Гарри Поттер и Нефритовый жезл

Гарри был гораздо выше. Его тело, словно скала, нависало над её хрупкой фигурой. Загораживала. Дарила безопасность. Эти чувства растеклись по венам, даруя некое умиротворение.

Всё было правильно. Всё было не зря.

Гарри тоже посмотрел на неё через зеркало и чуть коснулся локтя. Провёл по руке верх и вниз, вызывая толпы мурашек, стремительно пробегающих по телу Гермионы и собираясь между тесно сжатых ног.

Гарри встал почти вплотную к Гермионе. Палочкой закрыл двери на все имеющиеся замки. Сегодня он не собирался покидать это место. Да и этого человека он не собирался покидать никогда.

— Я не мог иначе, — всё-таки ответил Гарри.

Правда, Гермионе было наплевать. Уже наплевать на всё, кроме Гарри и его рук.

— Я знал, что Рон вернётся. Знал примерно, что между вами происходит, но просто не мог не вкусить того, что навсегда отдавал лучшему другу.

— Насчёт лучших друзей, — Гермиона повернулась к нему и сложила руки на груди, невольно приподнимая их и давая Гарри ещё больший обзор на то, как стали просвечивать сквозь синюю шелковую ткань возбуждённые соски.

— Я давно уже не хочу быть твоим другом, — переступая с ноги на ногу, ответил Гарри, и не было ничего удивительного в том, что на его брюках появилась внушительных размеров выпуклость.

— Я вообще-то про Малфоя, — фыркнула Гермиона, постоянно перескакивая взглядом с напряжённого лица на напряжённую плоть.

— А что с ним? Я уже знаю, что вы никогда не были вместе.

— Кто стёр ему память обо мне три года назад?

Гарри сжал кулаки, чувствуя, что вот сейчас решается его судьба.

Солгать или сказать правду? Поверит ли она в ложь? Наверняка белобрысый придурок уже проговорился. Ему было страшно, но делать нечего.

— Я, — всё-таки решил сказать Гарри правду.

Несмотря на то, что Гермиона и так знала ответ, он всё равно поверг её в бесконечное удивление.

— Но зачем? — хриплым голосом спросила она, выискивая ответы в его глазах.

— Я не мог тебя потерять, я был уверен… — проговорил Гарри и сделал шаг, чуть подталкивая Гермиону назад.

Она невольно подчинилась его напору, ощущая жжение там, где соприкасались их бедра.

— Я был уверен, что ты ко мне вернёшься. Я был уверен, что ты не сможешь меня разлюбить.

— Но… как ты смог? — Гермиона думала совершенно о другом. — Это же очень сложная магия. Стереть память о конкретном человеке могут далеко не все. Даже я… — она поджала губы и сузила глаза. — Даже я учила это заклинание целый месяц.

— Неделя. Я не выходил из дома почти неделю, выучивая его.

— Сам?

— Что тебя так удивляет? — даже несколько обиделся Гарри. Что он, совсем дебил, не понять простой принцип ментального вмешательства?

Говорить о том, что на самом деле он хотел стереть из памяти Драко лишь последний год, Гарри не собирался.

— Но это поразительно! Ты смог сам освоить такое сложное заклинание, чтобы… — она чуть улыбнулась, чувствуя, как к щекам приливает жар, а сердце бьётся ещё быстрее. — Ради меня. Ты не хотел потерять меня.

— Не хотел, — рассмеялся Гарри, качая головой, и снова сделал шаг вперёд. — Узнаю свою заучку. Вместо того чтобы злиться на меня, ты радуешься тому, что я что-то выучил.

— Но ради меня же! — улыбка на её лице и не думала пропадать. — Гарри, я так тебя люблю!

С этими словами, позабыв о всех сомнениях, переживаниях и боли, что принёс этот молодой мужчина, она закинула руки ему на шею и сама прикоснулась к его губам.

Гарри, не мешкая, начал снова подталкивать Гермиону назад. Его целью была барная стойка. На неё он и посадил Гермиону, так и не разрывая поцелуя. И если сначала поцелуй напоминал лишь пламя свечи — мягкое, нежное, — то вскоре стал разгораться ярче, сметая под собой все проблемы и недомолвки.

— Подожди, — Гермиона вдруг упёрлась руками в грудь Гарри, уже ощущая бедром и всем телом, как рвется из брюк его желание.

Рвётся к ней. Но слова Малфоя так и крутились у неё в мозгу. «Одна из многих».

— Если ты хотел меня, почему встречался с другими?

Гарри замялся. Не отвечать же ему, что после исчезновения крестража в голову ударила кровь, вернее, не совсем в голову и не совсем кровь. И отказываться от десерта, который на блюде приносили так называемые поклонницы, он не собирался. Тем более что с Джинни с самого начала всё пошло наперекосяк. Поэтому Гермионе он ответил вполне честно.

— Перестал тут же, как ты попала в мои лапы, — оскалился Гарри и снова наклонился для поцелуя, за что получил кулачком в твёрдый пресс.

— Ну, подожди! Сейчас ты мне хочешь сказать, что после того раза… — она покраснела от воспоминания, как их вторая встреча после почти трехлетней разлуки закончилась бурным скандалом, а затем не менее бурным совокуплением, прямо в каком-то закоулке, в котором Гарри её догнал и силой прижал к стене.

— А зачем? — удивился Гарри.

— А Панси?

— Мы расстались тут же после нашей с тобой «ссоры», — поиграл Гарри бровями. — Её вранье о беременности меня и самого удивило. Тем более я не планировал воспитывать ребёнка. Всё равно бы убедил тебя быть со мной.

Гермиона отвернулась и закусила губу, чувствуя ком в горле от того счастья, что заплескалось в ней, словно рыбка в воде, от слов Гарри. Он готов был ради неё отказаться от ребёнка. Он стёр память Малфою ради неё. Он бы и убил ради неё.

«Я знаю это», — подумала Гермиона и провела ладонью по твердой груди Гарри, чувствуя гулко бьющееся сердце.

— Ты любишь меня.

Это не было вопросом, но Гарри всё равно ответил:

— Больше жизни. Кстати, думаю, нарушение прямого приказа министра магии явиться на Рождественский бал и толкнуть речь будет ещё большим доказательством моей любви, ведь меня могут арестовать.

Гермиона хитро улыбнулась и повела ладонью ниже. Потом ещё ниже.

— Мы разве не идем на праздник?

Она коснулась пальчиками пряжки ремня, а в Гарри тут же забурлила лава. Обычно их соития были быстрыми, спешными, срывающими крышу от адреналина, что играл в крови. Сегодня же ему хотелось вкусить то, чего он так долго себя лишал. Рассмотреть каждую частичку тела, которое он нередко представлял, трахая других.

— Мы устроим свой.

— Но я даже ничего не готовила, — тихо прошептала Гермиона, аккуратно вытаскивая рубашку из-за пояса брюк и поглаживая пресс.

Гарри подавил смешок и руками провёл по плечам Гермионы, опаляя её своим дыханием и шепча:

— Есть только одно блюдо, что сегодня я планирую попробовать.

— Да? — деланно удивилась Гермиона, уже расстёгивая ремень его брюк. — И какое же?

— Тебя, — рыкнул Гарри и с жадностью припал к её губам в сладком поцелуе.

Они не торопились, пробовали друг друга на вкус, ласкали языками, дышали единым воздухом, пропитанным запахом возбуждённых тел и похоти.

Руки Гарри погладили шёлк её платья, пробираясь под подол, задирая его всё выше, оголяя бедра и тонкие кружевные трусики.

— Для кого ты надела такую прелесть? — произнёс он, не отрывая взгляд от лица Гермионы, пальцами поглаживая половые губки через ткань. Вверх, вниз, заставляя её задыхаться ещё сильнее.

— Я надеялась, что ты зажмёшь меня где-нибудь в углу. Последний раз.

— Последний раз случится только перед нашей смертью. Я бы не смог отпустить тебя.

— Не отпускай! — уже нетерпеливо сдёргивала Гермиона его брюки, ощущая как её захлестывает желание слиться наконец с Гарри воедино. — Никогда меня не отпускай.

Терпкий женский запах возбуждения заполнил ноздри Гарри, и он задышал ещё чаше. Он хотел увидеть эти розовые складочки. Они были уже влажными.

Палочка всё ещё была в кармане. Гарри нащупал её и произнёс невербально два заклинания. Во-первых, наконец убрал из-под своих пальцев ненужную преграду в виде трусиков. Во-вторых, притушил основной свет, чтобы наколдовать пару десятков зависших в воздухе свечей.

Посмотрев вниз, он даже выронил палочку от той красоты, что ему открылась. Нежные складочки: гладкие, влажные, раскрывающиеся под его прикосновениями, как лепестки волшебного цветка. Он долго водил кончиками пальцев возле входа. Так долго, что Гермиона уже успела полностью стянуть с него рубашку, брюки и обхватить ладонью член.

— Гарри…

— Потерпи, — шепнул он и второй рукой сначала погладил уже пересохшие губы Гермионы, а затем сдёрнул платье, держащееся разве что на добром слове.

Там, под ним, была совершенной формы грудь. Высокая, с нежными розовыми сосочками, которые как вишенки на пирожном только и ждали, когда их возьмут в рот.

Разве Гарри мог противиться такому соблазну? Взял, покатал на языке, пососал, прикусил.

Все его действия — и на груди губами, и ниже пальцами — вызывали у Гермионы лихорадку. Она, уже покрытая испариной, задыхалась и дрожала. Похоть текла по её венам, заставляя хотеть Гарри ещё больше, рукой сжимать его член ещё сильнее.

Рот наполнился слюной. Иногда она мечтала попробовать то, что держит в руке, на вкус. Взять в рот. Доставить Гарри удовольствие, навсегда влюбить в себя так, чтобы он остался с ней. И делал всё так, как сейчас.

— О Гарри, — рвано шептала она, лаская его член рукой, пока его губы и пальцы продолжали сладкую экзекуцию над её телом.

— Гарри, прошу. Я хочу…

— Чего? — низким голосом спросил Гарри и снова всосал сосок в рот.

Он издевается, да?

— Тебя, я хочу тебя.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — с этим он чуть присел и губами повёл дорожку поцелуев вниз, вскоре присоединяясь языком и губами к пытке, что совершали над чувствами Гермионы его пальцы.

— Гарри, прошу, не мучай меня, — простонала Гермиона, вплетая пальцы в его волосы и сжимая их.

Гарри наконец поднял голову и взглянул в затянутые поволокой страсти глаза. Даже не страсти. Там была похоть сродни той же, что сжирала изнутри и его самого.

Нагнуть. Всадить. Долбить. Кончить в неё.

Животные инстинкты брали верх, но Гарри сдерживал их. Временно. И продолжал водить по половым губам пальцами, только иногда задевая клитор или проникая внутрь, чувствуя, как там туго и горячо. Для него. Только для него.

Рон даже не считается. Рон в прошлом. Это его. Это всё только его.

— Скажи это вслух, Гермиона. Скажи, что я должен с тобой сделать.

— Взять, — простонала Гермиона, водя рукой по своей груди, сжимая её, оттягивая соски, в глупой попытке снять часть напряжения. Только Гарри мог это сделать. Только он.

— Другое слово. Что обычно мы делаем?

— Гарри, это грубо.

— Говори, — прорычал он и раздвинул стройные ноги шире.

Он чуть приблизился, приставил головку крупного члена туда, где только что были его пальцы и губы.

— Скажи, что я сейчас с тобой сделаю?

Гермиона закусила губу, сотрясаясь от восторга, когда Гарри начал водить членом по её лепесткам. Верх-вниз. Так долго. Так далеко от того, что на самом деле ей хотелось.

Нервы были напряжены до предела, чувства остры и сосредоточены только на одном желании, только на одном инстинкте.

Подчиниться.

Сделать всё так, как говорит Гарри.

Сказать то, что он хочет услышать. Грубое. Сексуальное. Эротическое слово.

— Трахни меня, Гарри. Прошу тебя, трахни меня.

Гарри чуть отодвинул бёдра и с победной улыбкой толкнулся вперёд, пронзая сладкое естество, сразу и до конца, вызывая громкий вскрик Гермионы.