Девочки, кто с нами?

«СПОКОЙНЕНЬКО!»

Пожалуй, среди восьми подруг Люся была самым мирным человеком. Какая бы неприятность не произошла с ней, не покажет вида, не пожалуется, не станет возмущаться. Лишь прищурит лучистые карие глаза да процедит свое любимое «спокойненько»…

Когда началась уборка хлебов, Люся попала к лучшему комбайнеру бригады и как-то сразу пришлась по душе всем ребятам.

Ни на одном агрегате так дружно не шла работа, как у Александра Петровича. С утра он отпускал тракториста, вел машину сам, в полдень шел отдыхать, а к вечеру сменивал помощника. И так изо дня в день… Идут впереди бригады, снимают по нескольку норм, ни ругани, ни жалоб, ни поломок.

Однажды на соседнем агрегате произошла неприятность. Уехала домой Севочка, заболел помощник, и люди уже третьи сутки работали без смены.

— Дядя Ваня из сил выбился, — сказал Александр Петрович, собрав перед сменой ребят. — Надо бы помочь. Не пристало нам со стороны поглядывать.

Потер свой шишковатый умный лоб, глянул на всех по очереди с хитринкой. Ответа ждет…

Тракторист Сережка лишь буйным чубом взметнул, могучими плечами повел. За ним дело не станет! Силы хватит на десять смен! Кстати, к ночи думает закончить участок, со следующего утра на другой перебраться можно — в перерыв немного отдохнет.

Вот только Люсе, пожалуй, туговато придется— не шутка еще двенадцать часов простоять на копнителе. И Юрка беспокоит: что-то не в себе парень…

— Справлюсь, — буркнул Юра, хотя и чувствовал в это утро сильное недомогание.

С тех пор, как убирали просо и наглотались едкой пыли, его не переставали мучить головные боли и кашель. Похудел, нос обострился, надо бы в поликлинику обратиться, да все откладывал со дня на день…

— Трудненько придется, — предупредил Александр Петрович. — Уж очень участок того… Навряд ли До вечера с ним справишься.

А загонка в самом деле попалась никудышной: пшеница неровными зубьями выступает, то по пояс высится, то ниже колен стелится. Ку-рай полосами разросся. А тут еще бугры. Юрка совсем измучился у штурвала — не успевает высоту среза регулировать…

Все же решили помочь. Александр Петрович забрал с собой Люсину сменщицу и отправился к соседям.

Остались втроем. Часа четыре проработали, уставать начали. Хотя и трясет порядком на копнителе, а не может Люся справиться с дремотой.

Юра видит, что девушке трудно, старается подбодрить. Кричит что есть духу:

— Люсенька, держись! Люсенька, не сдавать…

Подбадривал, подбадривал да вдруг и замолк. Глянула Люся на помощника, и от страха сонная оторопь прошла. Навалился парень на штурвал, голова как-то странно склонилась — того и гляди кувырком полетит с комбайна. Соскочила на ходу с копнителя, окрикнула тракториста. Остановились. Юре совсем плохо, на ногах не держится…

— Вот и помогли соседям. Вот и закончили загонку досрочно! — огорчился Сережа. — Что будем делать? Загорать?

— Спокойненько! — произнесла Люся. — Не будем расстраиваться. Пойдет машина, с ней отправим в поселок Юрку, я к штурвалу стану…

— А копнитель?

— Ничего особенного. Послежу…

— Не справиться, — охнул Юра, прикладывая мокрую тряпку к затылку. — Очень сорно. Замучился…

Помощника отправили с попутным самосвалом в медпункт, Люся заняла его место.

Впервые страшновато за такое ответственное дело взяться. Если бы хоть участок был хороший, а то успевай только менять высоту среза. Прозеваешь — оставишь за собой пшеничный хвост. Не похвалят. Проглядишь курай — опять беда. Колючий, недаром «Перекати-полем» прозвали, влепится в приемник, забьет, не скоро очистишь… А тут еще за соломой приглядывать надо…

Сережа тоже беспокоится. Заметит впереди проплешины сорняка или ухаб, засигналит: смотри в оба…,

Прошли несколько кругов, остановил трактор, чтобы дать девушке передышку, похвалил, чтобы ободрить…

Люся молчит, на ладони дует — с непривычки успела мозоли намять; штурвал плохо слушается неумелых рук. И пот к тому же одолел, из-под косынки градом катится, глаза заливает. Блузка почернела, хоть выжимай. Ноги словно чужие: не шутка — на ходу с комбайна на копнитель, с копнителя обратно к штурвалу.

— Устала? — спрашивает Сережа с беспокойством. — Может, Александру Петровичу знать дадим?

— Еще чего. — Сверкнула ямочками на щеках, и снова к штурвалу.

Так и проработали до позднего вечера. И сами не знали, как силы хватило. Последний заход сделали, последний рядок скосили, вздохнули облегченно. Можно на стан до рассвета, а там на новую загонку — Александр Петрович здорово обрадуется, что не подвели…

Люся отказалась сесть в кабину, боялась, как бы дурно не сделалось от запаха горючего. Осталась на комбайне — пусть ветерком пообдует…

Приехали на стан позднее всех. Сергей так утомился, что сразу прошел в вагончик и свалился снопом на постель. Спал крепко, без снов. Рассердился, когда его за плечо кто-то сильно встряхнул. Открыл глаза, рассветает. Удивился, увидя около себя собравшихся ребят и девушек> Стоит перед ним бригадир, трясет изо всей силы, спрашивает, куда подевал копнильщицу.

— Спит, наверное, — отмахнулся Сергей.

Словно ветром сдуло сон, когда узнал, что Люся так и не появлялась на стане. Испугался, вспомнив, что девушка отказалась сесть с ним в кабину, когда возвращались с загонки. У бригадира от такого известия лицо сделалось белее бумаги. Кто-то из девчат всхлипнул. Ясно! Устала Люся, задремала на комбайне и свалилась где-нибудь по дороге. Мог Сережа запахать ненароком. В прошлом году случалось такое…

Как был полуодетым Сережа, так и ринулся к агрегату. Спешит тронуться на розыски. Отцепляет трактор от комбайна, а у самого руки дрожат, стучат зубы… Только сел в кабину, засигналил для порядка, и вдруг…

Сначала не мог понять, что произошло, почему крик поднялся и хохот. Бегут за ним девчата^ руками машут. Остановился, выскочил из кабины, да так и повалился, где стоял. От радости скулы свело. С Люси глаз не сводит. Жива, здорова, выглядывает из бункера, глаза кулаками трет. Оказывается, когда с загонки тронулась, забралась в бункер, зарылась в зерно, и проспала там. Во сне услышала сигнал и думала, что все еще трудная смена продолжается… Очнуться не может, кричит спросонья: «Спокойненько, держись, Сережа!»