Основы человечности для чайников

Интермедия 2. Этот

1991 год

— Пожалуйста, будь с ним вежлив… — Фрау Вальд прижала Людвига к себе и пригладила ему непокорные волосы, но он тут же упрямо замотал головой.

Он не хотел быть вежливым, не хотел идеальную причёску, и чужих прикосновений тоже не хотел.

Фрау Вальд огорчённо вздохнула. Она, в общем-то, была неплохой женщиной, доброй. И к тому же — соседкой и подругой Хелены Майер. И когда всё случилось… когда взрослые думали, что делать дальше (с Людвигом, с его домом и вообще), она первая предложила забрать мальчишку к себе. Мол, какая разница: всё равно дома пятеро сорванцов и вечный кавардак. С одним из этих сорванцов Людвиг даже учился в одном классе. Не то чтобы они дружили или даже общались (Франц считал Людвига слишком шумным, Людвиг считал Франца скучным занудой), но взрослые решили, что это хорошая идея. Хорошее решение проблемы.

Временное, конечно.

Людвигу не нравилось быть проблемой, не нравилось быть обузой, не нравилось делить комнату с Францем. Ему вообще мало что нравилось. Он просто хотел домой. И к маме.

К маме его отпускали без возражений. Чего бы не отпустить — на кладбище тихо, спокойно, безопасно, пусть идёт, если хочет.

Домой не пускали. Сказали: нечего там делать, да и заперто.

Ключи хранились у фрау Вальд. Людвиг мог бы запросто их стащить, только не видел в этом смысла. Он мечтал попасть не в тот дом, который стоял сейчас пустой, с опечатанной дверью, тёмными окнами и лужайкой, заросшей сорняками, а в прежний, сохранившийся в памяти, в тот, где светло, уютно, сквозняк колышет дурацкие шторы в цветочек, а мама ругается, что непутёвый сын снова где-то заигрался и пропустил обед. А то и ужин.

Ну и пусть бы ругалась, она же не со зла.

И даже когда морковку в рагу добавляла — это тоже не со зла, а для витаминов.

И даже её вечное «Немедленно убери свой бардак!»

Теперь Людвиг был согласен и на уборку, и на варёную морковку, и на примерное поведение, лишь бы всё стало как раньше. Но прекрасно понимал, что как раньше не будет, поэтому морковку из еды, приготовленной фрау Вальд, выковыривал с особой старательностью.

Но это теперь, когда немножко отпустило.

А в тот день, когда всё случилось, он, конечно, рвался домой как безумный, хотел увидеть всё своими глазами. Даже подрался с одним из полицейских, который пытался преградить вход.

Ну, как подрался… Как вообще восьмилетний пацан может подраться со взрослым мужиком? Боднул в живот, пнул в коленку, укусил за руку (чудом сдержавшись, чтобы не обернуться волком) и был с позором вышвырнут на улицу.

Потом долго ревел на заднем дворе.

Потом попытался пролезть через окно.

Не успел — герр Штайн заметил лазутчика, схватил в охапку и унёс подальше. Людвиг даже не сопротивлялся, к тому времени он уже достаточно успел разглядеть.

За окном (тем самым, в которое он пытался залезть) находилась кухня. Деревянный пол был залит кровью, брызги попали на посудный шкаф, и на накрытый светлой скатертью стол, и даже на любимую кружку Людвига, которую он на этом столе оставил утром.

Мама всегда ругалась, когда он не мыл её за собой и не убирал в шкаф, но ему так больше нравилось. Нравилось, что приходишь домой — и всегда можно отхлебнуть остывшего чая, или сока, или… нет, молоко лучше не допивать, оно за это время частенько успевало прокиснуть, особенно летом.

В общем, Людвиг подумал, что из этой кружки он, наверное, никогда уже пить не сможет, даже если ему её отдадут.

Чего бы и не отдать, в принципе? Это же его дом. Наверное. Других родственников и наследников кроме Людвига у мамы не было (или она про них никогда не говорила).

— Хочу к маме, — сообщил Людвиг куда-то в рубашку герра Штайна.

— Нельзя, — вздохнул полицейский.

— А когда будет можно?

— Когда эксперты… ну… закончат… Давай я тебя пока к фрау Вальд отведу? Поживёшь у неё несколько дней, а потом мы что-нибудь придумаем. Согласен?

Людвиг кивнул. Наверное, он кивнул бы на что угодно: на предложение сходить в магазин, побриться налысо или переехать жить на луну. Ему было попросту всё равно.

В итоге несколько дней как-то незаметно превратились в пару месяцев. Фрау Вальд жалела сироту и опекала как могла, герр Штайн иногда заходил в гости и рассказывал, как продвигается расследование.

Расследование не продвигалось никак.

Некто забрался в дом средь бела дня, сунулся в кухню, проломил хозяйке голову кофемолкой, а потом вместе с ней и скрылся. Зачем ему кофемолка — так никто и не понял. Может, в состоянии аффекта прихватил, или просто пьяный был, или на ней остались его отпечатки, или… или… Бесконечное число вариантов.

Никто бы и не заметил ничего до самого возвращения Людвига, если бы не окно, распахнутое по случаю летней жары. Ветер всколыхнул штору так, что она дотянулась аж до включённой плиты и немедленно загорелась. Всерьёз поджечь ничего не успела, но пламя случайно заметила соседка (не фрау Вальд, а другая), и вызвала пожарных. А те — полицию и скорую.

Хотя скорая там была уже не нужна.

Фрау Вальд считала, что убийца — кто-то из туристов. Или просто мимо проезжал. Но точно не местный, не мог местный такое сотворить. Герр Штайн в ответ обычно молчал, потому что у него опыта было побольше.

У Людвига опыта вообще не было, но всё же он с тоской думал, что если бы его пустили на кухню сразу после убийства и дали как следует осмотреться (а главное — принюхаться) — он бы мигом вычислил злодея. Но все следы затоптала полиция, а запахи со временем выветрились, осталась только вонь от горелой шторы и бессмысленные разговоры.

Да и те постепенно затихали, сходили на нет.

А потом, когда Людвиг подумал, что про него вообще все забыли и жить ему вечно в одной комнате с Францем Вальдом, приехал этот.

Он заявился рано утром, когда все ещё спали. Потом Эрих, старший сын фрау Вальд, ворвался в комнату, сдёрнул с Людвига одеяло и велел немедленно одеваться, умываться и бежать в отцовский кабинет. Сам герр Вальд был в отъезде (он вообще почти всегда был в отъезде, в рабочих командировках), но важные семейные вопросы традиционно решались именно в кабинете.

Важный семейный вопрос, для решения которого немедленно требовался Людвиг, мог касаться только одного — приезда этого. Сам приезд, в общем-то, секретом не был, просто случился как-то очень уж внезапно и без предупреждения.

Людвиг выскочил из комнаты, торопливо принюхиваясь прямо на ходу. Из мешанины знакомых домашних запахов мгновенно вычленились новые: какой-то резкий одеколон и дешёвый стиральный порошок. И почему-то резина. Запахи просачивались из-под двери кабинета, щекотали нос и заставляли морщиться.

В общем, этот Людвигу заранее не понравился.

— Ну же, иди, — шепнула фрау Вальд, подталкивая Людвига к двери. — Веди себя хорошо. Если что — я рядом.

— Угу, — буркнул Людвиг и шагнул через порог, мысленно готовясь к чему угодно.

Этот даже не обернулся, он был занят — задумчиво пялился в окно. Людвиг подошёл туда же и несколько секунд изучал соседний дом (его собственный дом!) и кусок улицы. На стоящего рядом человека он демонстративно не смотрел.

Очень старался не смотреть, но краем глаза, конечно, поглядывал. Надо же было понять, что мама в нём вообще нашла.

На героя-любовника мужчина не походил, скорей уж на какого-то инженера: очки в толстой оправе, серый костюм (приличный, но словно с чужого плеча), стрижка дурацкая. И — совсем внезапно — здоровенная золотая печатка на пальце.

— Привет. Как дела? Тебе объяснили, кто я? — осторожно произнёс гость, не выдержав тишины. По-немецки он говорил грамотно и даже почти без акцента. Разве что медленно, словно каждую фразу сначала выстраивал в голове и только потом произносил вслух.

Людвиг кивнул. Приветствие и первый вопрос он проигнорировал, но мужчина этого либо не заметил, либо предпочёл не заметить.

— Ты знаешь, зачем я приехал? — продолжил он.

Людвиг снова кивнул.

— Хочешь отправиться со мной?

Вопрос был посложнее, чем предыдущие. В первую очередь потому, что ответа на него Людвиг не знал.

— Зачем я вам? — напрямик спросил он. — Столько лет не вспоминали, а тут вдруг заявились.

— Я понятия не имел о твоём существовании. Твоя мама ничего мне не сказала. Мы не слишком активно переписывались, но всё же иногда общались, и всё это время она вообще не упоминала, что у неё есть сын. Только в последнем письме созналась, словно предчувствовала… — Этот вытащил из кармана несколько писем. — Проверь, если хочешь.

Читать письма Людвиг не стал. Даже разворачивать их не стал. Казалось, стоит перевести взгляд на аккуратные строчки, написанные знакомым почерком, и мир разобьётся на части, раскрошится прямо под ногами, и в эту пропасть рухнут остатки самообладания.

— Ну ладно, узнали вы обо мне — и что?

— Я должен был тебя увидеть.

— Увидели. Хорошо разглядели, или мне другим боком повернуться?

За дверью раздался вздох. Очень тихий, на самой границе слышимости. Точнее, на границе волчьей слышимости. Такой аккуратный, точно отмеренный вздох, адресованный непосредственно Людвигу.

Потому что фрау Вальд казалось, что он ведёт себя невежливо.

Людвигу, в общем-то, тоже так казалось. Более того, он был в этом абсолютно уверен, но менять стратегию поведения не собирался. Пусть этот сразу поймёт, с кем ему предстоит иметь дело.

— Ты, наверное, знаешь, что… — начал мужчина, но вдруг замолчал. Задумался. Развернулся к двери, достал из кармана мелок и небрежно начертил на косяке символ, напоминающий разлапистого таракана.

— Фрау Вальд за такое руку откусит, — мрачно сообщил Людвиг.

— Не думаю. Она выглядит достаточно приличной женщиной, чтобы не признаваться, что подслушивала под дверью, а потом звуки вдруг перестали поступать наружу.

«Заклинание, защищающее от прослушивания», — подумал Людвиг и попытался запомнить «таракана» во всех подробностях. Палка, два усика, шесть отростков-лапок…

— Ты знаешь, что унаследовал от меня и своей матери некую силу? — Этот задумчиво покрутил в руках мелок. На сына он старался не смотреть.

— Конечно.

— Я имею в виду не тот талант, который… Не то, что ты можешь превращаться в волка. В анимализме я, честно говоря, не слишком разбираюсь. Но в письме, которое отправила мне Хелена, говорилось, что в общей магии ты тоже довольно силён. Гораздо сильнее, чем когда-либо была она. Именно поэтому она и решилась мне написать: в тебе много силы, но рядом нет человека, который научил бы тебя её контролировать.

— Я и так прекрасно всё контролирую.

— Ты крайне сознательный для своего возраста, не отрицаю. Но через несколько лет у тебя начнётся гормональная перестройка со всеми сопутствующими трудностями. Знаешь, чем это грозит?

— Бриться придётся.

— Это не самая большая проблема. Дело в том, что в этот период твоя магия начнёт стремительно выходить из-под контроля. И чтобы к переходному возрасту ты полностью овладел всеми необходимыми знаниями, приниматься за обучение нужно уже сейчас.

— А вы тут при чём?