Ферма механических тел

Глава 2. Самый проблемный пациент

Экстрасенсов в Анталамории отделили от некромантов и перестали сжигать на кострах всего лишь век назад. После Второй научно-технической революции империя окрестила себя светским государством. И милостиво позволила жить на своей территории спиритуалистам и медиумам, исповедующим енохианство, и иноверным жрецам вуду и гаруспикам[1]. Разумеется, не задаром.

[1] Гаруспики — гадатели по внутренностям жертвенных животных у Вольных народов Бадавийской пустыни.

Отныне каждый ребенок, в коем обнаруживаются экстрасенсорные способности, принудительно зачисляется в школу эзотерики. И по ее окончании обязан послужить во имя облагодетельствовавшей его империи. Поэтому экстрасенсов чаще всего приписывают к государственным больницам, в муниципальные службы, к жандармериям и в похоронные бюро. А контролируют деятельность экстрасенсов инквизиторы из Второго особого отдела Святейшей Енохианской Церкви.

Но, главное, брак экстрасенсов также считается делом государственной важности. И «скрещивают» нас только друг с другом. Для выведения породы, ага.

Я знаю, что способности у меня значительно превышают средний показатель. Далеко не каждый медиум по совместительству является эмпатом и может считать душу и воспоминания при прикосновении к человеку. И если обо мне станет известно властям, меня гарантированно отдадут на растерзание тайной полиции. Еще бы, такое подспорье при допросах! А мелочи вроде того, что я свихнусь спустя пару месяцев подобной работы, государство не волнуют.

Меня такой бесславный конец и последующая за ним роль племенной кобылы как-то не прельщает. Поэтому надзирателей из числа священников я успешно избегаю. Точнее, избегала до того момента, пока в мою клинику не ввалился один из них! Экзорцист, а не инквизитор, и на том спасибо, но распознать во мне медиума и сдать меня государству ему это не помешает.

Я в отчаянии пнула разводной ключ. Тот со звоном отлетел к стене, и экзорцист слабо застонал. Я выматерилась и безжалостно его сковала. Схватила скальпель и решительно приставила к его горлу. Нежданный гость чертыхнулся, завозился в кресле и распахнул раскосые чернильно-черные глаза.

Взгляд у него оказался рассеянный, слегка не от мира сего, с едва заметной тоскливой поволокой. Очень знакомый. Я такой лицезрела в зеркале каждый божий день на протяжении трех лет после окончания войны. Взгляд, характерный для людей, повидавших немало дерьма на своем веку, от которого так и не оправились.

Пациент оценил свое положение и криво, словно разбитый инсультом, улыбнулся. Довольно миролюбиво и отрешенно для человека со скальпелем у горла. И хрипатым, прокуренным голосом осведомился:

— Гайка, я полагаю?

Нет, болт! Левая сторона лица у него действительно менее подвижная. Почти незаметно, но не для врача. Вправду инсульт.

— Как ты вышел на меня? — я не впечатлилась его дружелюбным видом и лишь плотнее прижала скальпель к кадыку.

— Шпилька дала о тебе великолепные рекомендации.

Она вообще много кому дает. И ей стоило бы научиться открывать рот только по работе. Однако рекомендует она меня только проверенным людям. Чаще всего, оппозиционерам. К тому же, пули, что я выковыряла сегодня из ноги Барти, были освященными. Совпадение? Или передо мной действительно один из тех «серьезных людей», которым Буревестник сорвал встречу на том пассажирском цеппелине? Плевать на профессиональную этику, я не стану его чинить, пока не выясню, кто он такой!

— А что, святоши так тесно общаются со шлюхами, что доверяют им выбор своих лечащих врачей? — вечно из меня сарказм прет, когда нервничаю.

— Только с теми, которые состоят в Лиге антиимпериалистов, — иронично подтвердил мою догадку экзорцист, несинхронно моргнув. Впервые за две минуты. Как есть ящерица!

То, что передо мной оппозиционер, решает некоторые проблемы. К примеру, властям такой пациент меня не сдаст. Но на мирный лад все равно не настраивает. Потому что из всех мехадоков столицы, половина из которых тоже в Лиге, он пришел именно ко мне. Хотя как раз я запросто могу сдать его властям. А это значит, что пришел он не ко мне. Он пришел за Барти, выследив его, как и предупреждала ночная бабочка!

— Шпилька, когда «давала рекомендации», не могла не обмолвиться, что я уже в курсе произошедшего сегодня ночью, — процедила я, чуть смещая скальпель так, чтобы под ним выступили алые капли. Садизм требовал своего. — Я знаю кто ты, и зачем на самом деле здесь. Но обратился ты не по адресу, святоша. Я не сдаю своих постоянных клиентов и не ремонтирую тех, кто собирается причинить им вред. Репутация, понимаешь ли.

— Понимаю, док, — кивнул экзорцист, стеклянным взглядом смотря куда-то сквозь меня. — И у меня репутация. А выходка Буревестника ее пошатнула. Будет справедливо, если он же ее и восстановит.

— Каким образом? — я упрямо поджала губы.

Еще один поборник справедливости! И впрямь стоит их познакомить с Барти, они однозначно найдут общий язык.

— Мне нужен тот, кто доставит в конфедерацию одну посылку. Ее должен был передать пассажир того дирижабля, на который напал Буревестник.

На котором перевозили пленных эльфийских шаманов, как подтверждение преданности короне Анталамории. Который в последнюю очередь заподозрили бы в помощи антиимпериалистам. План, стоит признаться, отличный. Надежный, как гномьи часы. Был бы, если бы в него не вмешался Барти. Ох, ну почему все не может быть проще? Кстати…

— А что мне мешает сдать тебя твоим друзьям священникам? Или вовсе заземлить прямо сейчас?

Очень соблазнительная мысль. Как говорится, «нет человека — нет проблем».

— Характер посылки с грифом «совершенно секретно», — невозмутимо пояснил экзорцист, а я оцепенела. — Ее не свяжут со мной, пока я не вызываю подозрений. Но донос на меня или мое убийство заинтересует тайную полицию. Начнется расследование, и не думаю, что тебя обделят вниманием.

Поршень мне в выхлоп! Да меня просто-таки загоняют в силки бобби! Я какое-то время еще скользила бездумным взглядом по ящериным чертам лица пациента, претендующего на почетное звание самого проблемного. Искала намек на блеф. Но, кажется, он предельно искренен. Скальпель с большим сожалением пришлось опустить.

Ну, что же. Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Сейчас я отремонтирую его, и сплавлю Бартоломью. Капитан меня в это втянул, ему и вытягивать.

— Экзоскелет парализован? — отгораживаясь деловым тоном, вопросила я.

— Именно. Я продемонстрирую, если позволишь, — эта кривая инсультная улыбка странным образом располагает к себе ее обладателя.

Связанным экзорцист нравится мне гораздо больше, но делать нечего.

— С каких это пор священники предают родину и вступают в ряды оппозиционеров? — настороженно пробурчала я, неохотно расстегивая ремни.

— С тех самых, как империя решила сделать из священников наемных убийц.

Мне удалось не дернуться. Значит, как экзорцист мой пациент достаточно силен, чтобы вышвырнуть душу человека из тела прямиком в астрал. Не каждому такое дано. Неприятное открытие.

Впрочем, вряд ли Императрица рискнула бы вызвать гнев своих ненаглядных святош без крайней нужды. И вряд ли рискнула бы применить их способности против мирного населения, приближая тем самым революцию. Нет, Церковь, должно быть, стала оружием в целях, гораздо более «праведных». Я нашла взглядом медаль на лацкане мундира экзорциста и понятливо вздохнула.

— Третья опиумная война?

— Черт бы ее побрал. Бывший капитан батальона специального назначения Ли Мэй Хелстрем, честь имею, — пробормотал мужчина, растирая запястье правой руки о бедро, даже не пытаясь гордо отсалютовать, как того требует военный этикет.

Третья опиумная война шла у нас восемь лет назад с Зангаоским царством. Ли Мэй — имя однозначно зангаоское. Судя по раскосым глазам, зангаоской крови в нем около половины. А служил он в спецназе. Ставлю свой мехаскелет на то, что он был агентом внешней стратегической разведки. Другими словами, диверсантом и шпионом. Дерьмово, когда такой экземпляр разочаровывается в своей стране и начинает торговать государственными тайнами.

— Старший фельдшер гвардейской десантно-штурмовой дивизии, Гайка, — в свою очередь отрекомендовалась я, не торопясь раскрывать свое имя.

Хелстрем уставился куда-то сквозь мою переносицу. Должно быть, сопоставил мой внешний вид и год начала войны. Я поджала губы, мол, так вышло. Мне казалось, что хуже сиротского приюта быть ничего не может. Поэтому, когда по столице ходили вербовщики, я с готовностью впарила им свою кандидатуру. А что война не место для четырнадцатилетних девочек, я поняла слишком поздно. Аккурат в тот момент, когда меня снесло чьей-то оторванной ногой. Зато так я познакомилась с Бартоломью. К тому же, потом я все равно дезертировала.

Я помогла Хелстрему принять вертикальное положение и избавила его от рубашки, стараясь лишний раз не прикасаться к коже, испещренной татуировками. Не знаю, как мои способности отреагируют на близость экзорциста даже через винил перчаток. Посадила его спиной к себе и, не сдержавшись, присвистнула.

Механическая рука продолжалась имплантированной лопаткой и позвоночником. Все протезы были стальные с инкрустацией из серебряных сигил. Места соприкосновения с органическими тканями обшиты нержавейкой, во избежание окисления. Дорогая игрушка. При этом выглядят конечности единым слитком металла, а не мешаниной заплаток, как обычно бывает у моих пациентов. Это не имплант, а произведение искусства!

— Работа Цадока Дедерика, — я любовно провела кончиками пальцев по клейму на лопатке. Попасть в подмастерья к этому гениальному гному было моей несбыточной мечтой.

Хелстрем покосился на меня с недоверием и робкой благодарностью. Наверняка привык, что в высшем обществе калеки не в чести, а к людям с металлическими частями тела относятся с завуалированной жалостью и брезгливостью.

Фыркнув, я сосредоточилась на портящем шедевр входном отверстии явно от пули в плече экзорциста. Тщательно осмотрела весь протез, но выходного отверстия не обнаружила. Снаряд, видимо, застрял и повредил плечевой шарнир, связанный с позвоночником. Весь имплант парализовало, а из-за его крепления к нервам спинного мозга Хелстрем потерял сознание.

— Подлатаешь?

— Ремонт займет около часа, но восстановление плеча в исходном виде не гарантирую, — честно предупредила я.

— И черт с ним. Главное, верни работоспособность протезу, будь так любезна, — отмахнулся он.

Надо же, какая неприхотливость! Я принялась за работу, про себя отметив, что для священника он многовато чертыхается. Хелстрем оглядел операционную и остановился взглядом на двух черных орхидеях в вазе на столе.

— Перед тем, как потерять сознание, мне показалось, что я слышал мужской голос за дверью. С акцентом илитиири.

А выглядит рассеянным. Притворяется, или из-за профессиональной деформации способен оценивать обстановку, даже думая о другом? Я раздраженно покосилась на черный затылок. Ему неймется добавить мне проблем, да? Очень хотелось ответить «тебе показалось», но лгать представителям Особых отделов Церкви себе дороже.