Уроки агенту розыска

11

Дела у розыска не скажешь, что шли ладно. За прошлый месяц, согласно отчета, было раскрыто пять убийств из двенадцати, тридцать восемь краж из шестидесяти, одно мошенничество из десяти. Из украденных восьмисот тысяч рублей найдено было и возвращено потерпевшим лишь триста восемьдесят пять. Не утешали Ярова, зачитавшего этот отчет сотрудникам розыска, задержанные спекулянты, мешочники, самогонщики, самострелы. Отложив бумагу, он угрюмо оглядел собравшихся. Те клонили головы и молчали. Да и что мог сказать Иван Грахов, долговязый неуклюжий парень с крупным некрасивым лицом, тяжелыми ладонями рук. Еще недавно он подтаскивал патронные ящики на передовую позицию, еще недавно лежал в лазарете. Что мог сказать очкастый Саша Карасев — молоденький парнишка с нежными девичьими щеками и сам застенчивый что девушка. Два месяца тому назад он числился студентом педагогического института. В свободное время он словно бы опять переносится в мир наук — читает стихи, рассказывает забавные истории из жизни знаменитых людей. Откуда опыт у того же Павла Канарина или самого инспектора Петра Михайловича Струнина? Оба они полгода назад еще служили под Петроградом, да плечом к плечу, в одном полку. Только Струнин председателем полкового комитета, а Павел Канарин отделенным. Чего говорить про Шуру Разузину, девицу при родителях, только что покинувшую стол в Казенной палате, или про врача Иллариона Фадеича Осипенко. Высокий и грузный старик с холеным интеллигентным лицом в наглаженной рубахе, галстуке… А Яров говорил раздраженно:

— Шайки появляются, как грибы после дождя. За рекой грабежи, возле махорочной фабрики останавливают прохожих, у трамвайного парка отобрали на днях сумку с выручкой у кондуктора…

— Трудно поспеть везде, — виноватым тоном сказал Струнин. — Сами знаете, Иван Дмитриевич, что мы вон с Граховым из уезда вернулись. Трех грабителей-дезертиров пригнали в Чека. Павел Николаевич занят делом о хищениях в Союзе потребительных обществ, Македон Капустин не уходит с толкучки да вокзалов, и Семен Карпович с Николай Николаевичем заняты…

— Занят Семен Карпович, — все так же раздраженно прервал его Яров. — Девицу арестовали, да нашли Чесаного с помощью собаки. А крупная рыба у него кругами ходит по воде.

— А что вы все дела на меня кладете, — обиделся Семен Карпович. — Положено на агента десять преступлений в месяц, я их раскрываю…

Яров звонко шлепнул ладонью по коленке, выскочил из-за стола. Казалось, что сейчас бросится на Семена Карповича с кулаками. И тут вот понял Костя, что не любит начальник угрозыска его учителя. Даже скулы бегали у Ярова, когда он стоял над Семеном Карповичем, разглядывая его колючими глазами.

— Вы, Семен Карпович, старший агент, а во-вторых, полгорода в лицо знаете. И вдруг никаких следов Артемьева. Добро бы искали Фофанова — он, говорят, смылся к Колчаку и даже адресок точный известен — полк «Иисуса Христа». Добро бы Озимов — он по уезду с бандой слоняется. Но Коля в городе, у нас под боком. Может в одном трамвае ездим, в одной столовой питаемся, может в кино он ходит по вечерам или гуляет по набережной, в беседке сидит при закате солнца. Да вот, — обернулся он к сидевшему в углу у этажерки Македону Капустину — широкоплечему с крупными чертами лица мужчине, бывшему электрику с крейсера «Баян». — Позови-ка, Македон Никитыч потерпевшую. Она в канцелярии.

Вошла женщина, теребя в руках платок, кривя сухое старческое лицо. Заговорила сначала тихо, а потом все громче и со слезливым надрывом, при этом глядя на агентов умоляюще:

— Постучали утром. Не надо было бы мне открывать дверь, а я открыла. Вошел мужчина, лет тридцати что ли. Такой тонкий, лицо острое, сутуловатый, в гимнастерке зеленой и фуражке солдатской, на ногах обмотки и ботинки. Ну, будто солдат. Спросил:

— Оружие есть?

«Какое, говорю, у меня оружие, — женщина тихая да одинокая. Муж на фронте воюет, уже пошел второй год, на Севере. Тогда он вытащил из кармана револьвер и грозит: «Ни звука — или только тебя на этом свете и видели». Затолкал в спальню, связал по рукам и ногам, на кровать положил. А потом в другой комнате надел на лицо маску — такой платок с тремя дырками для глаз и носа. И начал ворошить. Потом еще кто-то появился, а кто не видела, в спальню не заглянул. Очистили комод, сундуки — все серебро унесли, часы, портсигар мужнин, еще подаренный когда он работал в банке кассиром, барахло подороже. Все унесли. Будто на подводе были — на руках-то и не унести. Лежала так бы день, спасибо старику-соседу, заглянул в дом…

Она замолчала, а Семен Карпович, усмехаясь, сказал:

— Сначала вошел без маски, а грабить стал — одел маску. Что это такое с грабителями приключилось. Только не Артемьев это. Вряд ли он такого маху бы дал. Да и не ходит он первым на дело. Обычно даму посылал покрасивше. Ну, не даму — подругу свою, любовницу. Оденет ее с иголочки и пустит. Той любая дверь открывалась, а за ней тут как тут и Артемьев с револьвером в руке.

— Гражданка опознала Артемьева на карточке, — перебил его нетерпеливо Яров, возвращаясь за стол. — Показал карточку сразу же и признала. — Он — Артемьев. А что без дамы или маску не сразу одел — так просто наводит на ложный след или же просто почему-то торопился, и хлопот много.

— Это верно, — повторил задумчиво Семен Карпович. — У громил тоже свои заботы и хлопоты. Такие как и у сапожника, скажем, или плотника. Только вот никак я не нападаю на Артемьева. Ну, что тут поделаешь, Иван Дмитриевич. Смотрю повсюду — и в трактирах, и в чайных, и в электротеатре, и в трамвае. Обыск когда делал у матери его, можно сказать, мышью все углы в каморке обнюхал. И братьев, и сестер замучил допросом…

Он вздохнул глубоко, прибавил с грустью:

— А может и потерял я нюх. Как старый пес. Так собак на живодерню волокут для пользы на мыло. А я куда? Может, ножи да ножницы точить по дворам остается. Камень есть и колесо. Приделаю и пойду.

Это как-то успокоило Ярова. Перестал глядеть по-колючему на агента. Даже засмеялся, так правда, вроде как покашлял:

— Это вы зря, Семен Карпович. Я не приказ по губрозыску пишу об увольнении. На свободе до сих пор Артемьев. Вчера из Центророзыска список прислали объявленных вне закона по всей Советской республике. Там и Артемьев стоит, и Казимир Гордо. Чего они еще придумают. Тут и до убийств недалеко, раз распустили мы их, позволяем…

— Не убивает Артемьев, — устало возразил Семен Карпович. — Ни одного дела не оставил на этот счет, сколько я ни помню на своей памяти. Вроде Чесаного…

— Всего можно ожидать, — жестко проговорил Яров, — не убивает потому, что не вставали на дороге. А встанем — будет стрелять, резать… Вы сами-то встречались лично с Артемьевым, Семен Карпович? — спросил он и пристально посмотрел на него. — Должны были бы встречаться?

Семен Карпович покачал головой — и была какая-то нерешительность в его движениях и в том, что не сразу он ответил. И лишь, вынув платок, привычно отерев морщинистую шею, лоб и щеки, заплывшие потом, сказал:

— В шестнадцатом году с Федоровым брал я его. Тогда он ограбил с дружками ювелирный магазин. Да вы же слышали от меня эту историю, Иван Дмитриевич…

— Да-да-да, — тотчас же как-то звонко ответил Яров, — вспоминаю теперь. Артемьев тогда спрыгнул на ходу из вагона, Федорова убили грабители ночью по дороге домой, а кисет с золотыми перстнями, да кольцами — исчез. Вроде как грабители его прибрали.

Он не выдержал насмешливого взгляда Семена Карповича, опустил голову:

— Из тюрьмы он прошлой зимой загадочно бежал. Заключенные кто за кипятком, кто на оправку, а Артемьев на чердак. Замок сбил, выбрался на крышу и в темноте, в мороз, по сугробам сумел добраться до административного здания. Как ответственный работник, спустился по лестнице и вышел на улицу. Шутка сказать, всю тюрьму пройти по крышам. А ведь кто-то подсказал, как идти. Кто-то веревки ему принес, чтобы с одной крыши на другую спускаться. Кто-то сломал решетки на чердаке административного здания. Кто-то путь указал. Кто этот человек?

— Сам по себе он не смог бы, — согласился Семен Карпович. — Дело было трудное. Как в цирке. Ну да ведь когда-то выяснится…

Яров быстро глянул на него и улыбнулся как-то растерянно. Постукал пальцами по столу, попросил тихо:

— Продолжайте розыск… Знаю, что бывали не раз на квартире Артемьева. Только еще надо побывать и на квартире, и на фабрике.

Мать расспросите. Да предупредите, чтобы не скрывала — привлечь можем как соучастницу… Вопросы есть у кого? — обратился он к сотрудникам. Вопросы нашлись. Варенцов попросил прибавить кормовых денег для своего «Джека», Иван Грахов потребовал, чтобы костюмерную и гримировочный отделы забрали у него и передали Шуре Разузиной. Поднялся Македон Капустин, тоном приказа попросился отпустить его на Южный фронт с коммунистическим боевым отрядом. Все только засмеялись иронически. Яров махнул на Македона рукой.

— Все тогда запросятся, а кто будет чистить здесь шпану? У вас ничего нет? — неожиданно обратился он к Семену Карповичу. Тот покачал головой, ответил все также обидчиво:

— Буду собираться за реку, на мануфактуру, как вы приказали…