Инклюз

Заметив детей, отец ненадолго остановил игру, чтобы всмотреться в спутника своей дочери. Мальчик положил на землю мопед, поправил сумку, которая висела у него через плечо, и направился к отцу девочки. Выражение лица его было деловым, но торчащие в разные стороны волосы придавали облику комичности. Пыльные брюки и пиджак были ему заметно велики. Судя по походке, туфли тоже были не по размеру, он шел немного неуклюже. Остановившись перед мужчиной возле первых ступенек на террасу, мальчик широким движением открыл застежку сумки и стал что-то искать.

– Меня зовут Брайан. Я – новый разносчик газет на летний период, – обратился он к хозяину дома, затем медленно вынул оттуда кипу бумаг.

Они оказались перепачканными каким-то серым, липким соусом. Найдя соответствующий адрес, парень протянул две газеты мужчине, на ходу прочитав имя адресата, написанное на маленькой приклеенной бумажке в верхнем углу газеты.

– Вот, мистер Том.

Хозяин дома поднес их поближе к лицу, соус из газеты капнул на террасу. На миг наступила тишина. Мальчик запихивал обратно в сумку остальные газеты и журналы, украдкой поглядывая на мужчину. Он пытался предугадать его реакцию. Был полдень, и Том стоял прямо под солнцем, из-за чего было трудно разглядеть выражение его лица и понять настроение. Странным образом мальчику показалось знакомым лицо стоящего перед ним человека. Он мог быть похожим на героя комиксов, который мальчик брал в библиотеке на прошлой неделе. В той истории добродушный дяденька оставался ребенком и каждый день, собираясь на работу, опаздывал. Он пересаживал улиток в безопасное от пешеходов место, затем заворачивал к пруду, где выпускал живую магазинную рыбу обратно в воду.

– Прошу прощения, – не выдержав молчания, стал оправдываться мальчик. – Мой мопед сломался, и я уже давно толкаю его. Было неудобно и все время приходилось закидывать сумку за спину. Контейнер с едой открылся и перепачкал все бумаги.

Мужчина присел на стул.

– Надеюсь, чек на пять миллионов долларов, который я жду сегодня по почте, не пострадал?

Мальчик вздохнул, показывая глубокое огорчение.

– Я всего лишь разносчик газет. Настоящим почтальоном можно работать только с восемнадцати лет, но по поводу газет мне очень жаль. Еще раз прошу прощения.

Это было сказано искренне. Хозяин дома растрогался и улыбнулся. Он заметил, что при внешнем спокойствии, юный газетчик очень часто моргал. Вместо одного раза, веки его сжимались иногда по два, а то и по три раза.

– Ладно, шучу… Что с твоим байком?

И они оба подошли к мопеду. Мужчина сразу проверил, не залиты ли свечи, открутил крышку бака, чтоб убедится в наличии бензина. Папа девочки обходил мопед несколько раз, все время что-то проверяя. Ничего не помогло отремонтировать транспорт несчастного почтальона. Мужчина завел свой пикап и, тужась от тяжести, погрузил мопед в кузов.

– Знаешь, я ведь очень ждал сегодняшних газет, думал уже не придут, но ты смог их доставить, – закрепляя ремнями одно и второе колесо мопеда в багажнике пикапа, проговорил отец девочки. Он мимолетом поглядывал на почтальона. – Не могу отремонтировать твой мопед, но очень хочу помочь. Прыгай в машину – я отвезу тебя куда надо.

– Спасибо. А можно мне поехать в кузове? Такого в городе себе не позволишь.

– Запросто! Прыгай.

Сначала они заехали по еще нескольким адресам, куда Брайану надо было доставить журналы, а потом медленно катились вдоль кукурузного поля по грунтовой дороге. Легкий ветерок уносил облако пыли к холмам. Мальчик наслаждался поездкой и рассматривал загадочный летательный аппарат, в котором узнал разобранный дельтаплан. Он примерил голубоватую каску и стал играть с потоками ветра, выпрямив руку. Ему нравилось представлять, что она – крыло самолета.

03. Не чувствую

___

Ты пристально в лицо мне посмотрела;

Но каменным казалося оно.

Быть может, лишь прочесть ты в нем успела

Спокойствие отчаянья одно.

Джордж Гордон Байрон

___

Порой попадется человеку такая вещь, которая так привлекает его внимание, что весь остальной мир становится размытым, бесцветным и глухим.

На вельветовой ткани вишнёвого цвета лежала иголка. Ее нержавеющая поверхность отражала окна и лампы внутри помещения, но детали едва были различимы. Волокна на лоскуте были длинными и поглощали свет. Тонкая блестящая игла сильно выделялась на фоне темно-красного волокна.

– Это совсем не больно, – неторопливо сказал мужской голос с приятными мягким тембром.

Указательный и большой пальцы мужской руки взяли иголку. Аккуратные и ухоженные ногти указывали на чистоплотность мужчины.

Где-то далеко заиграла музыка.

Игла плавно, но довольно сильно надавила на кожу, на короткое время задержав нажим. Пальцы еще раз проделали ту же манипуляцию в нескольких сантиметрах от первого укола. Движения мужчины были ровными, обдуманными и осторожными.

– Ты молчишь… Всё в порядке? – спокойно и монотонно спрашивал мужчина.

– Я тебе доверяю, – ответил тихий голос девушки.

Игла с большей уверенностью продолжала нажимать на кожу, с каждым разом перемещаясь все ниже, пока не достигла пупка.

– Это что, живая музыка где-то? – спросила девушка, и пресс живота чуть напрягся от сказанного.

– Кажется, да, – тихо ответил мужской голос. Было понятно, что он был сосредоточен на своей кропотливой работе и поверхностно воспринимает сказанное.

Игла стала скользить от пупка вверх. Она оставляла на коже белую линию, которая, впрочем, быстро снова становилась розовой.

– Откуда она тут взялась? – спокойным голосом спросила девушка.

– Там, внизу, иногда желающие играют для публики. Очень рекомендую в свободную минуту заглянуть, – тихо ответил мужчина.

В разговоре наступила небольшая пауза. Игла перестала надавливать на кожу и зависла над мягкой тканью груди в ее нижней части.

– Может, мы уже начнем? – спросила девушка.

– А ты не заметила? Я уже начал, – все также уравновешенно и тихо ответил мужской голос.

Игла вновь вернулась на вишнево-красный вельветовый квадрат ткани. На женский живот опустилась белая блузка с изображением крошечных божьих коровок, покрывая изгибы груди и впадину пупка.

Женщина тяжело вздохнула.

04. В доме есть ружье

___

Закрыв глаза, Оскар чувственно проигрывал возвышенный «Канон» Иоганна Пахельбеля в тональности Ре Мажор, который с недавнего времени стал модным на грустных и радостных семейных мероприятиях. Написанная для трех скрипок в эпоху барокко, композиция хорошо перекладывалась на соло виолончели. Он только недавно открыл для себя этого немецкого композитора, который был другом отца Иоганна Себастьяна Баха, учил его брата и, скорее всего, на будущего гения тоже оказал огромное влияние. Оскару нравились и фуги, и хоралы, он каждый раз сам наслаждался тонким драматургическим сюжетом мелодии, когда ее исполнял.

Понемногу расслабляясь в новом доме, Оскар все больше растворялся в музыке. Он представлял серьезного композитора в пышном голубом камзоле, расшитом золотом, и кудрявом седом парике. Его музыку, в воображении виолончелиста, слушали на званых ужинах другие знаменитые сыны Нюрнберга от генерала Фридриха фон Крессенштейна до прославленного капитана немецкой сборной по хоккею на траве Максимилиана Мюллера. Время, судьбы, события, смешивались и наскакивали друг на друга, соединялись, раздваивались. А легкий, свободный, окрыляющий «Канон» объединял поколения и кружил, казалось, над всем миром, был слышен не только в этом доме в самом конце тупиковой улицы, а в каждой комнате всех комнат, подвалов и чердаков всей планеты. Ему казалось, что сладковато пахло пудрой, которой встарь посыпали высокие пышные парики. Он не уставал поражаться: в этих нотах были прописаны даже ароматы, еле уловимые, цветочные, ускользающие, как неумолимые минуты и целые столетия. Буря разных чувств обрушилась дождем сильных и одурманивающих звуков на молодого музыканта, но тут же, минуя кульминацию, почти стихла.

Оскар вновь открыл глаза и увидел за столом, где раньше сидела Джоанна, совершенно другого человека. Спиной к нему сидела девушка. Видно было, что она еще совсем молода. Нагнувшись к настольному зеркальцу, она красила ресницы, отчего её и без того большие глаза казались ещё больше. Она была одета в хлопковое белое платье с открытыми плечами и большим вырезом на спине. Кожа на плечах, как и на нежных тонких руках, была загоревшей. Когда она слегка поворачивалась, было видно, что высокая грудь приняла очертания зрелой формы. Девичество ещё совсем недавно горячилось в ее крови, но став немного старше она уже ощущала себя независимой женщиной, в действительности же, оставаясь неопытной легкой добычей для искусителей.

Возможно, учитывая темперамент девятнадцатилетней девушки, в голове у нее звучала несколько иная музыка, чем одинокая виолончель, поскольку иногда девушка весело подыгрывала в такт плечами, кокетничая и ритмично пританцовывая.

Композиция совсем стихла, оставшись звучать ненавязчивой фоновой музыкой. Лишь только мягкое скольжение пальцев и движение смычка помогали угадывать ритм мелодии.

Случись девушке обернуться, она тотчас бы заметила шевеление в дверном проеме гостиной. Бамбуковые шторы, посередине подхваченные резинками, были закреплены на косяке двери и образовывали своеобразную арку. Медленно продвигаясь между шторами, рослый парень все же задел плечом бамбуковую бусину. Легкого шума было достаточно, он выдал себя.

– Ты все время был здесь? – не оборачиваясь и продолжая безмятежно красить ресницы, спросила девушка. – Чарли, нельзя просто так, без стука, входить в чужой дом.

– Ты всегда твердишь одно и то же, – перейдя на уверенный шаг, проговорил Чарли. Улыбка его была высокомерной. Подойдя вплотную к стулу собеседницы, он положил обе ладони на ее плечи, держась прямо и надменно-властно. – Как ты меня услышала?

– У меня в роду есть индейцы. Ты не знал? Со мной всегда ходит дух-спутник, он мне и подсказал. А тебе вообще-то пора делать выводы. У нас в доме есть ружье.

Чарли никак не отреагировал: давно уже привык к ее странным шуткам. Широкоплечему парню повезло с внешними данными. Кожа была чистая, и на лбу не прорезалось ни одной лишней складки. Такие даже в пожилом возрасте выглядят молодо. Отца его знали в городе как успешного предпринимателя, но сын, скорее всего, взял на себя обязанность ускоренно расходовать папин капитал. Он был студентом, только приключения его манили куда больше учебы.

Чарли с детства привык, что родители исполняют любой его каприз, к тому же был склонен к некоторому нарциссизму. И теперь горящими голубыми глазами выискивал свое отражение в маленьком девичьем зеркале. Лишь на миг в нем мелькнули налитые выразительные губы.

Он часто менял спутниц, не испытывая при этом особых угрызений совести. Главное, чтобы в компании с очередной возлюбленной было весело.