Плохая терапия. Почему дети не взрослеют

Опасность смешения этих двух сценариев, которая возникает, когда школы пытаются применить ACEs в качестве скринингового инструмента для отдельных людей, заключается - вы уже догадались - в иатрогенезе. Школы, скорее всего, переоценивают риск, которому подвергается человек. "Если вы переоцените риск, вы можете направить людей на лечение и услуги, которые им не нужны, и которые не только могут отнять у них время, но и могут быть связаны с определенным риском", - сказал Анда своей аудитории.

Скандальное злоупотребление концепцией ACEs образовательным истеблишментом для снижения ожиданий миллионов американских детей, на самом деле, проистекает из более раннего выбора авторов исследования. Само название "ACE" - это гигантская красная селедка. Анда утверждает, что это "мера, показывающая, как неблагоприятные факторы накапливаются и увеличивают риск" в популяции. На самом деле, ничего подобного она не делает.

Исследование не показывает, что иммигранты в Америку, чья жизнь полна "невзгод", с большей вероятностью будут долгое время огорчать своих детей психическими и физическими заболеваниями. Конечно, это не так. Потому что большинство ACE в оригинальном исследовании - это не просто показатели неблагополучия, по крайней мере, не в том смысле, в каком это слово обычно используется; это показатели дисфункции.

Бедность, борьба за трудоустройство, стресс от работы на нескольких работах одновременно, невозможность полностью понять общество, в котором вы живете; неразрешимая тоска по родной культуре, родному языку и родной семье - все это невзгоды. Боль от того, что вы никогда не вписываетесь в школьную жизнь, носите не ту одежду, на которую хотите, несете бремя высоких ожиданий вашей семьи; чувство вины за то, сколько усилий они приложили для того, чтобы вы могли жить в Америке, - все это невзгоды. И ни одно из них не накапливается, чтобы привести к плохим долгосрочным результатам. (Есть все основания полагать, что они могут даже привести к лучшим результатам для детей).

Разница между невзгодами и тем, что я называю дисфункцией, имеет значение. Ребенок, чья мать пристрастилась к героину, не просто подвергается эмоциональному насилию или пренебрежению. Он не просто тот, чья мать часто поздно забирала его из школы и слишком уставала по вечерам, чтобы расспросить о том, как прошел его день.

Ребенок, чья мать - героиновая наркоманка или регулярно избиваемая бойфрендом, знает, что каждый раз, когда мать опаздывает за ним в школу, может означать, что она где-то умерла или умирает. И он может быть прав. Даже самые незначительные несоответствия со стороны матери могут предвещать худшие вещи: рецидив, преступность, вероятность того, что она скоро бросит его. Каждый раз, когда его мать заходит в дом, она несет в себе угрозу того, кого или что она могла привести домой.

Возможно, дети, пережившие то, что исследователи назвали "ACE", нуждаются в особом уходе. Некоторым из них бывает трудно избавиться от мучений, которые преследуют их в школе. Вопрос для таких детей может заключаться не в том, следует ли им оказывать психиатрическую помощь, а в том, какого рода.

Это далеко не большинство детей, и опасно смешивать тех, кто годами подвергался сексуальному насилию или был намеренно заморен голодом или сожжен родителями, которые должны были их любить, с теми, кто столкнулся с "невзгодами". Взросление с отчимом, который избивает или насилует вас, - это совсем не то же самое, что давление, заставляющее вас устроиться на работу после школы, потому что ваши родители с трудом платят по счетам. Это совсем не то, что вставать рано, чтобы приготовить обед для младших братьев и сестер, потому что ваш отец, хороший человек, работающий на трех работах, еще не вернулся с ночной смены. Это даже не то, что потерять любящего отца из-за рака. Если ваши родители бьют вас или сексуально растлевают, их присутствие в вашей жизни влечет за собой опасность, неопределенность и эмоциональные муки самого сурового и непредсказуемого рода. Это сильно и качественно отличается от боли при потере любящего отца, памятью и примером которого вы дорожите до сих пор.

Педагоги пополняют список ACEs произвольно, в зависимости от настроения (или удобного политического повода), и предполагают те же долгосрочные последствия для здоровья. В ходе трехдневной конференции я услышал о "поколенческой и исторической травме колонизации", о травме "детей иммигрантов или беженцев", которым пришлось взять на себя взрослую ответственность за свои семьи; о травме загрязнения окружающей среды, изменения климата и, конечно же, об "исторической травме" рождения чернокожим в Америке.

"Пятьдесят процентов детей в обычном американском классе пережили два ACE. И это не считая пандемии", - обратился Робертсон к собравшимся учителям.

Все - "травма", - сказала мне Кристин, учительница государственной школы в Орегоне. "Травма от того, что приходится просыпаться каждый день, быть чернокожим и знать, что существует превосходство белой расы, - это "травма", - скептически говорит она. Она перечисляет несколько травм, за которыми должны охотиться педагоги. "Травма от осознания того, что ваши родители переживают из-за того, что у них нет дома, травма от развода, от самоубийства, от того, что вы не чувствуете, что ваша гендерная идентичность признана".

Кристина - чернокожая. Она не считает, что чернокожее детство в Америке делает ребенка жертвой психологической травмы. Но ее мнение, очевидно, ставит ее в оппозицию к белым консультантам в ее государственной школе.

"Я думаю, мы уничтожаем наших детей, говоря им, что они не могут преодолеть все, что причиняет боль. Я не говорю, что расизма не существует. Я не говорю, что нет людей, которые делают действительно плохие вещи и ужасны. Но я хочу сказать, что не стоит говорить нашим детям, что они постоянно становятся жертвами", - сказала она.

И все же Кристин считает, что именно такое мнение высказывают педагоги, проводя свои "травмоориентированные" и "социально-эмоциональные" мероприятия. "Вы, по сути, говорите, что все чернокожие глупы, чрезмерно травмированы и не способны добиться успеха. Это безумие на таком уровне, что я даже не узнаю людей, с которыми работаю, половину времени. Но я также понимаю, что все мы, кто говорит: "Это безумие", боимся что-то сказать".

Дети из неблагополучных семей больше всего теряют от проживания

Психолог и писатель Роб Хендерсон провел большую часть своего детства в приемной семье. Сегодня он красноречиво пишет о детях, которые пострадали в самых ужасных обстоятельствах. Им нужно то, что так мало взрослых в их жизни готовы предоставить: высокие ожидания. "Люди думают, что если молодой человек попал в неблагополучную или неблагополучную среду, то он должен соответствовать низким стандартам. Это заблуждение. Он должен соответствовать высоким стандартам. Иначе он опустится до уровня своего окружения", - пишет Хендерсон.

Он приводит ряд рецензируемых психологических исследований, доказывающих, что "молодые люди будут делать только то, что от них ожидают". Те, кто родом из стабильных, благополучных семей, нуждаются в меньшем внешнем давлении, чтобы мотивировать их. Тем же, кто пережил трудные обстоятельства, требуется больше. Хендерсон считает, что для них гораздо полезнее получить образование, чем пеленать их отговорками и возможностями избежать его получения.

Нет никаких веских причин считать, что большинство детей травмированы. Лучшие исследования свидетельствуют об обратном: даже среди жертв душераздирающих обстоятельств жизнестойкость является нормой. Тревожные события лучше всего понимать как "потенциально травмирующие", то есть они могут вообще не оставить долговременного психологического отпечатка, и, конечно, не обязательно негативного.

Если нет четких доказательств обратного, лучше всего предположить, что ребенок, пришедший в школу из не самых лучших обстоятельств, сможет регулировать свои эмоции, сможет выполнять задания по математике, сможет соответствовать высоким ожиданиям. И если вы сомневаетесь, то относитесь к нему так, как будто он может это сделать, и, скорее всего, это будет способствовать тому, что он это сделает.

Педагоги стараются не упоминать о "жизнестойкости", но в их представлении это непоправимая психологическая хрупкость. Когда они все же говорят о "жизнестойкости", то чаще всего говорят о том, чтобы "помочь детям развить жизнестойкость". Но устойчивость, как правило, не является чем-то таким, что специалисты помогают вам сформировать - это процесс, который происходит сам по себе, в ходе обычного столкновения с жизненными проблемами и их преодоления.

То же самое верно и в отношении эмоциональной регуляции. Вы не справляетесь, вас вычеркивают из команды. И вот, пожалуйста, вы все еще живы! Готовы принять новый вызов, возможно, подготовившись к следующему разу более тщательно. Или выбрав другой путь - более подходящий вашим вкусам и талантам.

Что касается культуры жертвенности? "Это культура антиустойчивости, - сказала мне Кеннайр. Обращаясь с детьми так, будто они несут в себе зарождающийся дефект, педагоги, скорее всего, наносят им реальный вред. Неудивительно, что так много детей чувствуют себя бессильными добиться позитивных изменений в своей жизни. Педагоги снова и снова говорят им: Вы не можете.

Глава 6.

Короли травмы

Моя бабушка по материнской линии - самая оптимистичная и целеустремленная женщина из всех, кого я знала, - появилась на свет в результате детоубийства. В 1927 году ее мать умерла при ее родах, и два ее менее терпеливых старших брата и сестра редко давали ей забыть об этом. Первые несколько лет ее жизни несколько равнодушных кузин в Вашингтоне и Филадельфии были призваны нянчить и содержать ее в доме. Бабушка никогда не получала достаточно молока, и у нее выросли серые зубы. Скудное питание замедлило ее рост.

Овдовевший отец не мог ее воспитывать, хотя рассказывали о причинах этого по-разному. На идиш ходили слухи, что кто-то из родственников совратил ее, пока она жила в его доме. Другие утверждали, что ее отец - русский иммигрант, обделенный, необразованный и перегруженный - просто слишком любил ипподром.

Когда моей бабушке исполнилось шесть лет, ей впервые по-настоящему повезло. Ее старшая сестра, Клэйр, встретила мальчика. В восемнадцать лет плечи Сэмми были шириной с дверной проем, а макушка его головы закрывала фрамугу. Образование у него было не больше третьего класса. Но в Америке 1930-х годов это имело меньшее значение, чем размер его рук, сила его оружия, свирепость его жажды работы. Он содержал собственную семью с восьми лет, и еще двое вряд ли казались ему чем-то непосильным. Клэйр вышла замуж за Сэмми, и они взяли мою бабушку к себе и вырастили ее.

Когда ей было шестнадцать лет, моя бабушка посетила субботнюю вечеринку с несколькими девочками из своего школьного класса. В воскресенье утром девочки отправились на автобусе в общественный бассейн в Восточном Потомаке, чтобы поплавать. Дома мою бабушку преследовала ужасная головная боль. Через несколько часов боль распространилась на шею. Когда бабушка не смогла дотронуться подбородком до груди, Клэйр вызвал семейного врача, который подтвердил диагноз спинобульбарного полиомиелита. Он приказал изолировать мою бабушку в больнице Галлингера. Клэйр сжег всю одежду моей бабушки.