Багряные крылья

Олла кивнул, удовлетворившись ответом:

— Помилование дается только раз. Если Чистильщики решат, что она опять переступила рамки закона Города Дверей, ее упекут в Бездну навечно.

Наемник пожал плечами:

— Несса знает об этом. Остальное меня волнует мало. Если это все-таки случится, я пойду вместе с ней.

Я хлопнула в ладоши, привлекая внимание мужчин, каждый из которых был погружен в собственные мысли. На секунду мне почудилось, что я услышала мысли Оллы — он вслед за мной взвешивал все за и против, прикидывал весь ущерб, но скорее всего, это было только мое воображение.

— Решено?

Олла кивнул, Мариус последовал его примеру, разглядывая собственные ногти. Позабытая трубка чадила жидким дымом, но хозяин не обращал на нее внимания. У него были заботы куда важнее. Сосредоточенно глядя перед собой, Мариус произнес:

— Даная, ты же знаешь Жрицу?

Я дернула плечом, демонстрируя, что не обязана знать поименно всех жриц многочисленных культов Города, но только потом сообразила, кого именно он имеет виду.

— Ту-самую-Жрицу? — моя усмешка не осталась незамеченной от Оллы. Его красивое лицо снова стало темным и угрожающим, брови сошлись на переносице: Привратник терпеть не мог, когда что- то ему было неизвестно.

— Именно, — Мариус к недовольству Оллы отзеркалил мою усмешку. Он подтрунивал над богом, ходил по самому краешку, за что поплатились мы оба.

— Мы как раз к ней собирались, когда нас немного сбили с пути.

В кабинете стало неуютно, зябко, по спине пробежал озноб, а на лбу Мариуса выступила холодная испарина. Наемник слегка затравленно, с затаенным страхом взглянул на Оллу. Меня саму попеременно бросало то в жар, то в холод: лицо опалял раскаленный воздух Чертового Городища, а ноги обвивал мертвый холод Бездны.

Я сердито хлопнула бога по плечу:

— Может, прекратишь?

— Кто это Жрица? — в голосе Оллы слышался отзвук грома, близящейся грозы, под которую никто не хотел бы попасть. Представьте себе огненный шторм багряного цвета, который накрывает вас с головой, сжигая, превращая в пепел? Олла и его злость были именно этим штормом.

Мариус вскинул голову, чутко прислушиваясь к тому, что творилось за дверью кабинета. Из-за руны Молчания слышно было плохо, но громкие голоса, топот ног и вскрики можно было различить. Я потянулась к ручке двери, чтобы распахнуть ее, но вскочивший на ноги Мариус грубо отпихнул меня в сторону:

— Не смей!

Не устояв на ногах, я врезалась в стену и сползла вниз. Олла кинулся вперед, к наемнику, шипя. Губы раздвинулись, снова демонстрируя змеиный раздвоенный язык. С удлинившихся клыков закапал, пенясь, яд.

Мариус, побледнев, выставил перед собой ладонь. Рука дрожала.

— Он нас нашел, — севшим голосом проговорил Мариус, всем телом налегая на дверь. От мощных ударов извне она сотрясалась и прогибалась вовнутрь и вряд ли смогла бы продержаться долго. Металл раскалился добела, в лицо дохнул раскаленный жар. Губы тотчас же пересохли и лопнули — во рту ощутился солоноватый привкус крови, сочившейся из трещин. Тяжесть, созданная не заклинанием (магию я бы сразу отличила), а чужой волей — распластала меня и Мариуса по полу, лишая возможности пошевелиться или сбежать. И только Олла высился над нами, безучастно взиравший на окружающий его бедлам.

Привратник оказался равнодушен к истеричным крикам убийц, рвущимся из-за стены, к грохоту сворачиваемой с места мебели. Синева его единственного глаза оставалась все такой же безмятежной. Наверное, подумалось мне, если нас сейчас прикончат, Олла будет расстроен только тем фактом, что упустил возможность получить назад свое пернатое барахло, как метко выразился Мариус чуть ранее.

Я глухо застонала, уткнувшись лицом в пол. Будет ли дана передышка? Как Каин узнает, где я? Но — и в этом была самая большая странность — Каина рядом я не ощущала. Рога молчали, лишь иногда простреливая вспышками боли, но от неудачного падения, никакой мистики.

Опасность была, я чуяла ее всем нервами, но она исходила не от Синдиката или Каина. Сила, чуждая и холодная как лед, заключила наше трио в объятия и не думала отпускать, пока не наиграется.

Дверь, сотрясающаяся от ударов, замерла. Повисла пауза, растянувшаяся в пространстве серебряными нитями надежды. Тяжесть, упавшая на мои плечи, тоже испарилась. Мариус, кряхтя и потирая лицо, первый поднялся на ноги, с трудом выпрямив спину. Я последовала его примеру, но далось это непросто: тело налилось свинцом, суставы скрипели и ныли. Теперь я знала, каково быть старой шарнирной куклой, давно закинутой на антресоли, которую вытащили на свет и отряхнули от пыли для последнего представления кукольного театра.

— Что случи… — я открыта рот и тут же заткнулась, припоминая давнюю истину. Вовремя запертый на замок рот может в будущем стать залогом долгой и беззаботной жизни.

Олла выступил вперед, протянул руки к стене. Та пошла рябью и истончилась. Привратник касался ее пальцами едва-едва, то здесь, то там, будто соединял между собой зримые только ему точки.

— Выходи, — Олла тряхнул рыжей головой в нетерпении. Я приподняла бровь, кидая на Мариуса настороженный взгляд. Тот лишь дернул плечами в ответ на немой вопрос и приложил палец к губам. Я знала: что-то надвигается.

Стена разверзлась, являя темный провал. Края его были неровными и острыми как стекло: Олла очерчивал их ладонями, обрызгивал собственной кровью. Соприкасаясь с проломом, кровь шипела и ядовито пенилась. Провал должен был вести в тренировочный зал, где произошло нападение, но там была тьма, которая поглощала пространство, не было слышно ни криков, ни стонов раненых. Но запах!

Через тонкий разлом сочился тошнотворный запах: горелое мясо, печеная кровь. Я прижала руку ко рту, даже не находя, с чем сравнить. По отвратительности смрад мог сравниться только с вонью адептов Костлявой, да и то, многоголовые сильно отставали в этом конкурсе.

А потом она пришла — вся в кричаще-алом, таком ярком, что глаза слезились. Мы следили, как алая тень вдалеке становится осязаемой, плотной и объемной, с каждой минутой принимая очертания женщины.

Да, она была красива, но эти слова не смогли бы вместить то, насколько она была ослепительно прекрасна. Одеяние — красная накидка струящегося шелка, — колыхалось при каждом ее движении и едва прикрывало пышную грудь. У талии ткань перехватывалась серебряной застежкой, и от этого очень тесно обхватывала соблазнительные бедра. Женщина двигалась легко, ступала по воздуху, ничуть не смущенная тем, что двигаться приходилось мимо призрачных очертаний трупов, а иногда и прямо по ним там, где тела были свалены друг на друга. Хрустели кости, лопаясь под ее шагами, но мертвецам не бывает больно.

Мариус застыл на месте, глазами пожирая диковинное видение, тревожась, что оно вот-вот растает в воздухе, как мираж. Но этого не произошло — незнакомка легко преодолела разлом, спрыгнула рядом. От прикосновения стоп к полу заскрипели электрические разряды, на паркете остались выжженные отпечатки сандалий. Она улыбнулась — завораживающе, обольстительно, — маленький спектакль, рассчитанный на скудную, но благодарную аудиторию. Мариус подарил ей зубастую улыбку в ответ. Из его нутра вырвался животный, ни с чем ни сравнимый рык. Зверь почуял добычу, но то, что она ему не по зубам — еще не в курсе.

От фигуры в красном исходил ощутимый холод. Кровь в жилах не мерзла, нет. Но густела, текла лениво и неохотно. Жизненное тепло испарялось, кости ныли, а дыхание становилось поверхностным, прерывистым.

— Ты кто такая? — я отшатнулась в замешательстве. Задела плечом Мариуса, но тот и бровью не повел. Все его внимание сосредоточилось там, где в просвете алой ткани мелькала бледная кожа.

Олла ответил раньше, чем женщина успела представиться:

— Ранкода.

Я уставилась на Привратника, надеясь услышать что-то более конкретное. Имя — это хорошо, но вот явки и пароли тоже были бы кстати. Тем более, что имя мне ни о чем не сказало, хотя по насупленному лицу Оллы читалось, что он ожидал более живой реакции.

— Костлявая, — уточнил Олла, складывая руки на голой груди.

Незнакомка провела рукой по волосам, искоса кидая томные взгляды на наше трио, и рога тут же отозвались болью. Не той, что предупреждала о появлении в Городе Каина. Не той, что окутывала голову при мысли о Бездне. Эта боль была новая, еще неизведанная — мне раскололи череп, и сотни игл вонзились в его мягкое, уязвимое содержимое. Одним мимолетным взглядом Ранкода ощупала меня изнутри, безошибочно выявляя слабые места. Колени подогнулись, превращаясь в студень, который готовили в кафешке на Третьем Кресте: липкая, мерзкая на вид и вкус субстанция. С трудом двинувшись, я нашарила спинку стула и рухнула на него.

Олла растерял все свое божественное превосходство, но на Ранкоду-Костлявую смотрел без страха, как на равную. Смерть, а это была именно она, отвечала ему тем же. С минуту продолжалась молчаливая дуэль, а затем Олла спросил:

— Зачем пришла? Ты редко покидаешь свое святилище.

— Редко, но сейчас особенный случай. Кто-то убил моего жреца, и я обязана взыскать за его смерть. В последний миг он умолял отомстить, а причина его гибели — в этой комнате.

Костлявая шагнула вперед, оттесняя Оллу в сторону. Ага, намерилась вести разговор напрямую со мной. На гладком, красивом лице не было ненависти, только равнодушие профессионального убийцы. Интересно, к чему взывал Двухголовый, когда рассыпался прахом под ногами Каина? К тому, быть может, чтобы Ранкода выпотрошила меня как лесного зверька, а потом на костях сплясала. О патологической жестокости адептов Костлявой ходят легенды, я уже говорила. Злоба и ненависть бурлят в них, как зелье в котле, раз за разом выплескиваясь через край.

Когда-то давно я уже смотрела в лицо Костлявой, чуяла ее смрадное дыхание, а потому образ, принятый ей, не мог меня обмануть. Я знала, кто она и как выглядит на самом деле, и смотрела ей в глаза без страха. Она могла собрать свою жатву, а затем удалиться, но не собиралась этого делать.

Протянув тонкую руку, Ранкода коснулась моего лица. Ледяное прикосновение оставила на щеке синевато-сизый след ожога. В лицо ударил запах свежей кладбищенской земли, пропитанной дождем. Костлявая все пристальнее вглядывалась в меня. Но страх так и не пришел, вместо него в груди разлилась бесконечная усталость.

«Мне конец?» — безучастно уточнила я у Оллы, но тот не ответил. Мариус тоже молчал, разглядывая масштабы разрушений. Гильдия Убийц сильно пострадала от рук Ранкоды, но мне до этого не было никакого дела.

— Два десятка трупов, мы понесли серьезные кадровые потери, — Мариус потер подбородок, отозвавшийся скрежетом щетины, а затем схватил со стола чистый листок. Строчил он так судорожно, что вены на запястье вздувались. Ручка то и дело переставала писать, от чего наемник ярился все сильнее, под нажимом рвалась бумага. Олла приподнял бровь, незакрытую повязкой, но Мариус не удосужился дать хоть какие-то объяснения. Вокруг него металась плотная вуаль серого цвета. Могу дать голову на отсечение, что он нас не слышал и не видел!