Алая заря

Глава первая, в которой звенит первый звонок

Желтый Москвич начало сильно потряхивать на ухабах дороги, когда водитель, седой улыбчивый дядя Саша, объявил, что через пять минут покажется школа.

На заднем сиденье оттесненная к окну двумя крупными гогочущими парнями сидела вчерашняя студентка Соня Багрякова. Теперь уже Софья Николаевна — учительница английского языка в кстовской школе номер четыре.

Она всю дорогу сидела тихо, сложив ладони на лежавшем на коленях портфеле — новеньком, блестящем, с серебристыми заклепками, которые бросали дрожащих в дороге зайчиков на желто-серую обшивку потолка. Его привез дед из столицы в начале августа. Сказал, что негоже с мамкиным потрепанным ходить, надо бы свой. Портфель был дорогим не только по деньгам, но теперь уже и сердцу, как подарок, поэтому Соня крепко прижимала его к себе и задумчиво поглаживала пальцами прохладную металлическую застежку. Слева от нее шумели незнакомые ребята, которых дядя Саша тоже подвозил сегодня до работы — на завод.

Сентябрьский день выдался не таким погожим, каким виделся в планах и мечтах. Соня с трепетом воображала, как будет щурить глаза от яркого солнца и, уверенно выпрямив спину, зацокает каблучками — не новых, но маминых, очень хорошо сохранившихся — туфель по дорожке, ведущей к школьным воротам, а любопытные ребята будут провожать робкими взглядами свою будущую новую учительницу.

Однако небо было серым и ватным — сквозь облака еле пробивался белый солнечный свет. Было тепло, да и дождя вроде никто не ждал сегодня, но яркость красок от пасмурности поутихла и природа была мрачнее обычного.

По дорожке пройтись тоже не удалось.

Поблагодарив дядю Сашу и махнув рукой вежливо попрощавшимся парням, Соня поспешно выбралась из машины и подняла голову на возвышавшееся через дорогу трехэтажное здание. Так близко! От напускной уверенности к этому моменту почти ничего не осталось.

На подступах к школе Соню тут же подхватила под локоток завуч Любовь Васильевна и повела не к главным воротам, а к калитке с правой стороны, заявив, что новых учителей ждет короткое напутствие от директора.

Если с утра все тревоги затмевало предвкушение, то по дороге в учительскую в сопровождении завуча Соня заволновалась уже всерьез. Ей не только предстояло сегодня встретиться с несколькими классами незнакомых детей, ее ведь и коллектив ожидал совсем новый! И везде необходимо было заслужить уважение, показать себя с наилучшей стороны: как взрослого, ответственного и достойного педагога!

Когда она начала очень тихо бормотать под нос глаголы, Любовь Васильевна, которая шла впереди, обгоняя на полшага, покосилась на нее с удивлением.

— Брейк, броук?.. Это что?

— Неправильные глаголы, — смутившись, ответила Соня.

— Как интересно… — сказала Любовь Васильевна, нисколько не звуча заинтересованно. — Я их уже и не помню. Не признала.

Соня перебрала влажными от волнения пальцами ручки портфеля.

Любовь Васильевну она встретила еще в июле, когда впервые беседовала с директором. Она показалась ей неприветливой и строгой: весь разговор она внимательно слушала, но ни разу не проронила ни слова, а на сбивчивую речь Сони о своем обучении в институте отреагировала поджав тонкие бледные губы.

Сегодня Любовь Васильевна выглядела немного приятнее и разговорчивее, и ее повышенное внимание застало врасплох. Особенно внимание к привычке Сони успокаивать себя повторением глаголов, которой она почему-то застеснялась.

— Что ж, Софья Николаевна, ваша задача сделать так, чтобы ученики нашей школы запомнили больше, чем мое поколение.

— Я приложу к этому все усилия.

Любовь Васильевна сдержанно кивнула и распахнула дверь учительской.

Соня неловко улыбнулась и шагнула вперед.

Молодежи в этом учебном году, по словам директора школы Бориса Ивановича Алиева, прибавилось немало. Помимо нескольких учителей, которые должны были помогать в первый день молодняку, Соня сразу приметила еще пятерых бывших студентов: трех парней и двух девушек. И почти у всех, к ее облегчению, на лице читалась такая же растерянность, как и у нее. Невозмутимо слушал директора лишь темноволосый парень в очках и синей рубашке, и, как выяснилось во время общего знакомства, новичком он и не был вовсе.

Борис Иванович выглядел молодо — не старше своих пятидесяти лет — опрятно и свежо, а его спокойный и ясный взгляд внушал доверие. В отличие от Любови Васильевны, он понравился Соне с первого взгляда. На собеседовании он был очень дружелюбен, не хмурился, когда она начинала тараторить, а под конец даже разулыбался, когда немного поговорил с ней на английском, которого совсем уже не помнил.

Его напутственная речь действительно оказалась короткой. Может быть, потому что Борис Иванович берег слова для линейки, а может, из-за того, что до нее оставалось мало времени и нужно было сказать только самое важное. Он по очереди представил каждого из учителей, напомнил всем об уважении, взаимовыручке и необходимости быть мудрыми, но справедливыми по отношению к детям, затем картинно смахнув пот со лба, объявил, что дети ждут не дождутся момента, когда в их светлые головы начнут вкладывать знания, поэтому пора бы им всем идти. Соня, к своему собственному стыду, наивно поверила в сказанное и не сразу сообразила, почему все остальные учителя развеселились.

На линейку Любовь Васильевна также отправилась вслед за Соней и встала неподалеку от нее — сегодня им предстояло провести какое-то время вместе. За новыми учителями требовался глаз да глаз, Соня все понимала, так что деваться было некуда. Страшно, но нужно.

Школьный двор за те несколько минут, что они провели в учительской, успел заполниться детьми и их родителями, цветами, громкими разговорами и смехом.

Небо не прояснилось, но улица стала краше и насыщеннее от обилия ярких цветов.

Праздник Соне пришелся по душе.

Теплый ветер развевал красное знамя, белые банты и пионерские галстуки. Первоклассники несмело шагали к школе с рассеянно-радостными лицами. Некоторые сворачивали не туда и их приходилось подхватывать ребятам постарше. Кто-то даже вытирал слезы, еще не до конца осознавая, что ждет впереди, но уже почему-то расстраиваясь.

Глядя на ровные ряды нарядных мальчиков и девочек, Соня чувствовала, как лицо озаряет улыбка, которую и захотела бы — не скрыла — настолько она была широкой и искренней. А она и не хотела прятать радость и гордость за еще незнакомых детей, которым предстояло провести чудесные годы за школьными партами. И на сердце становилось очень тепло и совсем чуть-чуть тоскливо. Вроде и сама недавно стояла со своим первым классом в таком же кофейном платьице и нарядном белом фартуке, с букетом цветов, закрывающим обзор, побаивалась высокую и красивую классную руководительницу, стоявшую рядом, и стыдилась того, что толкалась локтями со своим заклятым другом Степкой прямо перед ней.

На школьную скамью не вернуться и подобного больше не испытать, однако теперь она имела право наблюдать за молодым поколением, стоя чуть поодаль, но в то же время совсем рядом. Она учительница! Подумать только!

— Нравится? — шепнул рядом незнакомый голос.

Соня вздрогнула и перевела взгляд с читающего стих пионера на незаметно подобравшегося к ней Виктора Ивановича — молодого учителя, которого она сначала приняла за такого же новичка.

— Нравится, — ответила она, не скрывая неодобрения в голосе — школьников за разговоры на линейке не поощряли, а учителя вообще-то должны были показывать им пример.

Виктор Иванович выглядел прилично. А еще он был учителем русского и литературы. Уж не утомился ли он вдруг от поэзии?

Соня предположила, что, наверное, все это в новинку только в первые годы работы в школе, а потом одни и те же стихи и песни становятся обыденностью.

— Софья Николаевна… — начал он. — Софья… разрешите звать вас так?..

От невиданной наглости она опешила, но, быстро взяв себя в руки, отрицательно мотнула головой.

— Не разрешаю.

Виктор Иванович ничуть не смутился и продолжил как ни в чем не бывало, не глядя на нее и старательно делая вид, что смотрит на выступавших ребят.

— Тогда Софья Николаевна. Вы так миловидны… Нам не хватало столь прелестного цветка в нашем учительском букете. Однако позволю себе подсказать вам, 9 “Б” — сущее наказание. Ваш ангельский лик не смягчит их сердец. Берегите себя.

Соня нервно поправила идеально выглаженную юбку, отворачиваясь и пряча за пышной прической заалевшие щеки, а затем быстро нашла взглядом среди толпы группу ребят, один из которых — самый высокий и хмурый — держал табличку с классом.

Сущее наказание, значит. Этого-то она и боялась.

— Спасибо за предупреждение, Виктор Иванович.

— Крепитесь. Школа — это пламя, а мягкая глина становится твердой при обжиге.

Соня резко повернулась к Виктору Ивановичу.

— Вы только что назвали меня мягкотелой?

У него были светло-карие глаза, которые от широкой улыбки сузились так, что почти закрылись.

Весь двор захлопал группе выступивших со стихотворениями ребят. Соня усердно зааплодировала тоже, хотя и прослушала последние строчки из-за Виктора Ивановича, отчего-то решившего завязать с ней беседу и бестактно намекнуть на ее неопытность.

— Ну что вы! Я только что сказал вам готовиться к тому, что придется потрудиться, — сказал он.

— Ну так я здесь за этим, — ответила Соня. — Поверьте, я знала, на что иду.

— И я знал три года назад, — загадочно усмехнулся Виктор Иванович.

— И к чему вы это говорите? Разочаровались?

— Чуть-чуть.

Все ученики вернулись к своим классам, и вперед выступил Борис Иванович.

Соня честно хотела послушать его речь, но не сумела промолчать. Возможно, учитель русского и литературы в этой школе был не так уж хорош, и раз он позволил себе вольность в намеках, то и она тоже может.

— Не всем дано быть отличными педагогами, — с упреком заявила она.

— А вам дано? — спросил Виктор Иванович.

— Я думаю, что да, и я намерена сделать все, что в моих силах, чтобы справиться с возложенной на мои плечи ответственностью и донести до учеников все необходимые знания.

— Похвально, но очень многое зависит от учеников. Да и вы собираетесь вести всего лишь английский.

Пока Борис Иванович расхваливал их маленькую школу, а ученики и их родители внимали его словам, Соню охватывал праведный гнев.

— Я собираюсь вести такой же важный для изучения предмет, как и любой другой в программе!

Виктор Иванович посмотрел на нее так, будто она ляпнула что-то абсурдное.

Соня с досадой цокнула языком, понимая, что отчасти не права, но честь своего предмета она собиралась защищать до последнего.

— Он развивает ум и память, как и любой другой предмет! — понизив голос, пояснила она. — И это также язык науки и культуры. Что если именно в этой школе учится будущий мировой ученый, который распространит величие советской науки по всему миру?

— Ду ю спик инглиш?

Соня сдвинула брови, не понимая, то ли Виктор Иванович неожиданно сдался и решил свести все к шутке, то ли просто потерял интерес к бессмысленному спору.