Ферма механических тел

Противные усики упомянутого мессера дернулись от ухмылки, спрятавшейся за стаканом виски. Давай, наслаждайся нашей грызней. Нам того и надо.

— Мне плевать, откуда! — я закатила глаза. — Хоть из своих долей!

— Да если бы не я, тебя бы здесь вообще не было!

— Я не отдам свою долю бастарду!

Хором вскинулись Мэй и изобретатель, гневно оборачиваясь ко мне.

Короткий взгляд, брошенный магнатом на моих «партнеров», сверкнул злорадством и легкой гадливостью. Он явно ни во что ни ставил недалеких имперцев.

— Тогда я отзываю права на тетраграмматон! — взвилась я.

— Подождите-подождите, уважаемая мессера Генрика, — тут же вклинился в безобразный скандал Авракс, безошибочно уловив опасную почву. Ведь патент на тетраграмматон действительно был целиком и полностью мой. — Давайте мы все не будем горячиться. Возможно, вас устроит доля в пять процентов?

Ага, чтобы мы по сумме сравнялись с его долей? Ну уж нет. В университетах я не училась, и в ценных бумагах ничего не смыслю. Но с войны знаю, что такое и что дает численное преимущество.

— Семь, — буркнула я. Хлопнула ресницами, как овца, и обиженно протянула. — Как у мужа и деда.

На лицах присутствующих остатки сомнений смыло волной снисходительности. Женщина, что с нее взять. Проще согласиться на ее идиотические капризы, а потом исподтишка выдоить, как тельную корову. Ведь такая деревенщина все равно не сможет разумно распорядиться свалившимся на нее богатством.

Джарвис думал. Естественно, он понимал, что означает наша общая доля. Двадцать шесть процентов, блокирующий пакет. Как объяснял дед, владелец такого пакета может наложить вето на решение владельца контрольного.

Щекотливость ситуации заключалась в том, что управление фабрикой, выпускающей автоматоны, предполагалось на паритетной основе, голосами мессера Джарвиса и нашей четверки. Об этом были заключены какие-то соглашения между магнатом и старейшинами клана Дедерик, но в них я не вникала.

Учитывая, что Барти три четверти времени находится в полетах, присутствовать на каждом собрании он явно не сможет. А без его голоса, согласно долям акций, голос мессера Джарвиса становится решающим. Значит, с моим капризом можно и согласиться.

Проблемой была черта характера всех конфедератов, о которой нас предупредил Барти. Поклонение деньгам, как Еноху. Наркотическая зависимость от них, требующая их все больше и больше не для какой-то конкретной цели, а просто так.

Следовательно, мы резонно предполагали, что Джарвис не удержится от соблазна и в нашем случае. И, наплевав на соглашения с кланом гномов, примется скупать акции, находящиеся в свободном обращении, чтобы заполучить контрольный пакет и присвоить «Дедерик&Ко» себе.

На его стороне целый штат адвокатов, способных оправдать и дьявола, и «деловые партнеры», разумеется, зашантажированные до полной покорности. Ведь элита Контрема сформировалась из беглых каторжников, бандитов и коррумпированных чиновников, сбежавших из Анталамории. А с их методами «добиться своего» я знакома не понаслышке.

Мы себе такой роскоши, как нарушение законов в части скупки свободных акций, позволить не можем. Значит, чтобы защититься от возможного «поглощения», нам необходима наша общая доля в двадцать шесть процентов. Закрепленная нотариально на этой сходке криминальных авторитетов, громко обзываемой «собранием».

Но типчик с усиками об этом не знает. Он думает, что деревенщина Гаечка всего лишь хочет, чтобы ее заслуги признали наравне с «мужем и дедом». Ведь эмансипированные анталаморийки так зациклены на своей «силе и независимости», которые, умным мужчинам-то понятно, просто слова. А блокирующий пакет эти недалекие имперцы никогда не смогут собрать, ведь гавкаются даже из-за своих крошечных долей, как свора дворовых псов.

Я чувствовала отголоски его эмоций даже через приглушающие мою эмпатию татуировки. И уже знала, что он выберет. Ведь что такое тетраграмматон по сравнению с парой бумажек.

С фабрики я уходила в сопровождении поселившихся тут Бандита и Пирата с улыбкой клинической идиотки на губах. А вечером Мэй принес мне пакет документов от него, деда и Барти. На которых мне достаточно будет просто поставить подпись, чтобы защитить автоматон от монополии металлургического магната, если тот все-таки не сумеет противиться соблазну «поглотить» нашу ферму механических тел.

За всей этой бюрократической свистопляской я даже не заметила, как прошла мучившая меня больше месяца мигрень. А вот тошнота, накатывающая беспричинно и бессистемно, осталась.

Я сплюнула горькую слюну, заторможенно хлопнула ресницами… и метнулась к настенному календарю в холле. Отсчитала дни, поперхнулась, пересчитала еще раз и еще. И сползла по стенке на пол. Мысли путались, как провода в коммутационной станции.

Эйфория, как от эльфийской дури, смешивалась с паникой: как отреагирует Мэй? Ведь это так невовремя, учитывая наш план по защите автоматона, где мне отвели главную роль из-за моего умения чуять души людей и подстраиваться под них! Чуть не заземлило меня воспоминание о словах Папы Легбы о моем «положении», сказанных мне на прощание, сакральный смысл которых наконец-то до меня дошел.

Так, значит, уже тогда?.. Сразу, после нашего с Мэем первого раза?.. А я, будучи в этом «положении», добровольно отдалась на пытки тайной полиции?!

Я резко вскинула себя в вертикальное положение и направилась в свой кабинет, переделанный под мастерскую. Голову требовалось срочно чем-то занять, чтобы ни в коем случае не возвращаться к мысли, что от чрезмерного перенапряжения организма от эмпатических пыток могло произойти то же, что и от сильфия.

Поэтому я взяла из нашей пока пополняющейся, полупустой библиотеки историю оркской Орды, и принялась размышлять над запавшей мне в душу еще тогда, на «Буревестнике», идеей автоматона, управляющегося куклами вуду. Ведь для пляски смерти каплаты и бокоры как-то же поднимают трупы, не вселяя в них эктоплазму. Правда, трупы — это органика, на которой остается след когда-то бывшей в ней эндоплазмы и ауры, а у нас груда металла и моторного масла…

Такой — встрепанной, дерганной, сидящей на столе, свернув ноги кренделем посреди хаоса книг, чертежей, слесарных инструментов, шестеренок и заготовок для новых протезов — меня и нашел вернувшийся из полицейского участка Мэй. Я осоловело оторвалась от научных изысканий и нервно подорвалась к мужу.

— Мэй, у меня новая идея! Правда, она пованивает некромантией, ну так и автоматон мы изобрели, опираясь на процесс поднятия зомби… — затараторила я, помогая ему снять новую шинель. Протиснулась мимо него на кухню, включила газовую конфорку и поставила греться сковороду, распространяющую ароматы, сводящие в голодном спазме желудок. — Я приготовила рагу, будешь? Знаю-знаю, я собиралась сделать стир-фрай, но получилась опять каша…

— Гаечка, — бархатная хрипотца вызвала толпу мурашек вдоль позвоночника, стальная рука, заледеневшая на улице, легла на шею и ласково развернула меня лицом к ее обладателю. — Что-то случилось?

Я взглянула в родные раскосые чернильные глаза, светящиеся успокаивающей безмятежностью, с добрыми морщинками-лучиками в уголках. И разревелась.

Не знаю, как он понял из моих бессвязных бормотаний, что я хочу сказать, но на то мой муж и бывший шпион. Мои губы смяло поцелуем, постоянно прерывающимся, из-за его неудержимой улыбки, затронувшей даже обычно неподвижную левую половину лица. На языке у меня осел привкус шоколада, от того счастья, которым делилась со мной его янтарная душа.

— Но это же так невовремя! — всхлипнула я, задыхаясь от поцелуев.

— А я думал, ты умнее, — иронично отозвался Мэй, стискивая меня в стальных объятиях.

Осознав, какую ерунду, действительно, только что ляпнула, снова всхлипнула и счастливо рассмеялась, на сей раз сама потянувшись за поцелуем. Ужин призывно запах горелым, на что Мэй просто не глядя выключил газ и разложил на столе меня.

О том, что я попала в плен к бобби, уже будучи беременной, я решила умолчать. Врать я не умею, но о некоторых женских секретиках мужчинам с их хрупкой психикой лучше просто не знать.

В следующие дни все было так неправдоподобно радужно, что задница у меня непроизвольно начала поджиматься в ожидании какого-нибудь дерьма. Потому что единственный закон, работающий в моей жизни без осечек, это закон Мерфи.

— Новость дня! — заголосили на перекрестках мальчишки-газетчики, размахивая свежим выпуском «Высшего Аркана». — Авракс Джарвис собирает контрольный пакет акций «Дедерик&Ко»!

Я закатила глаза к дирижаблям в безоблачном небе. Что и требовалось доказать. Магнат не сумел-таки удержаться от соблазна. Жадный подонок. Если бы он продолжал управлять компанией в паритете с кланом Дедерик, мы разошлись бы мирно. Но он захотел войны. Что же, получите-распишитесь. У нас богатый опыт участия в вооруженных конфликтах. Как славно, что игры с тайной полицией если чему нас и научили, так это всегда быть готовыми к внезапной смене курса.

За решеткой лифта мелькали этажи. Каждый из них подсвечивался соответствующей цифрой на приборной панели, но я все равно про себя их считала. Три, пять, семь… до сих пор не верится, что бывают такие высокие здания.

На девятом лифт остановился, дзынькнув колокольчиком. Я распахнула решетку и открыла позолоченным ключом дубовую дверь апартаментов. Единственную на всем этаже в мраморном холле, освещенном десятком свечей.

Заслышав аромат крепкого контремского кофе, почувствовала себя цеппелином — еще чуть-чуть и взлечу. Окрыленная любовью, в которой купалась и которой упивалась, как срывающим резьбу алкоголем, поспешила в кабинет мужа.

На полпути спохватилась, вернулась в холл и скинула рыжие кожаные ботильоны на невысоком квадратном каблуке, что по изяществу превосходили всю меня. Вообще-то в конфедерации, как и в империи нет традиции снимать обувь при входе в дом. Но в Мэе вдруг взыграли зангаоские корни. Я, как врач, признала санитарную пользу такой привычки, поэтому в данном случае качать права не стала.

Сунула ноги в домашние туфли, прошла мимо кухни-столовой, через каминную залу в кабинет с окнами во всю стену. Мэй был на балконе, задумчиво выпуская в стылый февральский воздух клубы сигаретного дыма.

Дома я настоятельно попросила не курить его любимую ядреную смесь горьких специй, горелого дерева и копченого мяса, от которой и паромобиль на ходу заглохнет и от которой меня снова начало тошнить из-за токсикоза. Свою паровую сигарету я и вовсе выбросила в помойку.

Я коротко постучала в окно, привлекая внимание инквизитора, то есть теперь инспектора Хелстрема, и присела на край дубового стола, обитого мшисто-зеленым сукном. Оглядела лежащие аккуратными стопками бумаги с донесениями о случаях колебания астрального фона, оккультных правонарушениях и некромантских преступлениях и отпила остывающий кофе из фарфоровой чашки с коричневыми охотничьими мотивами.

Мэй вернулся в кабинет, скинул шинель на софу у стены, не упустил случая огладить мой пока еще совершенно плоский живот и опустился в кресло. Я незамедлительно перебралась к нему на колени, по-кошачьи потянувшись за новой порцией ласки. Когда утром я уходила в Арканский медицинский университет подавать заявление на сдачу экзаменов для лицензии врача, Мэй еще не вернулся с ночного дежурства, и я успела соскучиться.