Алая заря

Тимур Андреевич поморщился и потянулся туда, куда каждый раз тянулся, когда не знал, что сказать. В угол за самогоном.

Соня едва удержала себя в руках. Хотелось кинуться вперед, вырвать из его рук проклятую бутылку и разбить ее об стену.

— Я не сделаю этого! — процедила Соня сквозь зубы. — И вы не сделаете! Я запрещаю вам умирать!

Осуждающего взгляда в спину она не почувствовала, когда развернулась и вне себя от гнева, пошла прочь из квартиры. Но она знала, что Тимур Андреевич еще посидит немного, уставившись в надоевший ему до смерти узор деревянных досок под ногами, допьет початую бутылку до конца, встанет и включит Магомаева на проигрывателе. Скорее всего, он даже не будет грустить. Потому что и на грусть, и на обиду на Соню, и на разочарование в ней у него сил давно уже не осталось. Он будет слушать Магомаева и добирать последние крупицы удовольствия от жизни, которую почти перестал ценить.

Но ведь у него все еще был Магомаев!

И мольберт он достал спустя столько лет — он сам говорил — из-за Сони. Он же любил рисовать когда-то. И вот — рисует опять.

Значит, был шанс, что смысл жить он еще найдет. Он же всегда находил.

Соня ему поможет.