Твой многоцветный взгляд

— Ака-а-аши, — протянул Бокуто, сам поражаясь как мягко прозвучала его фамилия, — не надевай больше серых костюмов.

Уже стоя у дверей, Кейджи бросил заинтересованный взгляд через плечо и еле заметно улыбнулся.

***

«Обними крепче, не дай упасть, обними крепче, спрячь ключ от моего сердца.

Когда у тебя больше не останется сил бороться, я хочу чтобы ты знал.

Что пошёл бы за тебя на войну»

— Добрый день Бокуто-сан, — Акааши приветливо улыбнулся и жестом предложил Бокуто сесть.

— Привет! — широко улыбаясь, громко проговорил Котаро, плюхаясь на стул напротив. — А какого цвета у тебя костюм сегодня?

— Синего, — Кейджи улыбнулся уголками губ и, взяв в руки блокнот с ручкой, откинулся на спинку стула. — Бокуто-сан, я бы хотел, чтобы вы были честны со мной. Вы можете рассказать, что произошло на самом деле?

Акааши видел как с лица Бокуто медленно сходила улыбка, а вскоре он и вовсе погрустнел — длинные пряди волос закрыли лицо из-за того, что он чуть наклонился, смотря куда-то в пол.

— Я подал ходатайство. Обычно рассмотрение не занимает больше трёх дней, так что, думаю, вскоре получим ответ. Но они обязаны дать нам разрешение на пересмотр дела. Но мне надо знать, что же произошло? Я вам не враг, Бокуто-сан, — Акааши попробовал прощупать почву.

— Дело не в том, что случилось на самом деле, а в том, что мы сможем доказать. Ты понимаешь, что нами вертят не простые люди, и по их прихоти мы можем быть кем угодно: хоть военным с кучей наград, хоть хладнокровным убийцей товарищей и детей, хоть Папой Римским. Я полагал, что ты — такой же, как и предыдущие два адвоката. Думал, что зелёным адвокатишкам дали моё дело, лишь бы показать, как просто может быть в суде, когда все улики говорят за себя, и когда убийца признался в совершённых преступлениях. Но ты зашел так далеко, столько разузнал и смог найти причину чтобы подать это, ну, что ты там подал?

— Ходатайство, — помог ему Акааши, не говоря более ни слова. Он внимательно слушал, делая заметки для себя.

— Да, вот его. Ты думаешь, я не хочу справедливости? В том, что дело всей моей жизни, вся моя репутация и награды теперь ничего не значат. Но я готов пожертвовать всем этим, даже собственной жизнью, ради того чтобы мои пацаны были героями для своих семей и страны, — Бокуто грустно улыбнулся, вспоминая своих боевых товарищей. Не передать словами, через что они прошли бок о бок, но они всегда были большой дружной семьей, которые готовы были умереть друг за друга. — Оливер почти убил Сэма, убил двоих из отряда, поэтому я и задушил его в порыве гнева. Вытащил Сэма из здания как раз перед взрывом. Изначально это была провальная миссия, и вышестоящие прекрасно знали и о заложниках, и о том, что эти отморозки готовы будут на многое, лишь бы не сдаться в руки противников. Но даже командный центр не думал, что они заминируют все здания и подорвут их с собой. А Оливер, оказывается, всегда был засланным человеком и подчинялся ублюдкам из мирового правительства. Вот, в опасный момент с заложниками, Оливеру приказали действовать. А когда я очнулся, мне поставили выбор: или я беру вину на себя, или моих ребят причисляют к военным предателям, лишают их семьи наград, званий, пособий и всех привилегий. Мне нечего терять — у меня никого нет. Так что же такое моя жизнь, по сравнению с сотней других? Как дети и жены моих товарищей жили бы без обеспечения от государства из-за смерти на службе их кормильца? — Бокуто внезапно вспомнил ту милую девушку, о которой всегда с придыханием рассказывал Хината. Его младшую сестру, ради которой он и служил. Всё это было ради неё. — А ведь у очень многих есть дети, и не по одному, сестры и братья, старые родители. Я помню все их имена — парни постоянно делились фотками и интересными воспоминаниями. У нас даже была доска, куда мы вешали фотографии родных и близких, чтобы, когда вернуться с задания — забрать обратно фото. А я всегда вешал наше совместное фото с парнями.

Бокуто резко выпрямился, запрокинув голову назад. Он попытался сдержать слёзы, которые дрожали на уголках глаз.

Акааши не смел прерывать его — он слушал эту душещипательную историю, затаив дыхание, он даже перестал делать заметки. В нём закипал недюжинный гнев, который с каждой минутой все нарастал и нарастал. Как же он был зол. На сраное правительство, на ублюдков, которые сотворили такое с этим потрясающим человеком. Он видел по сводкам прошлых операций, сколько жизней спасла их команда, сколько людей сейчас живут и радуются жизни, благодаря этому человеку.

— А, — сглотнув ком что застрял в горле, Акааши продолжил, — а почему они вообще решили выставить вас виноватыми? В чём ваш прокол?

— Убийство заложников всколыхнуло общественность, и правительство США встряло бы по полной, если бы признало свою ошибку. И бессмысленная смерть целого отряда привела в шок. Поэтому нашли козла отпущения и виновника во всем этом. Этого можно было избежать, если бы уроды сверху не вели двойных игр. Я уверен, что у кого-то были личные мотивы в этом деле, — Бокуто пару раз быстро моргнул и принял привычное расслабленное выражение лица, будто сменил маску.

— Ужасно… — пробормотал неподобающее выражение Акааши, но вскоре опомнился, и попытался прикрыть неловкость кашлем в кулак.

— Слушай, мне очень приятно, что ты начал копаться в этом, что смог добиться таких результатов, но не стоит. Ты даже представить себе не можешь, какие люди стоят за этим. Так что, ты вполне можешь пострадать, а я этого хочу меньше всего. Ровно, как и проблем для Сэма и погибших товарищей.

Бокуто в который раз пристально разглядывал эти невероятного цвета глаза и хотел бы смотреть в них всю жизнь. Этот странный парень открыл для него мир цветов, окрасил его серую жизнь в яркие краски. Жизнь, которая была никому не нужна, даже ему самому. Но встреча с «реагентом» стала настоящим подарком судьбы. Будь они в других обстоятельствах, будь всё не так — Бокуто бы, не раздумывая, забрал бы Акааши себе, и только для себя. Сегодняшнюю ночь он не спал — всё в деталях вспоминал черты лица, этот тёплый оттенок кожи и бездонные глаза голубого цвета.

— Я не привык сдаваться. Не хочу хвастаться, но я не проиграл ни одного дела, пока учился, — горделиво проговорил Акааши. Он решил умолчать о том, что ему звонили, угрожали и настойчиво просили отказаться от этого расследования. Чтобы он перестал лезть в этот чертог. Они даже опустились до того, что начали угрожать родителям Акааши и его сестрёнке. Поэтому пришлось привлечь полицию и вести постоянное наблюдение за членами семьи. Но всё это только еще больше подстегивало молодого адвоката добиться справедливости.

— Парень, жизнь — это не ваши умненькие учебники. Тут все подчинено тем, у кого есть деньги и власть, что, по сути — одно и то же. И ты с этим ничего не сможешь сделать. Я правда не хочу, чтобы ты пострадал.

— Бокуто-сан, не стоит беспокоиться, я смог…

Но Акааши не дали договорить. Дверь резко распахнулась, громко ударяясь о стену. От многолетней долбежки, там даже образовалась дырка от ручки.

— Время кончилось. На выход, адвокатишка, — елейно протянул сотрудник тюрьмы.

— Завтра договорим. Я надеюсь, ответ на пересмотр дела придет завтра же, — Акааши поднялся со стула, убирая в кейс блокнот и ручку. Он с злобой взглянул на сутулого мужчину и чуть было не скривился в отвращении.

— Да, завтра… — тихо пробормотал Бокуто, пытаясь уловить звук его удаляющихся шагов. Акааши даже ходил с какой-то грацией и легкостью. Его шаги мелодично разносились эхом по пустому коридору этого жуткого места, придавая лёгкий оттенок прекрасного.

***

«Бейте меня, ненавидьте меня.

Принуждайте меня, запугивайте меня, но вам не убить меня.

Обманывайте меня, судите меня — вам ни за что меня не сломить»

Акааши сидел за стойкой в баре и задумчиво глядел в полупустой бокал с виски. Ему нужно было расслабиться, немного разжижить мозги и отдохнуть. Эта вопиющая несправедливость и обида за Бокуто просто съедала изнутри. Но, помимо чисто профессиональных тем, были ещё и личные. Он изучил это генетическое заболевание от и до. Прочёл всё, что только можно было. Таких людей, как Бокуто, называли «Моно». Они действительно видели весь мир в серых тонах. И то, что существуют люди, приоткрывающие завесы цветного мира для таких, как он, Акааши тоже прочёл. Он был этим самым «реагентом». Кейджи усмехнулся и залпом допил остатки горячительного напитка. По телу стало разливаться приятное тепло, и Акааши не знал, от алкоголя ли, или от мысли о Бокуто. Кто-то говорил, что «Моно» становятся безумными, боясь потерять возможность видеть мир в цветах. Они становятся одержимыми своими «реагентами», готовы идти на преступления ради них и даже убивать. Кейджи всё вспоминал их первую встречу — то как Бокуто глядел в его глаза, с невероятным восторгом, как потом рассматривал всего его, словно под микроскопом. Он такой странный, но, несмотря на это, Акааши влекло к нему. И Кейджи была действительно небезразлична судьба Бокуто. Пусть и не профессионально смешивать личные мотивы и работу, но он ничего не мог с собой поделать.

Парень устало потер глаза и, оставив на столе деньги за выпивку, не спеша пошел на выход. Нужно было поспать, ведь когда им дадут разрешение на пересмотр дела — работы значительно прибавится.

Выйдя из душного помещения, Акааши вдохнул свежий воздух полной грудью, прочищая голову и лёгкие. Ночной воздух давал приятное расслабление, и Кейджи решил прогуляться — тем более, его дом был всего в паре кварталов от бара. Он перекинул пиджак через плечо и медленно пошёл в сторону дома, наслаждаясь тишиной и спокойствием.

Мгновение — и кто-то сзади закрыл его рот рукой и, взяв в захват, затащил в злачный переулок. Акааши вырывался, упираясь ногами в землю. Точнее, пытался вырваться, но всё было тщетно.

Первый удар пришелся под дых — это был не кулак, не нога, а что-то тяжелое и холодное. Этот удар выбил весь воздух из лёгких, заставляя тело скрючиться от боли. Но Акааши крепко держали. Руки и ноги отчаянно пытались ухватиться хоть за что-то. И у него получилось. Ногой он нашарил неровность в каменной кладке, и, используя это, попытался максимально сильно оттолкнуться вместе с тем, кто держал его. Мужчина, не удержав равновесия, приложился со всего маху в мусорный контейнер. Послышался противный лязг металла.

— Урод!

Хватка ослабла, что позволило Акааши выбраться и, наконец-то, вдохнуть. Но радовался он недолго. В следующее мгновение в его челюсть врезался кулак. Акааши даже отлетел в сторону, уже не совсем соображая, что происходит. То ли от нехватки кислорода, то ли от выпитого алкоголя он так заторможено соображал, да и его тело не особо отзывалось на боль. Он лишь чувствовал привкус собственной крови во рту, слышал, как набатом стучит в висках кровь от переизбытка адреналина, чувствовал, как его раз за разом били, поднимали с земли и опять били. Но боли не было, была какая-то прострация.