Кто хочет процветать

Пшеничный удивленно вскинул брови.

— Как ее зовут?

— Ксения Вежина.

— А!.. — широко улыбнулся Станислав Михайлович и, откинувшись на спинку кресла, покрутился вправо-влево. — Пусть зайдет. Это дочь сестры моей первой жены, некоторым образом племянница, — пояснил он.

Ангелина Максимовна понимающе кивнула и, задержавшись на минуту, сказала:

— Племянницы опасны для мужчин вашего положения. С ними держишься запросто, считая их еще девочками, а они уже давно выросли и смотрят на вас жадными женскими глазами.

— Пшеничный добродушно рассмеялся.

— Ну да и вы, дядюшки, тоже не упустите случая «отечески» похлопать по спинке юную племянницу, — с веселой иронией продолжала Ангелина Максимовна.

Пшеничный расхохотался еще пуще:

— И откуда вы все знаете, Ангелина Максимовна?

Ангелина Максимовна, неожиданно застыдившись, отвела глаза.

— Так ведь и сама была когда-то племянницей. Ну, — одернула она безукоризненно сидевший на ней жакет, — пойду, что ли, приглашу вашу, — произнесла она с ударением и после паузы добавила: — …племянницу.

Пшеничный кивнул.

Через секунду в кабинете появилась Ксения. Она, радостно улыбаясь, подошла к столу. Пшеничный тоже улыбнулся, сказал, что рад ее видеть, и предложил сесть в кресло.

Ксения элегантно опустилась на мягкое сиденье и закинула ногу за ногу.

— Я, Станислав Михайлович, позволила себе обеспокоить вас… — начала она нарочито официально, так как в дверях все еще стояла Ангелина Максимовна.

— Простите, Станислав Михайлович, я вам сегодня больше не нужна? — спросила та.

— Нет, я скоро сам поеду домой, — ответил он и с трудом сдержал улыбку, поймав в ее взгляде предостережение.

— Да, так что ты хотела? — обратился Пшеничный к Ксении, когда они остались одни.

— Я хотела бы, если это только возможно, по окончании университета работать в вашем издательстве. — Пшеничный ничего не успел ответить, как Ксения продолжила: — Никто не сможет вас обвинить в протекции родственникам, ведь мы с вами родственники не настоящие, а так… — Игриво глянув на него, она встала с кресла и подошла к шкафу, чтобы рассмотреть выставленные там книги. Глаза Пшеничного последовали за ней и остановились на точке ниже спины.

«Худовата, но девчонка с огоньком. Ясно, что ей надо не только устроиться в моем издательстве, но и…»

Станислав Михайлович подошел к ней.

— Никто не имеет права обвинять меня ни в чем. Это мое издательство, хоть всех своих родственников приму на работу. А мы с тобой и в самом деле не родственники, — устремил он пристальный каре-желтый взгляд на девушку. Она выдержала его, и в лице ее даже промелькнуло разочарование, когда Пшеничный отвел глаза, не подкрепив взгляд хотя бы прикосновением руки.

«Чего же надо ей?.. Стать моей любовницей? — не на шутку озадачила его Ксения. — Положим. Но я слишком хорошо знаю скандальный и алчный характер ее матери. Если вдруг что, хлопот не оберешься. — Ксения тем временем вынимала из шкафа книги, смотрела их, делилась мнением с Пшеничным, тот ей отвечал, но думал о своем. — А может, она решила меня с Ингой развести?.. И это не исключено. — Станислав Михайлович, слушая Ксению, очень внимательно разглядывал ее. — Недурна. Но я люблю с крутыми бедрами, эти новомодные унисексуальные девочки-мальчики меня не волнуют. Я предпочитаю по старинке — чтобы у женщины все было, что надо. И уж очень она напористая. Наверное, ждала, что я ей позвоню или заеду за ней после занятий. Не дождалась и решила взять инициативу в свои руки. Короче, вся в мамашу…»

Ксения поставила книгу в шкаф. От волнения у нее пересохло в горле, и она стала покашливать. «Черт, придется действовать самой».

— Ну так что, Станислав Михайлович? — теперь она устремила на него недвусмысленный взгляд.

— В каком смысле? — опешил он.

Ксения рассмеялась, покачала головой и села на диван, высоко закинув ногу за ногу.

— Станислав Михайлович, не сочтите за труд, подайте мне, пожалуйста, мою сумку, она в кресле.

Пшеничный вздрогнул, точно вышел из-под гипноза, взял сумку и подал ее Ксении. Она поблагодарила. Он сел рядом.

— Я закурю, — сказала Ксения, вынув из сумки сигареты.

— Может, коньячку за встречу выпьем? — спросил Станислав Михайлович.

— С удовольствием. Полагаю, что коньяк у вас отменный… Впрочем, как и все остальное…

Пшеничный, подойдя к бару, обернулся и встретился со взглядом женщины, которая знает, чего хочет.

«Заманчиво! Заманчиво… но… Нет, шалишь, девочка… Не в моем ты вкусе. Были и такие, как ты, и другие. К чему мне с тобой связываться? Только проблемы. Не дай бог, дойдет до твоей матери, тут же и Милена, и Зоя, и Инга будут в курсе. Зачем мне это? Хочешь прельстить меня своей невинностью. Да не нужна она мне. Тем более что после первого же соприкосновения ничего от нее не останется… если, правда, она еще у тебя есть».

Он разлил коньяк в рюмки и, предложив одну Ксении, вновь сел на диван. Она чуть пригубила коньяк и слегка подалась корпусом к нему.

— Станислав Михайлович, — искрились ее глаза, — так вы меня возьмете в свое издательство? Возьмете? — игриво приподнялись ее тонкие брови. Она придвинулась к нему еще ближе и, будто ей очень весело, сказала: — А я хочу вас поблагодарить за приглашение в «Коломбину». — Ее губы коснулись щеки Пшеничного. — Как вы пахнете… — прошептала она. — Какой это одеколон?.. — Губы опять коснулись его щеки и, как бы случайно, скользнули по его губам. Пшеничный не ответил. Ксения удивилась. Рассмеялась нарочито громко. И, растерявшись, сделала большой глоток из рюмки. Поперхнулась. Прикрыла рот ладонью.

Пшеничный одним глотком покончил с изысканным коньяком и сказал:

— Ты, Ксения, не из тех женщин, которым удается заполучить богатого мужа. Ты всю молодость будешь тщетно гоняться за преуспевающими мужчинами, недоумевая с каждым годом все больше и больше, отчего это менее красивые или менее умные отхватывают себе потрясающих мужей, а ты все на том же месте с теми же кандидатами: неудачниками, середнячками, ну и им подобными… Я вот тебе совет дам, потом спасибо скажешь. Мягче будь, женственнее, что ли… Завлекай, но не столь откровенно. Ты на меня не обижайся. Я тебя понимаю. Хочется стать вдруг богатой. Ты и подумала, Инга сумела меня развести с Зоей, так почему ты не сможешь? Чем ты хуже?!

Ксения отодвинулась от Пшеничного и презрительно рассмеялась:

— А вы много о себе воображаете, Станислав Михайлович. Ничего я такого не думала.

— Да ладно, мы же свои!.. Не из той ты породы женщин, которым преуспевающие мужья в руки даются. Ты слишком напористая, высокомерная, и хочешь прикинуться славной девочкой, да во всех твоих движениях, словах, взглядах чувствуется алчная женщина. Мужчины таких не любят. Ты скажешь, тогда откуда же берутся алчные жены?.. А просто те более ловкие, хитрые, более артистичные, талантливые, что ли… Признаться, я и сам до конца в этом вопросе не разобрался. А тебе на роду написано выйти замуж за середняка. Ведь никто не преуспел на поприще замужества — ни твоя мать, ни твоя тетка. Ну вышла она за меня, а удержать не смогла. Еще больше скажу, и Милене заказан завидный муж. Она такая же, как вы. Мать твоя слишком уж агрессивная по отношению к мужчинам, а тетка твоя, наоборот, какая-то апатичная, мечтательная. Милена же больше в твою мать. Но у нее, благодаря мне, будет другая судьба. На ней женится достойный мужчина, потому что она Пшеничная, потому что она моя дочь.

Вежина поднялась с дивана, едва сдерживая бешеную злобу на себя за свою неуклюжесть, на Пшеничного, который так легко разгадал ее хитроумный план.

— А я вам повторяю, что вы слишком уж вознеслись! — брызнув слюной, выкрикнула она. — Да на что вы мне? Старый, толстый, противный боров… Я действительно не избалована судьбой. Вы пригласили в дорогое кафе, я хотела только поблагодарить вас, поцеловать. Что же такого было в моем поцелуе?

Пшеничный почувствовал, что устал.

«Кто дал ей право кричать в моем кабинете? Оскорблять меня!.. Что она себе позволяет?.. Дрянь!..»

— Проваливай! — он злобно двинул рукой, точно подталкивая ее к двери. — Проваливай, маленькая дрянь!

У Ксении перехватило дыхание. Прерывающимся от гнева голосом она крикнула:

— Вы об этом очень горько пожалеете!

— Испугала! Иди уже! Тварь…

Ксения не помнила, как очутилась на улице. Ее шатало, точно крепко выпившую. Сквозь пелену бешеного гнева она разглядела скамейку. Села, но прийти в себя не смогла. Ей хотелось только одного: убить Пшеничного — немедленно, сейчас. Скрытая деревьями, она увидела, как Пшеничный вышел из издательства и сел в машину.

— Убить, убить гада!.. — шептала она.