Девочки, кто с нами?

ВОЛЬКА

Волька лишь на вид казалась сорвиголовой, задень — не обрадуешься: спуску не даст. А в самом деле сердце у нее доброе, большое сердце, справедливое. Может быть, такой характер и помог Вольке найти правильное решение и справиться с теми неприятностями, которые посыпались на нее. Речь идет не о работе — на целине все крепко трудились. О другом хочется рассказать…

Все началось с того утра, когда Володька примчался и стал требовать у бригадира человека себе на агрегат. Девушки только вернулись с ночной, стояли в сторонке и помалкивали. Не улыбалось работать вторую смену, да еще у таких шалопаев. Недаром от них Тонечка подалась на ток, и другая девчонка сбежала — лодыри, плетутся в хвосте.

Чертыхается Володька, спорит с бригадиром, упрашивает, чтобы послали девушку, которая по утрам зарядку делает.

И вдруг выглядывает из палатки Волька. Едва на ногах держится — шутка ли простоять на копнителе двенадцать часов! А тут еще за ухом фурункул вскочил, замучил. Она, бедняжка, так умаялась, что решила сначала отлежаться, а потом уже бежать на озеро помыться. Ахнуть никто не успел, как Волька что-то шепнула бригадиру и за Володькой пошла.

Не могла терпеть, чтобы человек унижался и просил.

Вернулась поздно, совсем разбитая и злая, как никогда. Повалилась снопом, часа два проспала и снова на пахоту умчалась. С этого дня пошло — днем Вольки нет на стане, ночью — тоже. Изредка проснется Лида, видит, лежит в ногах грязная как трубочист и похрапывает сладко. Сбегать на озеро аил не хватало, а постель боится запачкать; так, где попало, и свернется клубочком.

Девушки пробовали уговаривать уйти с этого агрегата. Чего ей надо было? Работала в смене с Люсей у лучшего комбайнера, и вдруг сглупила. Хоть бы со сменщицей стояла «а копнителе, а то одна почти круглые сутки мается. Лида требовала, чтобы Волька шла к бригадиру, просила человека в помощь. Но разве скоро найдешь в такую жаркую пору человека. Да и с Волькой не легко сговориться. Сопит, заладила свое: «Я пока в форме и унижаться не намерена». А какая там «форма», если прекратила утренние пробежки. Даже на стане сделалось как-то неприветливо — привыкли видеть на заре мелькавшую за курганчиками малиновую майку.

Пинцет и тот затосковал — каждое утро принимается скулить у палатки, Вольку вызывает. Вместе с ней бегал пес.

А тут однажды приходят девушки со смены, видят возле палаток легковушку. Сам секретарь райкома пожаловал — он частенько наведывался. В этот раз не спросил, как живут, работают, нет ли больных, чем кормят. Оказывается, приехал из-за Вольки. Она так заработалась, что уже месяц с лишним не писала домой и на письма не отвечала. Родители всполошились, помчались в институт, а оттуда — телеграмма в адрес райкома с просьбой узнать, что случилось.

За компанию с Волькой досталось и остальным ни за что ни про что, «почему допустили такое дело…»

— Погоди, — сказала тогда рассерженная Люся, — поговорю с ней по душам. Знаю ее характерец. Надо только момент подобрать…

Наступил момент для разговора «по душам». Как-то раз пришла Севочке из дому посылка, сидят девушки» разбирают ящик, а тут и Волька прибежала. Люся мигнула остальным, чтобы не вмешивались, сунула ей банку со сгущенным молоком.

— Ешь, это твоя доля. Между прочим, ты здорово похудела! Сколько за сутки убираете? - Вчера три с половиной нормы дали…

— Здорово! Вот тебе и отсталые! — не удержалась Севочка, но Люся свела брови, подала знак молчать.

— А мы по пяти берем. Александр Петрович тебя обратно зовет. Переходи, а?.. Учти, работать легче и заработок больше. Ты ведь хотела лакировки купить? А потом нашему агрегату обязательно дадут грамоты и премию обещали. И чего ты связалась с такими…

— Они славные. Юрка говорит, мертвым лягу, а догоню Александра Петровича. И Володька подтягивается. Перевоспитывается понемногу, ругаться совсем перестал. Чудак, стихи задумал писать.

Все дело испортила Нюська. Фыркнула в кулак, да и выпалила:

— Таких, как Володька, не перевоспитаешь. Настоящий хулиган. Говорят, в прошлом году его судили за драку. Чуть освободится — и пошел с гармошкой по степи шататься, орет во все горло, отдыхать не дает. И Воронов хорош! Знаем, как ты за него пашешь, а он к жинке в поселок бежит или спит…

Лучше бы Волька раскричалась, как всегда. Нет, встала, побледнела, говорит спокойно, лишь глаза цыганские от гнева посверкивают. Конечно, с орденоносцем работать интереснее и легче. И грамота обеспечена, и деньгами не обидят! Но лично она приехала сюда не за премиями и благодарностями. И людей в беде не оставит — кто к ним пойдет в такое горячее время. И лакировки ей не нужны! А Володьку пусть тоже не задевают! Чтобы человека узнать, надо «пуд соли с ним съесть»! А Воронов… Он жену свою крепко любит, беспокоится. Вот любовь и зовет его в поселок!.. И чтобы она, Волька, больше не слышала таких разговоров, иначе рассорится со всеми насмерть…

Прошло еще несколько дней, и опять навалилась на Вольку неприятность. Случилось так. Получили девчата аванс и в выходной день решили добежать до поселка — посмотреть, не завезли ли в магазин свежих помидоров или чесноку. Очень скучали об овощах! Заодно и на почту собирались заглянуть. Написали коллективное письмо Волькиным родителям, чтобы не волновались, решили сдать заказным.

Входят в магазинчик, а там полным-полно женщин. Увидели девушек, зашептались. Одна пухленькая, быстроглазая двинулась на них, уперла руки в бока и спрашивает:

— А ну, которая из вас тут Волька?

Люся ответила, что Волька в поле. Оказывается, какая-то старуха наплела, будто Волька бегает за Вороновым. Сама слышала, как тракторист говорил директору совхоза, что, мол, такую нельзя выпускать из рук. Оставить на целине надо, замуж выдать. Он и сам, мол, не прочь такую жинку иметь… Ну, жена и поверила бабке.

Слушают девушки, как распекают подругу, от возмущения растерялись, слова не могут выговорить. Волька?! Это Волька, которая и на пар-ней-то не смотрит, попала в такую беду. Но как докажешь правоту, если женщина и слушать ничего не хочет. Хорошо еще, Люся опомнилась. Отвела молодушку к окну, спрашивает: каким видом спорта ее муж занимается, имеет ли мировой рекорд, может быть, он знаменитый вратарь или лыжник? Та опешила от таких вопросов и говорит, что Сашка Воронов ее муж, и самый обыкновенный тракторист.

— Тогда можете быть спокойны, — веско заверила Люся. — Наша Волька на самых обыкновенных и не смотрит. Ей подавай мировое имя. Да к тому же ваш муж и тракторист-то не важнецкий. Волька не уважает его. А что она на поле круглые сутки торчит и трактор за вашего мужа водит, вы сами виноваты. Волька знает, как он вас любит, и отпускает его в поселок. Насчет Вольки можете не волноваться, у нее дисциплина спортивная!

Успокоилась молодушка, заулыбалась, вздохнула облегченно.

Не хотелось девушкам расстраивать Вольку — решили обо всем умолчать. Пусть сама узнает, может, уйдет с беспокойного агрегата. Конечно, Волька узнала обо всем. Заявилась с загонки раньше обычного, вошла в палатку и опустилась тут же у входа. Хмурая, осунувшаяся, в глазах слезы застыли. Никогда и никто не видел, чтобы Волька плакала, а тут…

— Девочки, что же это такое? — спросила она почти шепотом.

Люся опустилась рядом с ней, обняла ее, точно маленькую, по кудрям гладит, уговаривает:

— Как не совестно! Слушать всякие сплетни! Мы ведь знаем тебя!

— Я не об этом! Обидно очень. Ведь так старалась, работала. А тут такого наговорили.

Сняла Люсины руки со своих плеч, поднялась и, ни на кого не глядя, вышла из палатки.

Почти с час ее не было. Лида забеспокоилась. Мало ли чего могла натворить Волька со своим характером? Пошли разыскивать. Только со стана вышли, видят, бригадир пылит на мотоцикле со стороны загонов. Кричит что-то, рукой машет.

Подкатил, дергает себя за ус, помаргивает виновато и просит кого-нибудь поработать на Волькином агрегате. Может быть, и местом с ней придется поменяться: наверняка после такой обиды не захочет вернуться обратно. Только вот с ребятами как быть? Бунт подняли! Грозятся бросить работу, если Вольку заменят… Воронов на чем свет костит какую-то бабку, заодно и себя ругает.

На загонку послали Люсю, а поменяться с Вольной местами отказались. Знали, как она старалась, сколько вложила сил, чтобы вывести агрегат из прорыва, видели, как радовалась даже самому маленькому успеху. Не хотели прийти на готовенькое. Вот если сама пожелает, дело иное…

Вольку разыскали далеко в степи. Она лежала у курганчика, уткнувшись лицом в жесткий шелестящий ковыль. Здесь же метался Пинцет. Кажется, он все понимал — был сердит, разрывал передними лапами бурый солончак, рвал зубами неподатливые травы.

— Ну, скаженная! Ты чего выдумала? Чего ты, — сказал дядя Паша по-необычному тепло и нагнулся над Вольной, потрепал ее по плечу. — Перестань, говорю. Слышишь?.. Переведем на другое место.

Волька подняла лицо. Глаза сухо и упрямо блестят — ни слезинки! Лишь на щеках грязные размазанные полосы. Не захотела и слушать о переходе на другой агрегат. Уйти, признать в чем-то себя виноватой! Никогда! Она пока — «в форме».