Основы человечности для чайников

Глава 14. Магия, генетика и немного печенья

— У нас в школе есть девочка, Инга Гаврилова. На год младше меня, — осторожно начала Ксюха.

Людвиг особой заинтересованности не выразил, но шевельнул правым ухом. Продолжай, мол.

Ипостась он сменил внезапно. Точнее, внезапно для Ксюхи. Довёл рассказ до логической точки (предложения становились всё короче, а паузы между ними — всё длиннее), прикрыл глаза, бросил устало: «Надо передохнуть» — и мгновение спустя на полу перед камином лежал уже волк. Сначала просто валялся, потом подобрался поближе к Ксюхе и уложил голову ей на колени.

Голова была тяжёлая, уши — мягкие, глаза — грустные, нос…

Ксюха осторожно потрогала.

Нос был сухой и горячий.

Озвучивать очевидные мысли про температуру Ксюха не стала, просто ласково почесала волка за ухом. Тот не протестовал, прикосновения ему явно нравились.

А вот рассказ про драку за гаражами и непонятный магический ритуал в квартире Тимура ему по душе не пришёлся. Настолько не пришёлся, что на вполне логичное предложение Ксюхи: «Давай попросим, чтобы он тебя тоже вылечил?» Людвиг едва не зарычал. А потом начал объяснять, почему нет.

Правда, в процессе увлёкся ностальгией и так и не дошёл до причин разлада между учителем и учеником. Где-то в глубине души Ксюха была этому даже рада. Ей было легко и уютно с Людвигом — и с мягким, тёплым волком, и с усталым язвительным человеком. Но она совершенно не хотела узнавать его с третьей стороны — с той, которую Тимур ненавидел так сильно, что всерьёз говорил об убийстве.

Тимур и убийство в мыслях увязывались плохо.

Впрочем, Тимур и магия ещё совсем недавно тоже не больно-то увязывались.

Время шло, Людвиг изредка поворачивался, подставляя то затылок, то бок, чтобы Ксюхе было удобнее его чесать, на стене мерно тикали старые ходики с кукушкой. Кукушковыталкивательный механизм в них, правда, давным-давно сломался, и теперь несчастная птица не выскакивала из часов, а всё время торчала наружу, причём вниз головой. Ксюха чувствовала с ней глубокую душевную солидарность.

— Так вот, Инга, — продолжила она. — Фамилия у неё, конечно, распространённая. Но так получилось, что мы её вчера обсуждали с Тимуром Игоревичем. Ингу, а не фамилию. И вот он сказал, что с её родителями лучше не связываться. Мол, так себе люди, особенно папа. И у меня сложилось впечатление, что он его не только по школьной надобности знает. А ты говорил, что после твоего… исчезновения твой отец наверняка попытается завести себе новую… ребёнка. — Вообще-то Ксюха хотела сказать «новую батарейку», но почему-то не получилось. Слишком грубо звучало. Слишком бесчеловечно. — И я подумала, что бывают, конечно, совпадения, и однофамильцы, и вообще, но почему-то мне кажется…

Людвиг вздохнул — тяжело, тягуче — и сменил облик прежде, чем Ксюха успела вытащить руку из густой шерсти. В итоге пальцы оказались под свитером.

Под свитером было жарко. Снаружи, в общем-то, тоже не холодно, но Людвиг всё равно жался ближе к камину. Его знобило.

— Ты таблетки пил? — сурово спросила Ксюха.

— Вчера — пил, сегодня — нет. Всё равно не помогают. Не парься, если в меня загнали ту же дрянь, что и в тебя вчера, то я примерно понял, как она работает. Ещё какое-то время эта штука меня не убьёт.

— Какое именно время? И почему она вообще убивает, если должна просто заставить выполнить приказ?

— У тебя есть право на один вопрос. Выбирай: Инга или подробности про заклинание?

— Учеником своим командуй, — буркнула Ксюха. Хотя выбрать из двух вариантов было легко: про заклинание Людвиг и так сказал всё, что нужно. Оно постепенно убивает носителя, что тут ещё обсуждать-то? Да и зачем обсуждать, если даже думать об этом не хочется? — Так что там с Ингой?

— Я не знал, что её зовут Инга. Вообще не знал о её существовании, не думал даже. И понятия не имел, сколько времени прошло после побега, боялся, что меня ищут и везде караулят. Но всё-таки рискнул выбраться из Дома, есть очень хотелось. В волчьем облике, конечно. Добрался до города, пробежался немного: возле хлебного ларька какая-то бабуся булочкой угостила, на базаре косточку кинули, у колбасного магазина покрутился — сосиску дали. В общем, ничего, жить можно! А потом я наткнулся на след: сначала Тимура, потом этого. Они шли параллельно. Не вместе, просто в одном направлении, по одной дороге. Я тоже пошёл. Не знаю, зачем. Надо было бежать и прятаться, а я по следу, как привязанный… Уже понял к тому моменту, что год другой: запахи новые, баннеры рекламные поменялись, здесь забор починили, там дом снесли. Бежал, разглядывал, пытался хоть одну дату найти… Так увлёкся, что добрался до школы и там угодил в эту долбаную леску. А дальше ты видела.

Ксюха видела. И, что самое интересное, Инга тоже видела — она же упоминала, что как раз шла мимо. Возможно, судьбе было угодно, чтобы именно она спасла Людвига, но Ксюха, как водится, влезла без спросу и всё испортила.

— И как тебе младшая сестрёнка?

— Понятия не имею, я же с ней никогда не встречался. Запах только знаю.

— Откуда? Если не встречался?

— Так ведь любопытно стало, зачем их всех в школу понесло. Да и за тобой надо было присмотреть краем глаза. Вот я и вернулся: покрутился там вокруг, послушал разговоры, принюхался, у какого-то первоклашки пряник выпросил. Тимура видел мельком, понял, что учитель. Надеюсь, не математики или физики, иначе я вам сочувствую.

— Историк он.

— Да, это больше подходит. Он вечно влипал в какие-то истории. — Людвиг хмыкнул, но как-то очень невесело, и поспешил перевести тему. — А вот отца я не застал, но следы его нашёл. Разные следы: постарее, посвежее. И почти всегда рядом были ещё одни. Там даже принюхиваться особо не понадобилось, грязюка же, отпечатки чёткие: одни большие, другие — маленькие, от сапожек. Сразу ясно, что девчонка. А если взрослый мужик провожает до школы девчонку — тут один вариант. То есть, конечно, два, но за второй больно бьют и в тюрьму сажают.

— Получается, вы правда родственники? — Ксюха представила себе Ингу, мысленно поставила рядом Людвига. Общего у них было — разве что русые волосы, никак не желающие принимать форму причёски. Но волосы — это вообще не показатель, у самой Ксюхи такие же, просто под краской не так заметно. — А может, она не сестра, а племянница? Или вообще приёмная?

— Какой толк от приёмного ребёнка, если отцу батарейка нужна? Возраст плюс-минус подходит. Навыки… Не знаешь, как у неё с математикой и черчением?

— Хорошо. У неё со всем хорошо, она вообще отличница. А что, математика через гены передаётся?

— Через учебники она передаётся, и через «Пока правильную формулу не выведешь — спать не ляжешь». Или «Нет пятёрки — нет обеда».

— Жестоко.

— Зато действенно. По крайней мере, на меня в детстве действовало.

— Небось тоже отличником был?

— Ещё чего! Я был школьной катастрофой, чемпионом всех дворовых драк, мастером прогулов и истребителем оконных стёкол. А ещё писал с ошибками. Хотя когда нужно было кого-нибудь отправлять на районную олимпиаду по физике или по геометрии, все учителя дружно делали вид, что я идеальный ученик. — Людвиг рассмеялся и на мгновение показался Ксюхе совсем юным: задиристым, наглым, без синяков под глазами и лихорадочного румянца. Тот самый парень из рассказа, который только что окончил институт, начал встречаться с девушкой, завёл себе непутёвого ученика…

А потом что-то случилось.

Что-то, о чём не хотят говорить ни Тимур, ни Людвиг.

Только вот для Тимура всё произошло шестнадцать лет назад, а для Людвига — совсем недавно. Он очнулся, а вокруг другое время, другие люди, и даже ученик уже совсем взрослый и сам детей в школе учит.

А своего учителя магии — ненавидит.

Так себе ситуация. Даже если забыть на мгновение, что Людвиг вообще-то умирает.

— Ксю… — осторожно произнёс этот умирающий. — Я не уверен, что хочу знать, о чём ты сейчас подумала.

Вариант «ни о чём», похоже, не годился. Людвиг смотрел так, словно услышал её мысли так же чётко, как она порой слышала чужие.

Наверное, надо было воспользоваться моментом и расспросить про эту странную, непонятно откуда взявшуюся способность. Тоже важный вопрос, между прочим!

Ксюха даже попыталась его сформулировать, но вместо нужных слов наружу внезапно вырвалось:

— Не умирай, пожалуйста! Я очень не хочу однажды найти здесь твой труп.

— Не найдёшь, я успею сбежать и спрятаться, прежде чем сдохну.

— Вообще не смешно. — Ксюха хотела притворно надуться, но губы внезапно дрогнули по-настоящему. Она представила, как перемещается в Дом… совершенно пустой Дом… И не находит никого. Опять.

Да и сможет ли она вернуться?

Сможет ли Дом существовать после смерти Людвига, если создан по большей части из его страха?

Сможет ли Ксюха существовать после смерти Людвига?

Глупости! Конечно сможет. Раньше же как-то существовала… Только вот…

— Ксю, ты чего?

— Ничего, — буркнула она, отворачиваясь. Реветь прилюдно Ксюха не любила. Вообще реветь не любила, и очень старалась этого не делать без веской причины. Когда Тимур чары снимал — там, понятно, слёзы были от боли, да и не заметил он ничего, даже не смотрел. От кошмаров ещё бывало, но в такие моменты мозг вообще отключался, так что не считается. А сейчас-то с чего?

С чего-то.

Просто так.

Оно само.

Само сейчас пройдёт.

— Ксю, посмотри на меня.

Не проходило.

Ксюха давилась рыданиями, хрипела, пытаясь хоть как-то удержать внутри слёзы и эмоции, но они всё равно прорывались. Глаза щипало, щекам было мокро и горячо. И стыдно.

Стыдно, конечно, было не только щекам, но и всей Ксюхе в целом. Потому что нельзя же так. Бабушка всегда говорила, что от слёз никакой пользы. Нельзя реветь, надо быть сильной и самостоятельной, а если у тебя проблемы — просто брать и решать их, потому что вместо тебя никто с ними не разберётся и никто тебя не спасёт.

Бабушка никогда не плакала. Вообще никогда. Это только Ксюха была такой неженкой…

— Да что с тобой? — Людвиг рывком развернул её к себе, прижал к груди, обнял. Теперь рыдания заглушал его свитер. — Я пошутил. Пошутил, слышишь? Не собираюсь я никуда перед смертью прятаться, я же не слон. И вообще умирать не планирую в ближайшее время.

— Честно?

— Честней некуда. Обещаю, буду сопротивляться, сколько получится. Хотя… это даже не от меня зависит. Магия-то всё ещё во мне, и она сама будет бороться с любым посторонним влиянием.

— Это как?

— Примерно как при обычной болезни: в организм проникает вирус, организм начинает защищаться, поднимается температура…

— И в конечном итоге организм загибается уже не от вируса, а от температуры и всякого прочего цитокинового шторма.

— Это ты какие-то совсем ужасы рассказываешь.

— Можно подумать, у тебя внутри не ужас, а обыкновенная простуда!

— Я могу сопротивляться, — упрямо повторил Людвиг.

— Бесконечно? Или пока не победишь?

— Какое-то время.

— А потом?

— А потом я немножечко передохну — и что-нибудь придумаю.

— Придумай прямо сейчас! Возьми и придумай, ты же гений!