстрём брал некоторые свои идеи.

Колльберг заглянул в папку.

— Боже мой, такой красивой девушки я еще не видел! — воскликнул он. — Кто делал эти фотографии?

— Один фотолюбитель, который имел стопроцентное алиби и никогда не ездил на машинах марки «рено КВ-4». Но, в отличие от Стенстрёма, он свои фотографии продавал и хорошо зарабатывал на них. Ты же помнишь, тогда у нас не было такого половодья порнографии, как теперь.

Они вновь замолкли. Наконец Колльберг спросил:

— А какая может быть связь между этим происшествием и Стенстрёмом да еще восемью другими людьми, которых застрелили в автобусе через шестнадцать лет?

— Никакой, — ответил Мартин Бек. — Приходится возвращаться к версии о психически больном убийце, который хотел вызвать сенсацию.

— Почему Стенстрём ничего не сказал… — начал было Колльберг.

— Так вот, — подхватил Мартин Бек. — Теперь все можно вполне логично объяснить. Стенстрём пересматривал нераскрытые дела. А поскольку он был честолюбивый, ретивый и все еще немного наивный, то выбрал самое безнадежное из них. Если бы он раскрыл дело

Тересы, это был бы громаднейший успех. И он не рассказывал нам, так как боялся насмешек в случае неудачи. Когда Тереса Камарайо лежала в морге, Стенстрёму было двенадцать лет, и он, наверное, еще не читал газет. Он, видимо, считал, что может подойти к этому делу без каких-либо предубеждений. И перемолол все эти протоколы.

— И что ж он нашел?

— Ничего. Так как нечего было находить. Здесь нет ни единой нитки, за которую можно ухватиться.

— Откуда ты знаешь?

Мартин Бек посмотрел на Колльберга и спокойно сказал:

— Знаю, потому что сам одиннадцать лет назад сделал точнехонько то что и Стенстрём. Но впустую.

— Но все это не объясняет, что Стенстрём делал в автобусе.

— Нет, не объясняет.

— Во всяком случае, я кое-что проверю, — сказал Колльберг.

— Конечно, проверь.

Колльберг нашел Хёндрика Каама, бывшего сокурсника Тересы. Это был дородный мужчина средних лет. Он вздохнул, бросил жалостный взгляд на свою белокурую жену и тринадцатилетнего сына в бархатном костюме и сказал:

— Оставьте меня в покое. Здесь летом был уже один молодой детектив и…

Колльберг даже проверил алиби директора Каама на вечер тринадцатого декабря. Алиби было безупречное.

Нашел он и того человека, что фотографировал Тересу восемнадцать лет назад, — старого беззубого вора в камере рецидивистов в Лонгхольмене. Старик выпятил тонкие губы и сказал:

— Тересу? Еще бы, конечно, помню! Кстати, сюда несколько месяцев назад приходил уже какой-то вынюхиватеяь и..

Колльберг внимательно до последнего слова прочитал все рапорты, затратив на это всю неделю. Вечером в четверг восемнадцатого декабря тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года он прочитал последнюю страничку.

«В протоколах нет никаких недосмотров, — думал Колльберг. — Никакой оборванной нитки. Но утром я все равно составлю список всех, кого допрашивали в связи с делом Тересы. Потом посмотрим, кто из них еще жив и что он делает».