Малыш пропал

Глава пятнадцатая

Воскресенье — продолжение

Он догнал Нелли, как раз когда она подходила к входу в цирк шапито, где они условились встретиться.

— Выходит, вы распрекрасно сумели отделаться от маленького надоеды, — сказала она. — Даже чудно́, что вы так расстарались ради чужого мальчишки. Вот уж никак не скажешь, будто вы из тех, кто способен на такое.

— А какой же я, по-вашему? — спросил он, протискиваясь подле нее в большой, ничем не примечательный цирк.

Ответить на этот вопрос ей было легче легкого, довольно было помахать ресницами и сказать кокетливо:

— Вы слишком свирепый, с вами опасно оставлять ребенка, да что тут говорить, я и сама от вас в страхе.

Хилари коротко засмеялся и пошел следом за ней к дорогим первым рядам вокруг арены, где, как он понимал, по ее мнению, ей пристало сидеть.

С привычным и сладострастным довольством она расположилась на красном плюше, но, вглядываясь в ее лицо, он с удивлением увидел, что оно светится той же простодушной радостью, что и лица всех сидящих вокруг местных девиц.

— Я и вправду люблю цирк, — сказала она, сжав его руку, но даже в эту минуту не забыла, как бы машинально пощекотала пальцами его ладонь. — Ой, смотрите, начинают!

Распорядитель взмахнул палочкой, полы раздвинулись, и представление началось. Хилари смотрел безо всякого интереса, но каждый раз, как Нелли поворачивала к нему свою восторженную физиономию, он из вежливости изображал заинтересованность, хотя в душе был возмущен примитивностью ее вкуса. Каждый раз, как клоуны падали и кувыркались в опилках, когда отваливались стороны тележки с реквизитом, когда вода без удержу обрызгивала всех на арене, Нелли не могла спокойно усидеть на месте, хохотала до упаду. Хилари был возмущен, что у нее такие грубые, деревенские понятия о том, что такое веселье, он предпочел бы видеть ее сейчас недовольной, скучающей, искушенной, не находил ничего привлекательного в ее тяжеловесных, расплющенных на сиденье ляжках и грудях, которые тряслись при каждом взрыве веселья.

Потом, во второй части программы, инспектор манежа объявил:

— Мсье Стефанов и его Всемирно Известный Танцующий Конь!

Загрохотали басовые барабаны, потом оркестр заиграл вальс «Голубой Дунай», и на арене, кружась в вальсе, появился Танцующий Конь. Его золотистая шерсть блестела, будто отполированная, а на крупе была уложена шашечками, так что при каждом его изгибе и курбете ловила и отражала свет. Конь танцевал вальс, и польку, и танго; и его круп, и все его движения были так красивы и изящны, что Хилари пришел в восторг. Он не отрывал глаз от золотистого красавца и, чем дольше смотрел на эти восхитительные движения, тем больше они его завораживали.

К тому времени, когда танцы кончились и конь покинул арену, а вместо него появился эксцентрик на лонже, ощущения Хилари совершенно изменились. Завороженный красотой и танцами коня, он теперь все видел в ином свете, и хохочущая до упаду Нелли вновь была желанным существом, на которое он мог излить свой восторг, вновь манила, сулила забвенье, избавленье от мучительной думы, и он прильнул к ней во тьме, отдаваясь неотступно растущему желанию. Они вышли на темную, озаряемую яркими вспышками света ярмарочную площадь.

— Я проголодалась, — сказала Нелли. — Давай где-нибудь здесь перекусим, а потом ты выиграешь для меня какие-нибудь призы.

— Идет, — согласился Хилари, и они протиснулись к закусочной; на прилавке были выставлены тарелки с нарезанным мясом, а неподалеку, на траве стояли столики.

Хилари взял несколько тарелок с едой, пиво, принес на столик, за которым сидела Нелли, и сел напротив нее.

— Тетушка не знает, что ты ушла из дому?

— Да нет, знает, я сказала, пойду к подруге. Вряд ли она мне поверила… она стреляный воробей, моя тетушка… да ничего тут не могла поделать.

— А что если мы вернемся поздно и ты завернешь в мой номер по дороге к себе наверх; может, она тогда ничего не узнает?

— Мне нельзя полагаться на авось, — сказала Нелли. И прибавила с профессиональной заносчивостью: — И вообще, ты любишь жить на готовеньком, ведь так?

— Так ли? — сказал Хилари, протянул руку через стол и, глядя ей прямо в глаза, сжал ее запястья.

Она засмеялась.

— Может, и нет, — игриво сказала она, потом перегнулась через стол и зашептала:

— Я всю ночь о тебе думала, ломала голову, как же все устроить. И теперь есть у меня план — лучше некуда. Завтра я уезжаю в Париж, почему б тебе не поехать со мной?

— Завтра? — повторил Хилари, все глядя ей в глаза. Хватка на ее запястье чуть ослабла.

— Я уезжаю последним поездом, — объяснила она. — А свой магазин открою во вторник. Это у меня так заведено, когда субботу и воскресенье провожу здесь. Мы могли бы приехать в Париж вместе и, я думаю, — она призывно надула губки, — сумели бы позабавиться без помех.

— Завтра… завтра мне страшно трудно, — в отчаянии сказал Хилари. — А что если я приеду во вторник и мы с тобой встретимся?

Я мог бы оставить Жана в отеле, думал он, заплатил бы горничной, чтобы она за ним присмотрела, ничего не было бы в этом плохого…

— Нет, во вторник я не сумею, — сказала она и отняла руку.

— Тогда в среду… в четверг? — просил он.

— Ни тот, ни другой день не подходят, — решительно заявила она. Положила в рот немалый кусок и стала неторопливо жевать. Разделавшись с едой, она сказала:

— Я объясню тебе, как обстоят дела. Понимаешь, у меня есть друг. Он оплачивает мой магазин. Он возвращается в Париж из своей деревни по вторникам и не желает, чтобы на неделе я устраивала свиданья с кем-то еще.

Вот до чего я ее хочу, в бешенстве подумал он, чью-то содержанку. Это же полная деградация. Je suis son paillard, ma paillarde me suit[10].

— А чем он занимается, твой boyfriend?

— Он мясник, оптовый торговец. У него денег… куры не клюют. — Она потрогала золотой браслет на запястье. — У меня премиленькая квартирка, — вкрадчиво прошептала она. — Мы когда приедем, мы пойдем поедим, пойдем потанцуем, потом вернемся домой и будем совсем одни, ты и я. — Она подождала, как он отзовется на ее слова, и в ответ на его молчание сказала, как и вчера вечером:

— Конечно, если не хочешь…

— Разумеется, хочу, — вне себя возразил Хилари. — Разумеется, хочу. Ты это знаешь. Но меня связывает дело, и я думаю, как бы все устроить. Ты знаешь, до чего я хочу поехать. В котором часу отправляется поезд?

— В пять тридцать пять, — сказала она, глядя на него с напряженным ожиданьем. — Нам надо будет встретиться прямо на станции. Если мы пойдем вместе по городу при дневном свете, кто-нибудь нас наверняка заприметит. — И прибавила игриво: — Сдается мне, тебе этого хочется не больше моего.

— Да уж, — согласился он, представляя себе мадам Меркатель у камина в ее кресле с высокой спинкой.

— Пойдем глянем на ярмарку, — вдруг предложил он и поднялся, — там я что-нибудь придумаю.

— Видно, не хочешь ты ехать, — бросила она через плечо, когда выходила из цирка, и он схватил ее за руку, потянул в сторону и отчаянно поцеловал.

— Ну, теперь ты веришь, что я хочу поехать? — прошептал он, снова и снова целуя ее в губы, и она прижалась к нему всем телом, прошептала в ответ:

— Ты должен поехать, должен.

Потом, взявшись под руки, они обошли ярмарку — покрутили обруч, покидали монетки, то и дело останавливались где-нибудь в темном местечке, целовались-миловались, не давали остыть страсти. Одно из двух, думал Хилари и между тем машинально отвечал на ее ласки, исполнял все, что от него ожидалось. Если я еду с ней, это конец. Если я еду с ней, придется потратить на нее все оставшиеся у меня деньги. Если я еду с ней и потрачу все свои деньги, я не смогу попросить у Пьера еще; я уже никогда больше не увижусь с Пьером. Если я еду с ней, я должен буду во вторник возвратиться в Англию, все в ту же квартиру, все к тому же бесплодному покою. Если я еду с ней, мне уже больше никогда не увидеть Жана.

Что за чепуха, тотчас возмутился он. Разумеется, никакой это не конец. Даже если я возвращаюсь в Англию, ничто не мешает мне вернуться позднее, когда у меня будет больше иностранной валюты — скажем, через месяц, или через год. Но в этом месяце, в эту пору, теперь я волен ускользнуть.

Он внезапно остановился, посмотрел ей прямо в лицо.

— Хочу тебя. Завтра буду ждать тебя на станции, — едва переведя дух, выдохнул он.

— Я так и думала, — мягко отозвалась она. Конечно же, ведь нет ничего соблазнительней того, что может предложить она.

Они замерли ненадолго посреди людского водоворота, и она прищурила глаза, что-то прикидывала в уме, а он, возмущенный, готовый бросить вызов всем и вся, знал только, что не в силах справиться с одолевшим его желанием.

Потом она потянула его за руку, сказала:

— Давай перед уходом еще раз попытаемся выиграть для меня какие-нибудь призы. Пойдем попытаемся вот в этом павильончике. — И она потащила его к тому самому тиру, где он предполагал помириться с Жаном и откуда увел его, чтобы вместо этого встретиться с женщиной, которая стала теперь средоточием всех его желаний.

И там, среди множества призов, глядя прямо ему в лицо, сидела розовая бархатная красавица собачка — одно ухо вверх, другое вниз, — точно такая же розовая красавица собачка, какая однажды поджидала кого-то на ярмарке в Карпентрас.

— Это Бинки, — сказал он, не веря своим глазам.

— На что ты смотришь? — резко спросила Нелли. И проследила за его взглядом.

— Ой, какой миленький песик! — жеманно произнесла она с притворным смехом. — Выиграй его для меня.

Хилари протиснулся вперед, положил деньги на стойку, поднял ружье, выбрал цель и, не задумываясь, уверенный, что выиграет, выстрелил.

— Мне розовую собачку, — сказал он, но, когда собачка оказалась у него в руках, отвернулся и замер в смущенье, прижав нелепого звереныша к груди. Нелли мигом выхватила его.

— Ну не милашка ли? — воскликнула она все тем же приторно жеманным голосом и стала ласкать его, тереться щекой о его плюшевую морду и при этом не сводила глаз с Хилари.

— Но я не могу отдать его тебе, — по-прежнему смущенно сказал Хилари. — Он не для тебя.

— Не валяй дурака, — сказала она все тем же игриво-ласковым голосом. — Я бы не отдала его ни за какие коврижки.

— Я выиграю для тебя что-нибудь другое, что-нибудь получше, — взмолился Хилари. Он протиснулся назад к стойке и принялся стрелять в бешеном темпе, но все без толку. Тогда он пошарил в карманах.

— Взгляни-ка! — сказал он и вытащил деревянную ложку и эмалированную пепельницу, которые сунул туда, чтобы не повредить, когда они с Жаном взобрались на карусель. — Не хочешь ли поменять на них Бинки?

Она взяла его подношения, разглядела их придирчивым взглядом.

— Откуда они у тебя?

— Я выиграл их раньше, когда ждал тебя, — ответил он, запинаясь. Она прищурила глаза, смотрела на Хилари с подозреньем.

— И как ты назвал эту собачку? Бинки, да?

— У нас… у меня однажды, давным-давно, был такой же игрушечный пес. И звали его Бинки. Вот почему мне так хочется этого, — сказал он в отчаянии. Она все еще смотрела на него недоверчиво.

— А ты не собираешься отдать его кому-нибудь еще?

— Нет, конечно, нет, — заверил ее Хилари. И в эту минуту уже знал, что с ним сделает.