Тот самый сантехник. Трилогия

А пока фантом на растаял, Ирина Олеговна чудеса эквилибристики показывала и проворности. Крепко держась одной рукой как за мачту моряк в шторм, и работая губами и ртом как пылесос, чтобы не сдуло, другой рукой она платье расстегнула, и колготки сняла. А вскоре перед Борей трусики белоснежные появились, да с кружевными орнаментами. Только рассмотреть их попытался, как их тут же и вручили.

Боря трусы аккуратно взял и под щёку подложил. Не то, чтобы вместо подушки подошли, но вместо покрывала – вполне. Мало ли кто на кушетке до него сидел? Забота о здоровье – прежде всего. Мир только недавно от ковида отошёл. А теперь то ли обезьян ебут, то ли ещё кого из мира животных пытаются приспособить.

«Вот какие могут быть животные, когда женщина голодная рядом с грудью пятого размера?» – заявил внутренний голос и Боря от него даже подскочил.

Чего это она там на локте вертится, страдает, бедняга. Лечение началось. Нужно продолжать. Но чтобы «таблетки» действовали, пациент двигаться должен. Или… двигать.

Боря отстранил женщину, поднялся. Глаза у той мгновенно стали грустными-грустными. И капелька слюнки на губе повисла. Но вытирать не торопится. Если уйдёт, штаны через плечо повесив, то всё пропало. А если не уйдёт, то какая разница как она сейчас выглядит. Главное, что внутри?

А внутри – пожар!

Боря, стараясь о тот пожар не обжечься, приподнял её с кушетки за руку, но целовать не стал. Он всё-таки почти в отношениях. Лида человек надёжный. Сделает вот ей ремонт, с отцом познакомиться как следует и заживут же!

Только к этому моменту надо уже подлеченным подойти. Без бабок в глазах и мыслях о немцах мёрзнущих.

Мельком глянув на бумажник на столе с орлом, Боря даже разозлился немного. Опять отвлекается!

С этой гневной мыслью он Ирину Олеговну развернул, наклонил немного. Платье через голову у неё сползло как у змеи кожа. Она тут же поясницу прогнула и оказалась женщиной приятной лёгкой полноты, с бёдрами жаркими и попой прохладной.

Прислонившись к той попе тестикулами горячими, Боря вздохнул блаженно. Приятно.

Ну руку плевать не пришлось. Поёрзав головкой, быстро на ручей животворящий наткнулся. Вошло как по маслу сразу наполовину. Только застряло внутри вдруг.

– Ой… Борь… притормози… я… давно уже не… ну… ты понимаешь.

Боря понимал, но в то же время ещё злился, что смотрит на попу с дырочкой тёмной, а перед глазами Олаф в ушанке. Бабку то сразу победили еще грудотерапией. А этот гад, клещами впился в сознание.

И Боря принялся двигаться. Словно сражаясь и загоняя второстепенным мысли поглубже. Сначала на головку расстояние, потом на две, на три, а как почувствовал, что мышцы её расслабились, заскользило всё уже как надо. Да побыстрее.

Она не ревела как Лида, но стонала томно так, почти интеллигентно, даже подхихикивала немного, словно пыталась пошутить на тему «ой, а что это мы тут делаем?». Но Боря перестал слушать. Он так плотно сконцентрировался на лечении, что за зад объёмный, да мягкий покрепче ухватился и только повысил амплитуду.

У Ирины Олеговны звёздочки в глазах появились ещё когда раком поставил. От одного ощущения предвкушения, от мысли, что «сейчас всё будет!». А когда ангел секса ещё и снизошёл на неё вместо вибратора в выдвигашке рабочего кабинета, и игрушки в обе дырочки, который хранила в бардачке автомобиля, и даже надёжного латексного друга с тридцатью двумя скоростями на батарейках, томные возгласы из неё сами полезли. Из самых глубин.

Она вроде хочет сказать «ох». А получается «йо-о-оху-ё-о-о».

Вроде пытается ограничиться «ах», и быстро-быстро кончить, довольствуясь мини-оргазмом, чтобы долго мужчину трудолюбивого не занимать. А получается «хоч-у-у-у ещё-ё-ё. Бо-о-ор-я-я-я, еб-и-и-и». и чем быстрее он движется, и чем дальше задвигается, тем большее количество восклицательных знаков на каждый возглас.

Что точно не получалось, так это молчать. Тело, что обычно почти не реагировала на редкие ласки и довольствовалось малым, на таких скоростях и размерах словно возжелало ощутить полный спектр ощущений.

Ирина Олеговна и думать не смела, что оргазм бывает крышесносным. Что не «ой, а-а, всё», а звёздочки в глазах во взрывы Сверхновых превращаются, пока мышцы как не свои становятся и гуляют по телу волны жаркие, да дыхание перехватывающие.

Ухватилась покрепче за кушетку мозгоправ, а та двигается и двигается вперёд. Сначала, робко поскрипывая по плитке, к стенке придвинулась, а потом как давай долбить в стену соседнего помещения.

А от осознания того и смешно сразу, и неудобно, да только без толку это обдумывать. В мире сейчас не существовало силы, которая заставила бы её сказать «стоп» или «хватит». Она сама готова была на стену ту бросится и стучать в неё, добить кулаками. Но уже не от нехватки, а от переизбытка!

– Боря-я-я-я. Что ж ты-ы-ы делае-е-е-ещь, – сказала она, и тут же испугалась, что сейчас прекратит и отчалит.

Всё, что угодно, лишь бы ещё минуточку этого ощущения. Ведь можно же, оказывается жить, любить, гореть! А не тлеть, доживать, страдать. Чем она вообще всю жизнь занималась, что только в двадцать восемь поняла, что может трахаться как человек, а не мастурбировать, плача в подушку ночами от нехватки ласки?

Но Боря и не думал останавливаться. Только крепче пальцы сжал. От чего Ирина Олеговна тут же остро пожелала, чтобы отпечатки его пальцев на её заду навечно остались. Как татуировки. Чтобы в старости, когда имена начнёт забывать, к зеркалу подойдя, и на них посмотрев, этот момент вспомнить.

Вспомнить и вновь пережить в мыслях, поставив якорь. А с гештальдами своими коллеги пусть нахуй идут. Нужно не прошлое перепроживать, а в настоящем жить и получать от того несомненное удовольствие. Но кто думает о себе, когда других лечить надо?

«А ведь меня так тщательно ещё не трахали», – с той мыслью Ирина Олеговна начала кончать и поняла, что не в силах остановиться.

На неё начало накатывать, накатило, накрыло, покатило, а потом в голове образовался туман и ноги подкосились. Она свалилась на кушетку без сил. А сверху что-то то ли капало, то ли лилось, падая ей на бедро и затекая между булок.

Возможно, это был пот. Но лучше бы это было ДНК Бориса. Борис-младший. Потому что от Армагеддона в голове, полностью перезагрузившего её мысли, она готова была родить хоть немедленно. А если надо, то и повторить, воспроизведя и свою копию. Не только отца.

Как же хорошо, когда хорошо!

Затихнув и прикрыв лицо рукой от света ламп с потолка, она долго не могла прийти в себя. А когда пришла, поняла, что хочет одного – целоваться.

Но уже не в рабочее время, а… всегда. И только с одним человеком.