Дневники Зевса

Отчаяние Реи. Подлог. Рождение Зевса

Вопреки распространенному мнению начало моей жизни было ужасным. Мой отец пожирал своих детей. Смертные чада мои, вы приходите в этот мир лишь для того, чтобы исчезнуть; вас неумолимо забирает та же сила, что и создала; вы обречены с первого своего крика; для вас любая радость бытия — построение планов, действия, любовь — постоянно омрачена неотвязной мыслью о том мгновении, когда на вас сомкнутся челюсти времени, — вот что нас сближает и помогает понять друг друга.

А потому не удивляйтесь, что я никогда не любил отца и неизменно судил о нем без снисхождения и симпатии.

Он помнил предсказание Урана и, наученный опытом своего преступления, не доверял никакой другой тюрьме, кроме собственной утробы; туда и решил он заключить потомство, которому было суждено свергнуть его с престола.

Едва у моей матери заканчивались роды и появлялся плод, Крон тут же хватал новорожденного, розового младенца, и проглатывал.

Так пятеро моих братьев и сестер — Аид, Посейдон, Гестия, Деметра, Гера — были проглочены один за другим, даже не успев увидеть свет.

Но в таком случае, скажете вы, зачем же Крон продолжал отягощать бременем свою супругу? Не благоразумнее ли было обойтись без жестокости и просто сдержать свои позывы к оплодотворению?

Смертные, дорогие смертные, вам ли спрашивать об этом? Разве мало среди вас таких мужчин и женщин, которые, не противясь желанию, отрекаются от его плодов еще до того, как те появились на свет, словно видят в них проклятие или предел, положенный их собственному существованию! Есть в них что-то от Крона-Сатурна.

Любой момент, который касается сущности жизни, естественным образом трагичен, потому что все во Вселенной рождается из взаимного, неудержимого притяжения двух сил, которые, соединившись, воспламеняют друг друга, создают третью силу и сгорают в ней. Но в то же время нет ни настоящей страсти, ни радости жизни, кроме как в подобном горении и ради него.

В этом и Число, и Судьбы; в этом они изначально и проявились.

Однако Крон, подобно вам, жаждал лишь беспрестанных радостей горения, но сам не желал сгорать при этом.

Ваши самые вдохновенные мудрецы говорили: «Того, кто принимает веления Судеб, боги ведут; того, кто отказывается, — тащат».

Моя мать, прекрасноволосая Рея, не одну эру прожила в страхе. Постоянно беременная, постоянно оплакивающая предыдущего ребенка и трепещущая за того, которого ей предстояло родить, она терпела объятия своего брата с ужасом и отвращением. И то, что она является владычицей мира, было ей тогда слабым утешением.

Вынашивая меня, мать обратилась за советом к Земле, и та соблаговолила узнать в жалобах своей дочери те же претензии, что предъявляла к собственному супругу.

Следует уточнить, что Гея значительно изменила свое отношение к Крону с тех пор, как он воцарился. Она упрекала сына за то, что тот плохо распоряжается властью, к которой она его вознесла, называла неблагодарным, потому что он, дескать, не всегда проявляет достаточное почтение к ней, хотя многим обязан. О тиранические матери, любящие в своих детях только самих себя, готовые на все, вплоть до преступления, лишь бы через них обеспечить свое превосходство, вы пытаетесь навредить своим детям, как только они ускользают из-под вашей власти! Сколько же агриппин в вашем роду!

Тем, что мне посчастливилось увидеть свет, я обязан ненависти матери к сыну.

Уловка, что подсказала Земля своей дочери Рее, может показаться не самой хитроумной; было дерзостью вообразить, будто столь грубый прием удастся.

Почувствовав, что роды близко, моя мать, закутавшись в покровы ночи, перенеслась на остров Крит и родила меня в глубине пещеры. Потом, утром, она отломила от горы огромный камень, обмотала его пеленками и, вернувшись домой, протянула сверток своему супругу, изобразив безутешную покорность. В тот момент мой отец, рассеянный из-за своих неудач, в который раз поносил циклопов. Он схватил спеленутый камень и одним духом проглотил, не заметив подлога.

Чтобы скрыть меня от глаз Крона, если у того вдруг возникнут подозрения, мать подарила мне возможность родиться в человеческом теле, которое ближе всего природе богов и которое позволяет раскрыться нашим дарованиям. Издали меня вполне можно было спутать с человечьим детенышем.

Итак, я был спасен. Велениям Судеб предстояло свершиться.

Позже, уже проявившимся богом, я никогда не забывал своего первого воплощения, всегда был отмечен им. Владыка богов, вольный явиться в любом обличье по своему усмотрению, я охотнее всего выбирал ваше, чтобы исполнить свои задачи, испытать свои горести и радости. Я бог человека, не забывайте об этом.