Алая заря

Глава восьмая, в которой хочется есть

Обычно она вставала затемно.

Так уж получилось, что Соня никогда не была соней, даже в детстве, и больше предпочитала бодрствовать и активничать. Так и спалось потом слаще, и успевалось все, и не было ощущения потерянного времени — долгий сон казался ей пустой его тратой. Если организму нужно семь часов, значит, надо спать семь часов и не более.

Соня всегда ложилась с удовольствием, засыпала быстро и просыпалась самостоятельно, потому что внутренние часы работали без перебоев и будили ее в одно и то же время.

Сегодня ее разбудила баба Валя.

— Вставай, — подергала она за плечо. — На работу опоздаешь.

Соня перевернулась на своей узкой скрипучей койке, и тело непроизвольно выгнулось под немыслимым углом. Мышцы во всем теле заныли, а веки еле удалось разлепить. Она и не помнила, когда ей в последний раз было настолько паршиво утром.

— Пришла невесть во сколько вчера… — заворчала баба Валя. — Подняла меня посреди ночи и топала, как слон? Не переоделась даже. Где шлялась?

Соня уткнулась лицом в подушку и застонала от боли в висках.

— Уж не в клуб ли ходила, а? — ахнула баба Валя. — И чумазая вся! Напоили, что ли?

— Что вы такое говорите… Не ходила я в клуб. И ничего не пила!

Соня резко распахнула глаза, и желание забраться под одеяло и нырнуть обратно в пучины сновидения вмиг улетучилось.

Пила!.. Пила чужую кровь!

Соня невольно сглотнула, чувствуя противный кислый привкус на языке и уверяя себя, что это нормально по утрам. Кровь на вкус совсем другая. А это… а это неприятное и как будто бы настоящее воспоминание о том, как ее тошнило.

Она не помнила, как и во сколько вернулась домой, но разве это повод поверить в то, что та чертовщина приключилась с ней на самом деле? Она просто утомилась. Так бывает, когда много дел.

Баба Валя продолжала бубнить себе под нос, пока перевешивала занавески в комнате, но Соня уже не слушала. Она незаметно выползла из кровати и ушла в ванную.

До работы оставалось не так много времени, поэтому пришлось торопливо, но очень тщательно намыливаться, чтобы смыть следы кошмара, которые Соня явственно ощущала всем телом.

Приснится же такое…

В ванной было жарко и запотело зеркало, так что мурашки по телу точно не были связаны с холодом.

Наверное, где-то в глубине души Соня уже понимала, что обманывает себя, хотя признавать это было тяжело. Ничего ей не приснилось. И уберечь себя отрицанием не получится. Хотя бы потому что она уже знала, что когда будет выходить из дома, не обнаружит портфеля на пуфике под полкой, где обычно лежали ключи. Да и ключей тоже не найдет, потому что они остались в портфеле, а тот она уронила на пол, когда испугалась зычного голоса вампира.

Она пообещала не возвращаться, но выбора сама себе не оставила.

В желудке было так пусто, что от голода заметно дрожали руки, когда Соня одевалась.

В холодильнике не нашлось никакой еды. Баба Валя ела как птичка, но остатки лапши она, похоже, доела вчера на ужин и на завтрак, потому что больше Соня ничего не наготовила да и в магазин сходить не успела. Она бы обязательно пристыдила себя, если бы не мучительный спазм в животе.

На скорую руку она сделала себе яичницу, использовав яиц в два раза больше обычного, и запила все чаем со вчерашней немного подсохшей булкой. Баба Валя отказалась, но смотрела на то, с каким аппетитом ест Соня, с подозрительным осуждением.

Спрашивать о запасных ключах она не стала, понадеявшись на то, что после школы без особых трудностей вернет свой портфель. Под трудностями Соня, конечно же, подразумевала поиск двухэтажки, в которую ее насильно вчера привели, и возможный разговор. Его она хотела избежать.

Зубы и страшные глаза. Окровавленная ладонь и металлический привкус. Дневник на шкафу и охотничий нож в ящике комода, которых она не видела, но о которых ей рассказали. И мрачный молодой старик, который просил ее о мести и, кажется, очень хотел умереть.

Все это вызывало вопросы, ответы на которые Соня просто не сумеет удержать в голове так, чтобы не сойти с ума.

Да, все это было, но она осталась жива, сбежала и сбежит еще раз, как только заберет свой портфель.

И она не вампир.

Сегодня ей предстояло провести шесть уроков, и она была настроена вполне решительно и серьезно, когда заходила в школу. Ни отсутствие личного журнала и записей, ни дурные размышления — ничто не способно было помешать ей сосредоточиться на учебном процессе. Кроме физического состояния, к сожалению.

К середине первого урока с седьмым классом Соне поплохело, и она была вынуждена отлучиться в туалет, где распахнула окно и несколько минут простояла, жадно вдыхая потеплевший осенний воздух, стараясь то ли справиться с приступом тошноты, то ли наоборот ее вызвать, чтобы облегчиться.

На втором уроке она снова почувствовала голод, поэтому принялась ходить кругами по классу, нервируя этим писавших самостоятельную десятиклассников. На месте не сиделось — сразу почему-то то нога начинала дергаться, то пальцы начинали отбивать беспокойный ритм по столу, поэтому, натянув на лицо маску строгой учительницы, Соня расхаживала вдоль рядов, то и дело заглядывая в тетрадки учеников. Таким образом она обнаружила у пары ребят шпаргалки и неприятно этому удивилась.

В столовой на переменке выстроилась длиннющая очередь из учеников, но молодая помощница поварихи Маша, которая расставляла стаканы с компотом на подносы, заметила растерянную Соню из-за прилавка и быстро вернулась к ней с пирожком.

— Только что вытащили из печи, — подмигнула она. — Что-то ты бледновата, Софья Николаевна.

Соня благодарно улыбнулась и положила перед Машей пять копеек.

— Не позавтракала толком. Спасибо большое.

— О, я эти голодные глаза знаю.

Вкусный пирожок оказался с повидлом, и после него Соня почувствовала себя лучше, хотя она была уверена, что на большой перемене обязательно придет снова за более плотным обедом. Еда в школьной столовой была отменной, поэтому любившая хорошо покушать Соня с первых же дней смекнула, что с ее работниками будет видеться очень часто, поэтому неплохо бы и подружиться.

Во время третьего урока Соне пришлось много говорить, потому что с пятыми классами они разбирали фонетику и учили стишки. Однако в эти моменты внезапно предательски оживали и вспыхивали воспоминания вчерашнего вечера. Особенно самые омерзительные, от которых возникло ощущение, что пирожок настойчиво просится наружу. Вовремя Соня выйти не смогла, однако тошнота, к счастью, затихла сама по себе.

Перед четвертым уроком она всю перемену просидела без движения, устало наблюдая за очередным классом — шестым — и дергая глазом от звона в ушах.

Голова гудела и кружилась, во рту было очень сухо. В прошлом году подружка Катя выкрала у своего деда початую бутылку водки и тайком протащила ее в куртке на день рождения к Соне домой. Остальные подруги воодушевились и заставили Соню, как именинницу, выпить аж две рюмки, а потом еще три, но разбавленные компотом. Утром было несладко. И примерно такое же похмелье по ощущениям Соня переживала сейчас.

Что-то было не так…

— Софья Николаевна.

Тонкий жалобный писк позади был таким тихим и неуверенным, что Соня даже не пошевелилась, надеясь, что девочка растеряет решимость что-то спрашивать и уйдет.

Это была Ксюша Новикова. Соня, конечно же, ее узнала.

— Женя сказал, что меня заберет черная Волга.

Соня задержалась невидящим взглядом на пушистой макушке Ксюши и вздрогнула, когда та несмело потопталась на месте, привлекая ее внимание шорохом подошв своих туфель.

— Что?

— Женя Косулин сказал, что меня Волга заберет! Что злые дяденьки подъедут и схватят меня прямо на улице. Это же неправда? Да?

Ксюша с надеждой смотрела на Соню влажными глазами.

Соня моргнула несколько раз — ее собственные были ужасно сухими.

Что ответить?

Откуда-то сбоку очень вовремя выскочила Ира Попова.

— Неправда — мне папа говорил! — брякнула она. — Черная Волга днем не катается и детей не забирает. Увидят же все! И милицию позовут. Только по ночам ездит. А ночью ты будешь спать.

— Но Женя Косулин…

— А Женя Косулин — дурак, — пожала плечами Ира.

Ксюша нахмурилась и снова с надеждой подняла на Соню глаза.

Соня была в детстве такой же трусливой, и пугал ее такой же хулиганистый тогда Степка, но машин всегда немного побаивалась, причем любого цвета. Только не потому, что верила байкам — дед их сразу развеял в пыль — а потому, что бабушкину сестру десять лет назад машина сбила. Не черная и совсем не Волга, а Жигули — инвалидом до конца жизни оставила. А за рулем был местный пьянчуга, укравший машину у председателя районного комсомола. Бояться нужно было пьяных и сумасшедших. Ну, и вампиров, получается…

Ира вдруг расширила глаза и, прикрыв ладошкой распахнувшийся следом рот, вопросительно-задумчиво промычала, словно ей в голову пришла идея, которую стоило тщательно обдумать. Или не очень тщательно, поскольку она тут же поделилась своим внезапным открытием:

— А ведь у нашего директора Бориса Иваныча машина тоже черная. Волга!

Соня чувствовала себя недостаточно хорошо для того, чтобы втянуться в детскую беседу и придумать что-нибудь взрослое и умное, что сможет утихомирить буйное воображение учениц, поэтому молча стыдила саму себя за то, что не в состоянии выполнять толком свою работу.

— Это получается, что он и есть бандит?.. — побледнела Ксюша.

— Нет, конечно! — воскликнула Ира. — Борис Иваныч хороший. И это значит, что он тоже жертва бандитов! Только бандитам неинтересно взрослых красть. Они крадут их машины. Чтобы потом на них ездить, красть детей и путать милицию.

— А детей почему?..

— А с детьми что-то жуткое делают!.. Опыты ставят!

— Опыты ставят ученые! — воскликнул подкравшийся к девочкам Женя Косулин, напугавший Ксюшу. — А у Бориса Иваныча брат — ученый как раз.

— Чего?.. — с сомнением протянула Ира. — Тебе-то откуда знать?

— Это мне папка сказал!

— А папка твой откуда знает?

— А не твое дело!

— Если у Бориса Иваныча — брат ученый, то значит, ему нечего бояться: ни его машину, ни его самого не украдут, — сказала Ксюша.

Женя Косулин шкодливо заулыбался.

— Ага, но если не удастся поймать детей, то Борис Иваныч может помочь брату, так как работает директором в школе. Передаст ученому кого-нибудь из нас, если в лаборатории будет не хватать!

На этот раз Ира не нашлась с ответом, поэтому обе девочки с ужасом переглянулись, а потом вопросительно посмотрели на Соню, будто она разбиралась в этих интригах.

Соня дернула бровью — в висок что-то больно стрельнуло. Как же хотелось домой. Плотно поесть и лечь спать. Кажется, она заболела.

— Ребята…

Звонок не дал ей договорить, поэтому она с облегчением сказала детям идти на свои места.

Оставалось пережить три урока.

В столовой к ней за стол подсел Виктор Иванович и вежливо спросил, нормально ли она себя чувствует.

— Нет, — честно призналась Соня.

Она разглядывала тарелку борща перед собой со смешанными эмоциями. С одной стороны, плохое самочувствие никуда не делось и ее по-прежнему мутило, а с другой стороны, сосущая пустота внутри требовала еды.