Девочки, кто с нами?

ВСТРЕЧА

Шестьдесят каких-нибудь дней назад вокзальный перрон так же был усеян цветочными лепестками, так же звенели голоса, бравурно гремел оркестр, маками цвели и трепетали на ветру полотнища лозунгов, волновались сотни людей. Провожали первый молодежный поезд на уборку целинных урожаев, сегодня — встреча: целинники возвращаются домой. Снова цветы! Букетики, щедрые охапки — их прижимают к груди, поднимают над головами.

Сотни глаз с нетерпением устремлены вдаль, на стальные блестящие рельсы, — вот-вот должен появиться состав. Слышен басовитый предупреждающий гудок — поезд на подходе. Все ближе и ближе могучая грудь паровоза, громче перестук вагонных колес. Из открытых окон рвется дружная песня, выплескивая вместе со словами аромат степных трав и горячего ветра. С подножек вагонов в толпу встречающих людей волнами хлынули промасленные телогрейки, выгоревшие добела под беспощадным степным солнцем косыночки и кепки.

Смех, звуки оркестра, возгласы — все мешается. В многоголосом гомоне вспыхивают непривычные для слуха слова: загонки, копнители, хедеры, стан, шушаки…

— За нами еще три эшелона!

— Нам зеленую улицу открыли…

Затихла вокзальная площадь, зато неузнаваемо помолодели городские улицы. На каждом перекрестке — споры, воспоминания. За многими освещенными окнами домов во многих квартирах этим вечером собираются друзья. Есть что вспомнить, есть о чем поговорить.

Восемь подруг также уговорились собраться у Вольки. Пока что пришли Лида и Севочка. Сидят, ждут Вольку и возмущаются ее поведением. Зазвала к себе, а сама убежала на стадион. Не вытерпела — в первый день приезда домой на тренировку умчалась.

— Она всегда такая, — уверяет Севочка. — Горячка… — Украдкой рассматривает свое загорелое, огрубевшее лицо в зеркале напротив и хмурится. Узкоплечая, гибкая с тяжелыми каштановыми косами, заколотыми на затылке, еще весной она жаловалась на больное сердце, боялась сырой погоды: чуть промочит ноги — и грипп; собиралась с матерью уезжать в Кисловодск, а вместо курорта очутилась на целине. Конечно, там пришлось не только мокнуть под дождем… Севочка смотрит на свои ладошки, так не похожие на прежние, розовенькие, гладкие — сейчас на окрепших руках видны следы порезов, желтеют подушечки мозолей.

— А все она, — Сева оглянулась на Лиду. — Притихла, овечкой притворилась! Неужели все комсорги такими упрямыми и хитрыми бывают? Ведь никто из наших не хотел ехать на целину.

Лида усмехается, поджимает тонкие губы, оправляет воротничок наглаженного коричневого платья. Третий год, как она в институте, а одевается по-школьному. Зря вот только косы срезала. Иссиня черные, жесткие пряди волос не поддаются никакой завивке, не укладываются, торчат хвостиками.

В прихожей звонят, Лида улыбается:

— Нюська пожаловала…

Немного погодя в комнату заглядывает девушка — рыжие локончики уложены на висках, острый подбородок вздрагивает от скрытого лукавства. В зеленоватых глазах прыгают золотистые искорки.

— Разрешите? — Тоненькая, воздушная, танцующей походкой входит она, улыбаясь. — Конечно, боевой комсорг уже здесь. Как всегда, впереди масс. И уважаемая Северина Новицкая, которую разыскивает мамочка, тоже здесь. Могу передать от Вольки горячий спортивный привет. На стадионе носится. Злющая, стометровку не может взять за двенадцать и пять десятых. Люся тоже с ней. Уговаривает, нас с Фаей погнали. Сейчас придут. А где же Фая? — Нюська стремительно выбегает и спустя минуту-другую вводит за собой подругу. — Так и есть! Забралась к Вольке в комнату, разворошила всю этажерку, уткнулась себе в книжку и забыла обо всем на свете.

Фая смущенно поправляет на курносом носу большие очки, приглаживает светлые волосы, оправдывается. Немного неуклюжая в широком шерстяном платье с короткими рукавами, она садится в уголок и притихает, перелистывая растрепанный томик стихов Есенина.

Одна за другой подходят подруги, все оживленнее становится разговор, все громче звучит смех.

Последними заявляются Люся, успевшая уже покрасить лаком ноготки, и раскрасневшаяся, немного сердитая Волька. Она ерошит короткие остриженные «под мальчика» кудри, иронически улыбается.

— Наверняка расхвасталась целинными делами! — Волька вытирает платком смуглое потное лицо, вздыхает. — А ничего особенного и не было…

— На будущий год опять поедем, — заявляет Севочка.

— Нет, только подумать, — задумчиво произносит Нюська. — Если рассказать, как собирались ехать, как жили на целине, просто не поверят…

А дело было так: