Тот самый сантехник. Трилогия

– Ленина, пять, – повторил Боря в камеру и добавил тут же голосом, полным жалости. – Раньше бы пришёл, может бы и не прорвало. Так что моя вина, вроде как.

– А Олаф что, тоже залит?

– Олаф? – Боря даже голову почесал. – А он что, не на работе ещё что ли?

– Вы же вместе ходите!

– Теперь нет, – отрезал Боря. – Я с ним и так ничего не успеваю. А раз такой умный, и батареи красить не хочет, пусть сам работает. Язык знает, не заблудится.

– Так и… где он? – повторил директор.

– На остановку шёл, когда я его видел в последний раз.

– Дело ясное, что дело тёмное, – ответил Тимофей Вольфович и кивнул. – Ну, работай. Поищем.

Связь отключилась. Боря как руки опустил, так снова чуть кости не вытащили все. Хребет кончился, истончился. Кожа и мышцы в нём, да и те – сало.

Стараясь не растаять прямо на кухне, он даже кран проверил, на трубу под мойкой заглянул. А там всё – идеально. Однушка, однушкой, а трудов вложено много и всё по уму.

«Хоть заезжай и сразу живи!», – воскликнул внутренний голос и Борю в комнату повёл. А по пути добавил шёпотом: «Кстати…»

А Боря как зашёл в комнату, так и обомлел. Стоит Лида, постель застилает. А диван уже разложен. И простынь такая белоснежная, чистая, свежая. И натянута как в армии на кроватях. Ни складочки, ни бугорочка.

– Борь… а давай ещё поваляемся? – снова так тихо-тихо девушка эта добавила с опытом зрелой женщины.

Тут-то Глобальный и пропал. Тело само двинулось по направлению к постели. И как пух опадает вниз, брошенный с руки, так и Боря в два-три летящих движения на постели вдруг оказался. Лида тут же халат сбросила, рядом легла и обоих укрыла.

«Ты как хочешь, а я женюсь», - добавил внутренний голос и даже начал ожидать приставаний разных, и тыканий пальцем в щёку с вопросом «ты вообще меня слушаешь?»

Но Лида была умнее. Лида закинула ножку и замолчала. Только губы уха коснулись его, и дыхание жаркое медленно и неторопливо в самую его суть проникло вместе с воздухом:

– Борь… давай поспим, а?

«Женюсь!» – повторил внутренний голос, как будто с ним кто-то ещё спорил.

Рука уже не глядя телефон отключила и под диван швырнула. Там ведь мягкий, уютный ковёр, пропылесошенный если не прямо с утра-пораньше, то вчера на ночь глядя, как минимум.

Лида тоже глаза закрыла, и только перед тем как засыпать, его за член взяла. Нежно так, но чтобы был. Важно ощущать, что теперь – своё. Или хотя бы рядом. Жезл всевластия типа, а она – королева. Может постоянно рядом и не таскать. Но если понадобится – тут как тут.

Шарит рука девичья спросонья, но шары нашарив, успокаивается. А вот уже и сопит рядом на ушко. И такое Боря чувство блаженства и единения в тот момент ощутил, что из тела выкидывать начало. В высшие меры стремительно возносить даже.

Рядом его персональный ангел прилёг, не иначе. А что ругается, так это от долгого пребывания на Земле. Ещё и зима. Зима кого хочешь испортит… Даже немцев.

Но куда Олаф мог подеваться из маршрутки? На остановке его то уже не было.

Заёрзал было Глобальный, тревоги преисполнившись, и даже возноситься перестал. Но тут ладошка девичья в кудри нижние впилась, пропустила их между пальцев. И тревогу ту как отрезало.

«А она знает, как успокаивать», – отметил внутренний голос, и полёт сразу возобновился, и решение единогласное в её пользу – ОНА!

И пусть за окном по-прежнему дул ветер, и сыпал снег на подоконник, сон почти овладел комнатой, где сплетение ног и рук как-то само превратилось в нечто большее, чем просто мужчина и женщина.

Тут некстати затылок зачесался. Подняв голову, Боря даже глаз приоткрыл. И невольно на трюмо посмотрел. А на том трюмо девушка молодая с лентой «выпускница» стоит, а рядом мужчина длинный в форме военной.

Боря моргнул раз. Моргнул два. А наваждение не уходит. И смотрит на него с той картинки прекрасной капитан Гусман собственной персоной.

«Да ну наху-у-уй!» – тут же внутренний голос заявил, прекратив вознесением всякое.

Вот же он, Гусман. В очках тех же, как на службе, и с шеей лебединой. Его ни с кем не перепутать. Как будто посмеивается и говорит «кошка ёжа родила!» на вопрос «как дела?».

Молодой, на вид всё те же лет двадцать пять. Да вот хрен – худощавый просто. Значит за тридцать, просто не видно. Ну а что капитан до сих пор, так видимо, не очень со службой везло.

Ладошка гостеприимная как почуяла, снова зашерудила, даже залупу подзамёрзшую обхватила пальцами нежными и давай греть, подергивать немного. И страх тут же отступил.

«Ну Гусман, ну и что?», – добавил тот же внутренний голос тоном бывалого и зевнув, добавил: «Ничё-ничё, доверие снова завоюем, всех победим, да и вообще – херня война, главное – манёвры. А теперь – баиньки».

И уснул дальше Боря без всякого вознесения. На Земле ещё дел хватает, чтобы при жизни на небеса забирали. Некогда ему по высшим мирам шагать. Здесь работы хватает.

Вот хотя бы – за ангелом присматривать, пока мудаки не испортили.