Дневники Зевса

Просьбы Прометея. Посещение Реи

За собой я оставил непосредственное управление землей и небом. Вскоре я сполна познал, каково это — быть царем. Со всех сторон меня обступали боги земли, животных и растений, они требовали распоряжений, законов, указаний. Но в первую очередь все ждали рецептов счастья, словно сама смена правления должна была сразу же предоставить лекарство от прежних недугов, а мое вмешательство — немедленно наделить каждого подлинным блаженством.

Мой кузен Прометей беспрестанно донимал меня прошениями. Этот запоздалый союзник был как-то особенно надоедлив.

— Человек. Думай о человеке, — твердил он. — Нынешнее состояние человека недостойно ни его, ни нас. Надо немедленно действовать на благо человека.

Какие же обещания успел раздать Прометей, чтобы вкладывать столько настойчивости в свои ходатайства?

— Никто, — отвечал я ему, — не заботится о состоянии человека больше меня. Но что толку наделять его возможностями, которых ты требуешь, пока не залечены раны земли и кругом царит разорение? Какую отраду, по-твоему, найдет человек в отравленных лесах и сожженных равнинах? Серпы, серпы! Конечно, ему дадут серпы. Но надо сначала, чтобы было что жать. А для жатвы нужен посев. Иначе люди только покалечат друг друга этими серпами. Пусть сперва моя сестра Деметра научит их распознавать пригодные семена.

Я не жалел сил, мотался из края в край, торопил Времена Года, богов рек и полевых нимф. Довольно скоро земля вновь стала большой гудящей стройкой, какой была, наверное, при Уране. Все природные силы участвовали в работе; даже нетерпеливому Прометею пришлось признать улучшения.

Но по мере того как дело продвигалось, я открывал для себя всю его необъятность и порой сомневался, что когда-нибудь доведу его до конца. Боги и прочие существа видели меня полным решимости и уверенности в себе; они верили в неисчерпаемость моей энергии. Но никто, кроме трех моих сестер, не мог и представить себе, какая тревога меня порой одолевала. Каждый вечер, намаявшись за день, я приходил к своим сестрам — единственным тогда богиням, близ которых мне хотелось скинуть бремя забот, признаться в своих страхах и не скрывать усталости. Их присутствие давало мне ощущение семейной безопасности, которой я был лишен в детстве.

А как же моя мать, наверняка спросите вы, что стало с моей матерью, прекрасноволосой Реей? Виделся ли я с ней и почему ее не было подле меня?

Конечно, я познакомился со своей матерью, это было моим первейшим желанием. Сразу после своего избрания я отправил к ней свиту из нимф, чтобы те доставили Рею на Олимп. Наконец-то я смог любоваться ее несравненным, отмеченным печалью лицом и пышными, теперь уже посеребренными волосами. Мы долго беседовали, но не поняли друг друга.

Моя мать жила тройной гордостью и тройным несчастьем. Ее гордостью было то, что она дочь царя богов, супруга царя богов и мать царя богов. А несчастьем, что на ее глазах был изувечен отец, заключен в оковы супруг и сожраны дети.

— Но ведь я уцелел благодаря твоей уловке, а теперь и все остальные твои дети вернулись к свету, так что радуйся, — сказал я ей.

— Прошлое ничем не стирается, — возразила Рея. — И ничто не заменит мне вашего детства. Я не могла воспитывать тебя и остальных своих детей, не видела ваших первых улыбок.

— Но мы же снова обрели друг друга!

— А разве это не боль — обрести друг друга так поздно, ведь мы и не должны были расставаться?

Я понял, что она богиня сожалений.

Она сожалела обо всем. Тосковала по чудесному детству в садах Атлантиды; охотно вздыхала о безумствах своей юности; сетовала о своем роковом браке; стенала о своей горькой участи супруги и матери. И вот теперь что-то в ней начинало сожалеть даже о Кроне; вернее, она сожалела, что Крон был не таким, каким мог бы быть.

Я не заметил, чтобы она слишком уж гордилась моей победой, разве только перед другими божествами. «Видите, — казалось, говорила она, — какого могучего бога я родила!» Мне же она сказала:

— Как я могу радоваться тому, что мой сын был вынужден ради спасения мира поднять руку на собственного отца?

Рея хотела, чтобы никто никогда не забывал: ее судьба была долгой чередой образцовых страданий.

— Матушка, — спросил я, — где бы ты хотела жить?

— На Крите, — ответила она.

Я был удивлен ее выбором, она казалась раздраженной моим удивлением.

— Разве это не то место, где я дала тебе жизнь, определив тем самым и твое будущее царство? Разве не там я исполнила важнейший труд ради будущего Вселенной?

— Значит, ты будешь проживать на Крите, матушка, и будешь там почитаема.

Перед расставанием Рея вспомнила, что у нее есть внуки, и пожелала с ними познакомиться. Я тотчас же позвал Муз, Мойр, Граций, прочее свое потомство женского пола и всех ей представил.

— Это Афина, моя старшая дочь, от Метиды; а это дочери от Памяти...

Рея грустно улыбнулась каждой.

— Думаю, — произнесла она, — что эти дети никогда не навестят меня. Оно и понятно: у всех своя работа. Но разве это не горько — жить в одиночестве, когда у меня такое многочисленное потомство?

Я не стал напоминать ей, что она сама выбрала себе место жительства; но и не побуждал переменить решение, о котором она уже сожалела. Прежде чем показывать себя хорошим сыном, мне надлежало быть хорошим царем. Ведь моя мать, злоупотребляя уважением к своей персоне, наверняка парализовала бы работу совета богов, говоря там только о самой себе.

Нимфы, к которым присоединились дельфины и тритоны, вновь составили кортеж, чтобы сопроводить Рею на Крит. С тех пор она безвыездно проводит там все свои дни. Она общается преимущественно с Амалфеей, и воспоминания составляют главную основу их разговоров. Воспоминания похожи на мясо, которое можно приготовить двадцатью разными способами: плоть все та же, но меняются ее вид, приправы и вкус.

Путешественникам моя мать долго рассказывает о своем одиночестве и о моих свершениях. Набожные люди воздвигли ей много храмов, а женщины повсюду чтили ее культ.

Однажды я сам удивился, неожиданно сказав:

— В сущности, я сожалею, что у моей матери такая натура, а не...

И тотчас же осекся, а потом попросил дочерей предупредить меня, если когда-нибудь начну походить на свою мать Рею.

Гестия — богиня домашнего очага.