Нам здесь жить

Кольчугино. Хроники

Что на самом деле произошло возле Вечного огня в маленьком городке Владимирской области

14.02.2008

Больше месяца никто и ничего не знал о кошмарном происшествии в 120 километрах от Москвы. А потом СМИ и блогосфера взорвались: в городе Кольчугино Владимирской области четверо отморозков сожгли заживо на Вечном огне молодого рабочего Алексея Денисова. Казнили за то, что он сделал им замечание — нельзя пить пиво на мемориале. Это сообщение будто ударило под дых. Я еще только ехала в Кольчугино, а мир уже стал черно-белым. Есть герой, и есть ублюдки…

На месте все оказалось еще хуже. В самой фабуле появились другие детали, но не они решающие. Сама жизнь вокруг оказалась иной. Я не делаю никаких выводов, передаю только то, что видела и что слышала.

Кольчугино — самая банальная российская провинция, на окраинах деревянные домики, в центре многоэтажки, разбитые дороги. И одна-единственная площадь, где располагаются здания администрации, суда, загса, памятник Ленину и монумент Неизвестному солдату — Вечный огонь. В городе живет около 60 тысяч жителей, и почти десять тысяч каждый день ездят на работу в Москву.

В холле гостиницы отдыхает компания: парни, девчонки — все не старше двадцати. У них пиво и старый синтезатор, который сам собой играет какие-то мелодии. Компании весело. Дежурная по этажу отвечает, что они зашли погреться. «Сами уйдут. Если вам мешают — вы и выгоняйте». С недавних пор молодежные компании переместились от Вечного огня к гостинице «Дружба».

Настоятель Свято-Покровского храма в Кольчугине отец Анатолий лично освятил Вечный огонь после убийства. Только все бессмысленно — место стало проклятым, и молодожены, раньше возлагавшие цветы на монумент, теперь идут к памятнику Ленина. Теперь цветы к звезде приносят только родственники Алексея.

Версии и слухи

Версия следствия строится исключительно на показаниях задержанных.

В ночь с 1 на 2 января Алексей между двумя и тремя часами ночи возвращался домой из гостей. Он подошел к компании, собравшейся у Вечного огня. Попросил закурить, выпил с ними пива. Начали беседовать «по общим вопросам». Потом произошла ссора, в ходе которой Алексей оскорбил родителей задержанных. И четверо парней начали его избивать. Сам Алексей не нанес ни одного удара. Когда парень потерял сознание, с него сняли ботинки и куртку. А затем у них возникла идея положить его лицом на огонь…

Убийство с каждым днем обрастает слухами. Например, рассказывают, что Алексея можно было спасти. Женщина с балкона своего дома вызывала милицию, но наряд выехал, только когда его вызвал сосед той женщины — районный начальник ГАИ. Правда, другой слух пересказывается более охотно и даже прозвучал на местном телевидении: парни пришли одной компанией, подрались между собой, а потом положили товарища поближе к огню, чтоб не замерз. А дальше — он сам, пьяный, в огонь и свалился. У второй версии сторонников больше. Аргумент: «В нашем городе такого случиться не могло».

Леша

С родственниками Алексея я встретилась на сороковой день после смерти. Поминки справляли на квартире бабушки — «В той квартире нам все напоминает о нем». На стене — календарь, где отмечена дата смерти, опознания, похорон.

Ольга, его мать, держится только на лекарствах — отсюда сухой взгляд, резкие, дерганые движения.

Мама рассказала, что семья Алексея собирались праздновать Новый год именно в ночь убийства: на сам Новый год Алеша уезжал в деревню с друзьями — петь в церковном хоре на праздничной службе. В десять вечера Алексей вышел «проветриться», обещал скоро вернуться. Родители прождали его всю ночь за накрытым столом. Следующий день искали по знакомым. И только третьего числа им рассказали, что на Вечном огне сожгли мужчину, который обгорел настолько, что невозможно опознать. Родные узнали его по свитеру — точнее, его нижней части.

Следователь утверждает, что Алексей был без сознания, когда его положили лицом на огонь. Но на одной руке остался след — будто бы в предельном усилии Алексей пытался подняться, опирался на ребро звезды. «Как я увидела эту руку — у меня прямо все перевернулось, — спокойно говорит Ольга. — Я жизнь положу, чтобы этих дебилов наказать».

Потом мы едем на кладбище — к могиле Алексея. Родные раскладывают у креста печенье и конфеты —

Алексей был сладкоежкой. А я осматриваюсь вокруг. На кольчугинском кладбище очень много могил молодых ребят — 18–25 лет.

По воспоминаниям родных, Алексей был очень тихий парень, и последний год, как устроился работать на металлургический завод им. Орджоникидзе, на него не могли нарадоваться. Получал в пять раз больше матери, всю зарплату отдавал семье. Был очень религиозен. Занимался атлетикой — заказанные им гантели пришли в день похорон. Много читал, любил русские народные и советские песни («Вся полка кассетами заставлена», — вспоминает мама), особенно — «Катюшу», пел с бабушкой. Очень гордился прадедом, дошедшим до Берлина. «Он просто не мог пройти мимо этих ублюдков. Он обязательно вступился бы за памятник», — говорит Михаил Иванович Козлов, мастер его цеха.

Улица прибавляет к портрету Алексея новые штрихи.

— Он твердо верил в превосходство русской нации, — рассказывает приятель Саша, парень лет 20, «тусящий» возле гостиницы. — Иногда приносил диски, показывал нам видео, где мочили черных. Но с фашистами он не водился и никого не бил. Вообще был очень спокойным, даже воспитанным.

«Любил выпить — но не по барам, а с друзьями на квартире, — говорит другой его приятель, Денис. — Нормальный парень. Как мы все».

Кого обвиняют в убийстве?

Их четверо — 14-летний Алексей Горячев и 20-летние Михаил Данилов, Николай Курагин, Александр Андреев. Данилов, Курагин и Андреев — выпускники Кольчугинской коррекционной школы-интерната.

Скромное трехэтажное здание интерната расположено на окраине города. Здесь учатся дети, диагноз которых не позволяет учиться в обычной школе. Обычно этот диагноз — олигофрения. В интернате не проходят математику и физику, зато старшеклассники 20 часов в неделю занимаются трудом. С пятого класса — по пяти прикладным специальностям: швейное, строительное, слесарное, столярное, переплетное дело. Интернатские дети — сейчас их 159 — находятся на полном гособеспечении, и абсолютное большинство из них — из неблагополучных семей. Директор интерната Сергей Адольфович Светлов на мои извинения не реагирует: «Я знал, что вы придете».

— Наши дети — с недоразвитой умственной деятельностью. По-научному — олигофрения, слабоумие. Наша школа дает выпускникам знания на уровне пятого класса. Основная наша задача — социализировать детей, подготовить их к жизни в обществе. 60–70 % социализируются. Остальные, в силу разных причин, — нет.

30 % наших детей — инвалиды детства. Зачастую основной диагноз осложнен дополнительными психическими расстройствами. Так, Данилов и Курагин проходили лечение в психиатрической больнице.

Да, они часто попадают в милицию. У них животные инстинкты преобладают над чувствами. То есть им хочется есть — и они возьмут булочку с прилавка и не задумаются о последствиях. Потом, они очень ведомые. Если ты старше — то есть они воспринимают тебя как взрослого, — и ты предлагаешь им яблоко, шоколадку, они все сделают по твоей просьбе. Их вор попросит помочь вынести вещи из квартиры — и они вынесут. Они не задумываются. Потому что не могут.

У меня это убийство из головы не идет. Это шок для всех нас, для детей и для учителей. Я никого не защищаю, я пытаюсь понять, как это произошло. Вот этот парень возвращался в два ночи. Эти дети не могли к нему пристать — они не контактны, значит, он подошел

к ним. С олигофренами нельзя разговаривать грубо: они немедленно возбуждаются. А он вроде делал им замечания… Да, у неполноценных людей бывают приступы агрессивности чаще, чем у других. Но в нашей школе у детей и в помине нет этой жестокости.

Такой резонанс вызван тем, что убийство произошло на Вечном огне. А вот я уверен, что они даже не очень соображали, что это за место, где они пили пиво. Для них это был просто огонь, костер, тепло. История России у нас тоже очень ограниченно преподается.

Я не защищаюсь, поймите, но наш интернат — не корень зла. Мы только помогаем родителям справиться с такими детьми. С семьи ответственность никто не снимает.

Они же на выходные едут домой и в начале недели возвращаются другими. После летних каникул — вообще караул.

Вы не видите того, что вижу я. Это — вырождение. Олигофрения передается по наследству, и в семьях олигофренов пять-семь детей — норма. И дети наших выпускников возвращаются к нам. В некоторых деревнях около Кольчугина живет уже пятое поколение олигофренов. Нужно проверить, конечно, но, скорее всего, родители этих детей учились здесь. И из-за тотального пьянства в их полку постоянно прибывает.

Вот в пятницу по телевизору говорили, что во Владимирской области рождаемость превысила смертность впервые за 25 лет. Да, это так. Но говорят только о количественных показателях, не о качественных.

Мы отслеживаем судьбу выпускников два — три года. Но это, как правило, бессмысленно. Они, выходя из нашей школы, возвращаются в те же условия, от которых они убегали, — пьяные родители, комнатка в общежитии. И все идет по кругу.

Лидия Ивановна Багаева, классная руководительница Данилова, Курагина, Андреева, не верит в вину своих выпускников: «Уж очень они трусливые. Разве что в кучку сбились, силу почувствовали».

«Данилов — расторможенный, дерганый, не мог усидеть на месте. Его мать заканчивала нашу школу. Никогда не работала и восьми классов не доучилась. Отца у него не было. Дядя его сидел. Миша жил в школе неделями, не приходил домой.

Андреев — мягкий, все время плакал, безвольный, легко попадал под влияние. Способности к обучению очень слабые. Мать нигде не работала — пьяница. Отец — наш выпускник. Брат учился тут же, не закончил и восьми классов. Все пили. Бабушка иногда брала его в деревню, он был счастлив.

Курагина знаю хуже. Очень нервный мальчик. Мать его всегда защищала, не хотела замечать недостатки, ссорилась с педагогами. В пятом классе он убежал из школы. Пять дней искали, потом отправили в больницу во Владимир на обследование. Поставили ему инвалидность, и мать настояла на его переводе на надомное обучение».

Последний раз их в школе видели за несколько дней до убийства. 29 числа интернат отмечал Новый год, и они пришли в гости. Были очень вежливые, позволили себя обыскать — в школу запрещено проносить спиртное.

Минеичева Нина Андреевна, замдиректора по воспитательной работе, даже заикается от волнения:

— Мы делаем все возможное. Они ластятся к нам, потому что не получают ласки. Здесь им дают одежду и еду и занимают их время. Но их не убережешь от мира. А миру они не нужны. Они изуродованы от рождения, брошены своими родителями. И когда они выходят из интерната, мир плюет на них.

Мы проходим по школе. В одном классе второклассники занимаются музыкой — пытаются сжимать-разжимать кулачки в такт. В другом классе учительница показывает макет из папье-маше — объясняет биологию грибов, особенно напирая та то, какие из них можно есть.