Жизнь по ту сторону

Родственники Сергея были, конечно, не в восторге от моей кандидатуры и прочили ему другую, богатую невесту. Но какое дело молодым до расчетливости взрослых? На свадьбу ушло много денег, из которых я ни копейки не вложила. И некому было за меня вкладывать.

Первые совместные годы протекали без каких-либо омрачений, если не считать болезненности ребенка - к тому времени у нас родилась Настя. Но все походы по врачам, диагностическим центрам, а затем садику и школе лежали на моих плечах, начиная с грудного возраста. Я просто не могу вспомнить, чтобы он когда-нибудь принимал участие. Считалось, что он работает, а всё остальное - домашняя работа, прогулки с ребенком, походы по врачам с бесконечными очередями и родительские собрания - это на мне. Всё это было мне вдвойне тяжело, потому что у меня не было в этом никакого опыта. В том смысле, что я никогда не была на месте своего ребенка. И там, где надо было подлаживаться, хитрить - я просто не знала, как это делается - в детдоме этому не учили. Но это к вопросу о социальной адаптации.

Поначалу мы вместе ездили на всяческие вечеринки родственников и друзей и в городской поселок к родителям Сергея, но у его родственников я чувствовала себя некомфортно. Вместе с нами обычно приезжали и его брат с женой и двумя дочками, жившие неподалеку от нас - одна двумя годами старше моей Насти, а вторая на год младше. Жена брата была из зажиточной бюргерской семьи и обладала прозорливой торгашеской жилкой, перенятой от своей матери. Сколько себя помню, она всё время чем-нибудь торговала, в девяностые годы имела личный киоск, но в последнее время остановилась на мясном отделе - штучным товаром много не заработаешь, а есть хочется всегда, да и на весах можно сэкономить. И если я приезжала просто отдохнуть, повидаться и ребенка проветрить, то она к таким поездкам подходила очень планомерно, всегда везла с собой мясные продукты или подарки. Свекровь была довольна и всё внимание, конечно, уделялось ей и её дочкам.

Раз в год я привозила в поселок Настю на неделю отдохнуть и подышать свежим воздухом, и свекровь выходила кислая, жаловалась на свою жизнь. А когда я Настю забирала, то не могла её узнать, что-то менялось в её настроении, она становилась напряженной и безучастной ко всему, и у меня было такое впечатление, что всё это время, пока меня не было, бабка что-то про меня ей наговаривала. Я никак не могла понять, что мать моего мужа никогда не заменит мне родной матери.

В девяностые стало невыгодно работать на заводских предприятиях и Сергей ушел столярничать в частную контору. На работе числился он хорошим мастером и многих обучал с нуля. Но молодые новички, получив необходимый опыт, открывали свои мастерские, чтобы работать только на себя, а мой продолжал тянуть свою лямку наемного рабочего.

А вечерами и по выходным любил он расслабиться с друзьями и часто засиживался допоздна на работе и в кампаниях, а иногда и ночевать оставался. Бывало, что подвыпивших работяг забирала ментовка и устраивала на ночь в медвытрезвитель. Я поначалу беспокоилась, вызванивала, а потом перестала - надоело.

Проявлять внимание к дочери он стал только ближе к подростковому возрасту и какие-то суммы вручал ей по праздникам, а после приобретения компьютера все интересы нашей семьи конечно же сосредоточились на компьютерных играх. В приоритете были стратегии, ролевые игры и квесты. Особенно было интересно всей семьей разгадывать квесты. А я заодно ещё осваивала разные компьютерные музыкальные программы.

Со временем всё отчетливей стала проявляться разница в интересах - ни литература, ни авторская песня не привлекали Сергея, и на все музыкально-поэтические фестивали я ездила одна.

Но я опять забежала вперед.

ДЕВЯНОСТЫЕ. ЧЕРНАЯ ПОЛОСА

Что запомнилось мне из 90-х?

Как я уже писала, в 1988 году родилась у нас дочь Настя. А в 1993-м я наконец смогла выйти на работу в школу духового оркестрового искусства. Но особенно трудно было пожинать итоги перестройки после Ельцинской реформы, когда одна ночь съела все имеющиеся сбережения людей. У меня на руках трехлетний ослабленный ребенок, не приспособленный для нахождения в детском учреждении (пробовала). Пособие мизерное. Зарплату мужу который месяц не выплачивают. Я хожу, собираю справки, чтобы получить субсидию на квартплату, выстаиваю очереди и доказываю свое право на получение пособия, что не всегда удается. В стране процветает проституция и все больше женщин задумываются над древней профессией, чтобы прокормить свою семью (ну не платят зарплату мужикам!). Вся страна стоит на площадях и улицах города с тряпками - везут из ближнего зарубежья челночники, тащат из дома на продажу все, что можно как-то обменять на еду. Из репродуктора льется "Два кусочека колбаски"... Барахолка процветает, а вместе с ней рэкет - быстро наши советские мужики переквалифицировались. Хочется плакать, но я тоже краду чей-то бизнес и торгую на рынке. Чем? Кустарщина тоже процветает. Я торгую кустарными выключателями, вылитыми в форме зайца, мыши и рыжего клоуна. В детских садах и школах абсолютно легально процветают коррупция, подхалимство, взяточничество и вымогательство. И как-то само собой складывается новый образ "советского", а вернее российского человека - не честного и скромного труженика, а наглого, самоуверенного, живущего за чужой счёт "предпринимателя". Зовут его официально "новый русский". Мне стыдно смотреть в глаза ветеранам ВОВ. Многие из культурной интеллигенции и бывших фронтовиков не выдерживают и кончают жизнь самоубийством. Вот так вот - всю войну прошли и ничего, а мина спустя столько лет нашла свою цель. И я с горечью думаю: а что бы сейчас сказал Дим Димыч, и как хорошо, что он не дожил...

В школе духового оркестрового искусства я проработала четыре года: с 1993-го по 1997-й. Это было время относительного благоденствия. Я обретала опыт, навыки концертмейстера, а кроме того имела возможность общаться с близкими мне по духу и интересам людьми. Надо сказать, что в коллективе шла постоянная борьба за сферы влияния и вся эта некрасивая возня особенно проявлялась на педсоветах. И пока я набиралась опыта, я всех устраивала, но как только попыталась высказаться и принять одну из сторон, все изменилось. Очередной новый директор бегал за мной, говоря, что не даст мне работать, требуя написать заявление "по собственному желанию".

А черная полоса только начиналась...

ОТЕЦ

2000-е годы принесли очередной сюрприз. Жили мы с мужем и дочерью в одном доме с моим отцом в соседних подъездах. И даже квартиры находились одинаково - на третьем этаже посередине, у него однокомнатная, у нас - двушка. Отец к тому времени был уже на пенсии. Спился он окончательно, а когда напивался, брал свою гармошку, невесть откуда взявшуюся, выходил на балкон и разводил меха. Играть он толком не умел, поэтому нажимал на кнопки как попало, а с балкона летело: "Бывало, вспашешь пашенку, лошадушку ведёшь", "Ах, Коля, Коля, Николаша, а где мы встретимся с тобой?"Соседи, конечно, возмущались и бросали на меня косые взгляды...И опять как в детстве мне хотелось провалиться сквозь землю. Повлиять на него я не могла, да и своих забот хватало, но углубляться в психологические тонкости моей родословной никто не спешил.

Чем он только не промышлял, пока тянул до пенсии - что-то перепродавал, убирал вагоны в поездах, иногда принося мне забытые пассажирами вещи, но в конце как бы невзначай скромно интересовался, не будет ли у меня сколько-то рублей до получки.

С возрастом стало сдавать у него здоровье. Помню, прибегал он ко мне, прося выгнать из квартиры очередного дружка по выпивке. Один раз я действительно сходила, а потом стала отказываться. Со свекровью у меня в то время и так отношения были натянутые, я долгое время не могла устроиться на работу, а тут ещё отец своих проблем добавляет. А потом как-то прибегает один из его дружков и просит срочно подняться к отцу, что-то со здоровьем, плохо ему. А я не пошла - такая у меня злость была на него, подумала: сам бухаешь, сам и лечись. Но позже я поняла, что это видимо инсульт его тогда прихватил. После этого он стал неопрятный, рассеянный, появились провалы в памяти и запах от него шел, как будто он ходил под себя. Но пить он не бросил. Наоборот, все чаще стали приходить к нему разные дружки, как коршуны на добычу. Получит отец пенсию, а дружки уже тут как тут. И хорошо ещё, если он успеет купить сахара, крупы, картошки и других продуктов. Наутро просыпается - ни дружков, ни пенсии. А у отца амнезия была и он к утру уже ничего не помнил. Поэтому он часто приходил ко мне, плакал и просил поймать вора, якобы его старого знакомого Глазкова Николая Ивановича и адрес называл. Он говорил это, не потому что видел его у себя дома, а, видимо, старая обида какая-то была из прошлого - впоследствии никакой причастности данного человека к делу и даже следов его присутствия обнаружено не было. В квартире отца был полный разгром, убираться он видимо совсем перестал, и стены, и пол, и потолок были черные. Замок от входной двери был сломан и спать он ложился прямо у входной двери - караулил вора. В поисках еды стал лазить по помойкам. Впоследствии, когда сама стану пенсионеркой, загружая в пакеты очередную просрочку, я буду вспоминать этот факт с глубокой иронией, а тогда для меня это было ужасным потрясением. Но тогда и просрочку никто в мусорные контейнеры не выбрасывал...

Теперь о самом деле. Шел 2000-й високосный год. Утром 4 июля звонок в дверь - стоит соседка отца по жилищной площадке и просит срочно зайти к нему. Я сразу поняла, что случилось что-то страшное. И когда я пришла, там уже была милиция, составляли протокол. Отец сидел рядом и давал показания. Оказалось, он, как обычно, после получения пенсии отмечал это радостное событие с дружками. Один из приятелей был примерно одного с ним возраста, второй - молодой, по фамилии Журавлев. Отец с возрастом стал быстро пьянеть даже от небольшой дозы алкоголя и он быстро заснул. А когда наутро проснулся, увидел лежащего на полу пожилого друга, стал его будить, а друг не шевелится - он уже неживой был. Отец, конечно, был в шоке, побежал к соседям и, когда до него дошло, что друг мертв, стал звонить в милицию. Милиции он объяснял, что во всем виноват некий его старый приятель Н.И.Глазков, проживающий по такому-то адресу, который уже давно без его ведома проникает в квартиру, пакостит, портит имущество, ворует деньги и продукты. Можно себе представить, какой был тогда шок у меня! Я и без того была безработная, дочь постоянно болела и у нее были проблемы в школе, а тут ещё такое на мою голову! Когда отца уводили, менты хотели опечатать квартиру, но я вовремя подошла и убедила их оставить мне ключи!

И начались мои семь кругов ада.

Поначалу всю вину содеянного сложили на отца, он обвинялся по 105-й статье "Убийство, т.е. умышленное причинение смерти другому человеку", я ходила к следователю и доказывала, что не мог это сделать отец. Он и раньше не мог, а теперь после инсульта, который не был зарегистрирован медицинскими справками, но тем не менее он был, и подавно. И предъявляла ему косвенную улику, найденную в страшной квартире отца - куртку молодого собутыльника отца - Журавлева с его документами. Журавлева нашли, и он признался, что во время распития алкоголя между приятелями возникла ссора, перешедшая в драку. Я так думаю, что изначально отец что-то не поделил с Журавлевым, возможно, тот стал вымогать у него пенсию, а пожилой друг заступился и потом уже Журавлев на него переключился. Драка была рукопашная, но пожилой друг скончался от удара головой о чугунную батарею, куда его толкнул Журавлев. Видимо, поняв, что случилось, он поспешил скорей скрыться. Но с отца моего обвинения не сняли, а приписали ему соучастие:"Ну ты же тоже ударял..." И хоть я была не согласна с такой формулировкой, но и возвращаться домой было ему небезопасно. Я часами просиживала в коридорах у кабинетов следователя, адвоката, юристов, в приемной СИЗО, добивалась свиданий, носила передачи, но узнать у самого отца ничего не удалось. А по результатам судебно-психиатрической экспертизы был он признан невменяемым и награждён диагнозом "органическое слабоумие с хроническим бредовым расстройством" и направлен на принудительное лечение в психиатрическую больницу специализированного типа. Теперь я ездила туда, возила передачи, он выходил и мы недолго общались - он быстро уставал и - видно, не сладко ему там жилось, становился все слабее и слабее. Я и сама очень сильно сдала за это время, у меня обнаружилась гипертония, и были случаи, когда я, не дойдя до дома несколько метров, внезапно теряла сознание - все это от испытанных и не отпускающих меня переживаний. Я хлопотала, чтобы забрать отца домой, и, когда я его забирала уже спустя три года в 2003 году, он уже фактически не ходил, а лежал совершенно безучастный ко всему. По результатам дополнительной экспертизы он был признан недееспособным, я оформила опекунство над ним и получала пенсию. Над его запущенной квартирой я колдовала полгода - сдирала всю черную шпаклёвку со стен и потолка, зачищала, шпаклевала, клеила обои и кое-как ее привела в порядок, а потом какое-то время сдавала нанятым квартирантам. И я конечно привела его не в его квартиру, а к себе домой - пришлось на неопределенное время Настю забрать в свою комнату, чтобы отец лежал в отдельной. И пролежал он там около трёх месяцев. Поначалу он был совсем как растение, но в туалет ходил в ведёрко, которое стояло рядом, я ему напоминала. А когда он вдруг стал проявлять агрессию, пришлось отдать его в платную клинику на Владимировской, где через месяц он скончался.